– Э, вы же не пьяная, я надеюсь? – говорит он, когда я сажусь. – Потому что если пьяная, то я вас никуда не повезу. Мне еще только не хватало, чтобы у меня в машине подростка вывернуло.
– Не пьяная я, – бормочу я и тут же разражаюсь безудержными рыданиями.
– Эм… – говорит водитель и громко сглатывает, но я продолжаю реветь, так что он вздыхает и заводит машину. К счастью, всю дорогу он молчит, так что единственным звуком в машине остаются непрекращающиеся всхлипы и треск моего разбитого сердца.
– Кики! Ты так рано, – окликает меня мама, когда я захожу в дом.
Она торопливо выскакивает из гостиной, сияя от радости, и я даже испытываю некое удовольствие, наблюдая, как ее брови подскакивают на лоб, а потом хмурятся. Я рада, что она не получила той картины, что ожидала. Что мы с Джонасом не вошли в дверь под ручку. Что ее мечта о дочери, которая встречается с выскочкой-миллиардером, разлетелась вдребезги.
– Что случилось? Ты… ты что, плакала?
Я с трудом втягиваю воздух в легкие, и тот факт, что я даже дышать не могу, не дрожа и не грозя снова разрыдаться, злит меня еще сильнее.
– Это ты во всем виновата. Ты запихнула меня в эту идиотскую школу, чтобы исполнить какие-то свои амбиции, и я тебя за это никогда, никогда не прощу, – шиплю я. Из глаз брызгают горячие слезы, и я пробегаю мимо мамы, не обращая внимания на поднимающегося с дивана папу, взлетаю вверх по лестнице и со всей силы захлопываю дверь, чтобы дать понять, насколько я зла. А потом закрываю ее на замок.
Спустя несколько секунд в нее стучат, потому что, разумеется, мои родители не понимают – или не хотят понимать, – когда им дают знак «Оставьте меня в покое». Так что я делаю единственное, что могу, – я ору им именно это. Когда они продолжают стучать, я подчеркиваю сказанное, швырнув в дверь подушку от дивана. После этого, к счастью, стук прекращается. Вздыхаю с облегчением и разочарованием (уже готова была сорваться на них по полной программе) и очень драматично падаю на диван. Я ожидала, что продолжу рыдать, но в моих глазах, кажется, закончились слезы, что очень некстати, потому что все эти скользкие эмоции внутри меня никуда не делись.
С раздосадованным воплем отдираю себя от дивана, иду к столу, включаю ноутбук. Пока он заводится, время замедляется, сердце стучит по три удара в секунду или так мне кажется. Жму на ярлык «Героев Фронта» – и клянусь, эта игра загружается целую вечность. Пока жду, пишу Лиаму сообщение с телефона.
Кики: Прошу, дай мне все объяснитьКики: Все не так, как тебе кажетсяКики: Пожалуйста, ЛиамНикакого ответа. Приложение говорит, что он не был онлайн с 20:42, а это больше часа назад. Наконец-то загружаются «Герои Фронта», и я быстро открываю список друзей, чтобы найти его имя. Жму дважды и пишу сообщение.
Чувачел10: Хей. Это я. Кики. Я просто хочу все объяснить. Позволь мне хотя бы это.Нажимаю «Отправить», но мне отвечает незнакомый звук. Посреди экрана выскакивает табличка: «Вы не в списке друзей пользователя Дрожжебой. Сообщение не доставлено».
Дыхание перехватывает. Я не в списке его друзей? Да быть такого не может, я же… Осознание падает мне на голову, подобно наковальне. Он удалил меня из друзей в «Героях Фронта». У меня вырывается сдавленный всхлип. Я могла бы… я могла бы повторить трюк с Джонасом и найти его в бою, но что это даст? Он удалил меня из друзей. От этой мысли почему-то больнее всего, она выкручивает мои внутренности и опустошает меня.
Как во сне я выключаю компьютер и свет в комнате. Все, что я помню, это то, как, сгорбившись и подволакивая ноги, словно зомби, ковыляю прочь от стола и мешком падаю на кровать, не снимая платья и не умывая лица. Сил хватает только на то, чтобы завернуться в одеяло и превратиться в кулек, а потом провалиться в глубокий, измотанный сон. Может быть, когда я проснусь, все это окажется просто кошмаром.
Глава 20
Будит меня звонок моего же телефона. Сонно шарю рукой по кровати, но его там нет. Со стоном приподнимаюсь, утираю дорожку слюны с лица и сонно моргаю. Боже, сколько времени? Через щель в занавесках не видно света, так что где-то середина ночи. Пару секунд я сижу на кровати, глубоко озадаченная. А потом воспоминания накрывают меня резкой и болезненной волной. Весенняя дискотека. Речь Джонаса, сорвавшая с меня маску Чувачела10. Обида и боль от предательства на лице Лиама. Ахнув, я поспешно вскакиваю с кровати, только чтобы запоздало вспомнить, что я все еще в мамином платье-рыбке, которое стискивает мои бедра и отправляет меня в максимально неуклюжий полет на пол.
– Ай! – Кое-как поднявшись обратно на ноги, я ковыляю к дивану, где мой телефон обнаруживается провалившимся в щель между сиденьями. Жму на зеленую кнопку, как ненормальная. – Лиам? Лиам, я так рада…
– Э, не угадала.
– А? – Убрав трубку от экрана, я щурюсь от обжигающе яркого света экрана, ввинчивающегося в мои зрачки. Оказывается, это видеозвонок. И как я не заметила? Мозгу требуется некоторое время, чтобы обработать картинку. – Шарлот?
– Привет, сестренка! – Она машет мне рукой. – Как дела?
Хоть мы последние несколько месяцев и трепались постоянно в ватсапе, по видеосвязи мы с Шарлот не созванивались с… да никогда.
– Э… – Опять моргаю, пытаясь прогнать из головы последние остатки сна. – Сколько времени? – Ткнув в экран телефона, открываю часы. – Блин, почему ты звонишь мне в три часа ночи?
Шарлот смущенно улыбается:
– Если тебе так легче, у нас тут полдень. – Она показывает на ослепительно-голубое небо у себя за спиной.
– Нет, не легче, спасибо. – Сжимаю переносицу в пальцах и жмурюсь.
– Ну и Джордж сказал, что если ты спишь, то телефон у тебя будет на беззвучке и мы тебя не разбудим. – Шарлот переводит телефон на Джорджа, который машет мне с такой же извиняющейся улыбкой.
– Джордж ошибся, – сухо говорю я.
– Да, это мы уже поняли. Хотя тебе и правда стоит ставить телефон в беззвучный режим, прежде чем ложиться спать, – журит меня Шарлот.
Я вздыхаю:
– Зачем звонишь-то? Не то чтобы я не рада тебя слышать, но почему в три ночи?
Лицо Шарлот становится серьезным.
– Ну, допустим, мне звонила Элеонора. Точнее, сначала она звонила Джорджу, но так как он в это лезть отказался, она позвонила мне. Угрожала дальше начать звонить маме, если мы с тобой не разберемся.
От упоминания Элеоноры в грудь вонзается острое и беспощадное чувство вины.
– О боже. – Я со стоном закрываю лицо рукой, вспоминая все те гадости, которые наговорила ей накануне. – Элеонора в порядке? – выдавливаю я.
– А почему бы ей не быть в порядке?
Ищу в голосе Шарлот сарказм, но не нахожу. Мне так стыдно, что я едва могу говорить:
– Я ей вчера такого наговорила. На меня столько всего вывалилось, что я не выдержала и сорвалась на ней.
– Да, она сказала, что твое поведение оставляло желать лучшего.
Это так похоже на Элеонору Рузвельт, что я фыркаю, но это каким-то образом открывает путь слезам, и к своему ужасу я понимаю, что опять всхлипываю.
– Ох, Кики! – ахает Шарлот. – Сестренка, мне так жаль. Ты в по… тьфу ты, да что это я, ежу понятно, что ты не в порядке. Но все будет хорошо, я тебе обещаю, все будет хорошо.
Теперь я чувствую себя еще более виноватой. Я не рассказывала про травлю Шарлот, хотя у меня не было никаких причин скрывать это от нее, а она вот звонит мне, и поддерживает, и вообще. Умудряюсь выдавить сквозь слезы:
– Не будет! Как что-то вообще может быть хорошо? Ты даже не знаешь, что я натворила. И что обо мне в интернете пишут…
Взгляд Шарлот холодеет.
– Да что ты? Это ты мне говоришь, что ничего хорошо не будет? Мне? Забыла, что было в прошлом году?
– Ах да. – Это вызывает у меня слабый смешок. Должна признать, прошлым летом Шарлот прилично досталось, когда буквально вся нация провозгласила ее коварной вертихвосткой, гоняющейся за деньгами.
– Ага, вижу, память к тебе вернулась. Я тебя умоляю, ты практически говоришь с Моникой Левински. Меня уже ничто не проймет. – Шарлот с усмешкой отбрасывает волосы за плечо. – И я тебе говорю, что все наладится. Ты справишься, потому что ты крутая девчонка. Ты мне помогла с моей катастрофой, я помогу тебе с твоей.
– Но ты же даже не здесь! – вою я. Когда у Шарлот вся жизнь рухнула, она жила у меня дома, так что я могла буквально подбирать ее с пола и пихать ей в рот еду, пока она не начала напоминать человека. А я одна. Уа-а, бедная я несчастная.
Шарлот сочувственно улыбается:
– Это правда, но, эй, звони мне в любое время, а я буду постоянно звонить тебе и виртуально держать тебя за руку, идет? Можем вместе посмотреть Нетфликс и поесть вредной еды, если тебе это поможет. Кики, я знаю, сейчас тебе кажется, что тебя ненавидит весь мир, но поверь мне, все это пройдет. Что бы о тебе ни говорили, в глубине души ты знаешь, что они неправы. Только тебе известно, что внутри тебя. Не позволяй им победить себя, сестренка. Только не так.
От этого мои глаза только сильнее наполняются слезами, потому что, боже, эти несколько месяцев я так старалась не дать #ЧумнойКики сломать меня. Но люди продолжали звать меня ненормальной, а я продолжала врать Лиаму, и все это пошатнуло мою самооценку.
– Как же мне не нравится то, кем я стала. – Слова вырываются удивленным шепотом, и я внезапно понимаю, что это чистая правда. Я вообще себя не узнаю. Кто эта девчонка, которой так важно, что о ней думают? Которая врет лучшему другу? Которая срывается на друзьях и родителях вместо того, чтобы поговорить с ними?
– Ох, Кики. Я знаю. Я тоже себя ненавидела тогда. Но ты помни, пожалуйста, что до того, как на тебя все это свалилось, ты себе нравилась, так ведь? Потому что я знаю тебя, и я знаю, что ты замечательная.