ва разжимает их. О чем он думает? Закрывает глаза. Мой желудок бунтует. Меня мутит. Мне хочется выбежать отсюда прочь.
Но тут Лиам открывает глаза, и в них нет злости. Только боль. Он смотрит на меня с таким искренним сожалением, что у меня наворачиваются слезы. Кивнув мне, он одними губами говорит:
– Прости.
Внутри меня словно надули воздушный шарик. Я готова улететь отсюда прочь, и у меня, наверное, даже получилось бы. Кивнув ему в ответ, я сдерживаю желание расплыться в огромной улыбке. Я еще не закончила с презентацией. Откашлявшись, я продолжаю:
– И если вы думаете, что такое бывает только онлайн, то я вас удивлю. – На экране появляется следующий слайд. – Вот скриншоты сообщений, которые я получила в реальной жизни, от людей, которых знаю лично. От моих дорогих одноклассников. – Киваю на них, удовлетворенно отмечая, что многие ерзают и краснеют от стыда. – Замечаете фишку? Везде стоит хештег #ЧумнаяКики. – Поворачиваюсь к мистеру Тану: – Это меня здесь так прозвали. За то, что я посмела поспорить с идеями Джонаса, когда мы обсуждали проект.
Мистер Тан выглядит пораженным. А может, это он так злится? Не пойму. Быстро возвращаюсь обратно к презентации, пока он не перезагрузился и не попытался меня перебить.
– А вот, кстати, как наш проект видел Джонас. – Вывожу на экран скетч Джонаса с его карикатурной фигуристой женщиной и огромными пистолетами. – Мне надоело, что все женские персонажи в играх обязательно должны быть сексуализированы донельзя. Но за это мнение меня прозвали чумной.
Джонас так низко съехал по стулу, что, кажется, вот-вот с него свалится.
– Вы скажете, а чего такого, ну назвали девчонку чумной, но, заметьте, это стало частью моего образа здесь. Школа стала для меня небезопасным местом, потому что как только у меня начинались настоящие проблемы, никто не хотел меня слушать, ведь я же чумная! Ненормальная! Не хочу быть девушкой Джонаса? Ненормальная. Высказываю мнение на уроке? Ненормальная. – Мой голос становится громче, настойчивее, злее. – Я чумная просто за то, что я самостоятельный человек. – Мои слова с силой звенят в ошарашенной тишине класса. – А теперь давайте поговорим о Джонасе. – Я перевожу взгляд на него, и он буквально вздрагивает. – Идеальный парень, который так романтично сравнил нас с настоящей историей про врагов-любовников. Так вот, знаете, что? Иногда люди становятся врагами, потому что один из них издевается над другим, чем Джонас и занимался, пока не узнал, что Чувачел десять – это я, и не решил, что было бы прикольно со мной встречаться. Я ему прямо сказала, что он меня не интересует, но я же Чумная Кики и меня можно не воспринимать всерьез, так? Все мои «нет» – это лишь препятствия, которые Джонасу нужно преодолеть. Так вот, знаешь что, Джонас? Пошел ты.
Все дружно ахают, а мистер Тан начинает вставать со словами: «Так, юная леди, достаточно…» – но Зоэлль, Трисс, Пейшан и Клодия вскакивают быстрее и выстраиваются перед ним, разделяя нас защитным барьером.
Джонас тоже поднимается со словами: «Да это бред собачий!» – но Лиам за секунду оказывается перед ним.
Джонас фыркает:
– Отошел.
Лиам качает головой:
– Не-а.
Моя голова чуть было не разлетается на миллион счастливых осколков, потому что, боже мой, Лиам заступается за меня! Вполне буквально, кстати.
– Ты меня не остановишь. – Джонас пытается оттолкнуть Лиама с дороги, но тот продолжает преграждать ему путь, отказываясь шевелиться.
Мне приходится повысить голос, чтобы перекричать поднявшийся шум:
– Про всю эту травлю я рассказывала директору Лину, но мне сказали, что это все пустяки, просто прикол, что мне стоит чувствовать себя польщенной, ведь Джонас проявил ко мне интерес. Вот она, вся правда о «Синфе» и людях, которые ей управляют. Почему мы позволяем всему этому твориться? Полагаю, школе гораздо проще заставить затравленную девушку молчать и научиться терпеть, но мне надоело прятаться. Мне надоело проглатывать свою злость и притворяться, будто все в порядке. Я человек, и прав у меня столько же, сколько у остальных, и молчать ради комфорта мужчин я больше не буду!
Тишина. По спине, словно муравей, пробегает капля пота. Я сглатываю. Ну, я попыталась. Теперь осталось только уйти, и…
Кто-то начинает хлопать в ладоши. Лиам. К нему присоединяются Пейшан, Зои, Трисс и Клодия. Даже не успеваю понять, что происходит, как аплодисменты подхватывает остальной класс. Присоединяются не все, но их достаточно, чтобы глаза защипало от слез.
– Это беспредел! – кричит мистер Тан.
Эта презентация и честное провозглашение моей правды словно что-то освободили внутри меня. Я чувствую в себе силу. Я словно бы снова нашла ту, прежнюю, уверенную себя, ту, которая не боялась давать отпор. Так что я не удерживаюсь от вопроса:
– А вы вообще слушали, учитель?
Мистер Тан буквально становится красного цвета. Еще ни разу такого не видела на живом человеке. Пора уходить.
Но прежде, чем я успеваю развернуться, я вижу, как ко мне идет Лиам, и он улыбается так широко, что от этого светится все его лицо. Мое сознание рассыпается тысячей чирикающих мыслей. Он протягивает мне руку. Не до конца понимая, что делаю, я кладу свою ладонь в его. Держаться с ним за руки ощущается так правильно. Я словно бы вернулась домой. Пейшан, Зоэлль, Трисс и Клодия выходят из класса вместе с нами, а за ними и еще несколько ребят.
Снаружи я вижу, как ученики толпятся у окон своих классов, таращась на нашу маленькую процессию. После секундной паники я вспоминаю, что Сара Джессика, ужасающий маленький гений, не только взломала компьютер в нашем классе, но и всю школу, так что мою презентацию видели по всей «Синфе». К системе оповещения она тоже подключилась, так что мою сопутствующую речь все тоже слышали в режиме реального времени. В моих мечтах вся школа вставала на уши и все выбегали из классов, чтобы меня поздравить, но это «Синфа» и тут такого не бывает. Вместо этого все молча смотрят, как мы идем мимо, но то здесь, то там я вижу, как девочки показывают мне большие пальцы, кивают, подмигивают или одними губами говорят «молодец», так что мое настроение улетает в небеса. Могу только надеяться, что моя честность зажгла в них огонь. Хотя бы маленький огонек для начала, но я верю, что со временем он будет расти и все больше и больше девочек начнут высказывать свое мнение, а другие – их поддерживать.
– Какого черта здесь происходит? – гремит директор Лин, идя по коридору. Он идет прямиком ко мне, и все внутри испуганно пищит, но я, не дрогнув, остаюсь на месте, твердо стоя на ногах. Тяжело дыша, он останавливается в паре шагов от меня. – Сколько лет работаю директором, – плюется он, – я никогда еще – никогда! – не встречал такой безобразной, непослушной ученицы. Исключена!
Какой-то части меня хочется дрогнуть, опустить взгляд и извиниться. Наверное, традиционная азиатская привычка уважать старших, что бы они ни делали, до сих пор жива во мне. Но я выросла. Я могу избавиться от вредных установок, которые мне внушили. Я самостоятельный человек. Вскинув подбородок, я не дрогнув смотрю директору Лину прямо в глаза.
– Вы не можете меня исключить.
– Чего? – Он фыркает. – Еще как мо…
– Потому что я ухожу. Мои родители сегодня утром направили заявление о переводе вместе с официальной жалобой.
В его глазах мелькает удивление, но он быстро приходит в себя:
– Ну что же. Скатертью дорожка.
– Я тоже ухожу, – говорит Лиам.
Мы все ошарашенно смотрим на него. В том числе и я.
– Лиам… – говорю я одновременно с тем, как директор Лин восклицает:
– Что?
– И я ухожу, – выкрикивает кто-то в толпе.
Море учеников расступается, открывая нашему взору хрупкую фигурку Элеоноры Рузвельт.
Вот теперь-то директор Лин бледнеет.
– Элеонора, – шепчет он. – Стойте…
– Уже сказала родителям, и они согласны, – весело сообщает она. – Они, честно говоря, были в шоке от того, какая тут из-за вас опасная атмосфера.
Я обвожу рукой десятки направленных на нас телефонов.
– В соцсетях будет множество видео обо всем этом. Презентацию свою я тоже загрузила в интернет, так что все теперь точно знают, что тут произошло. Подозреваю, в ближайшее время вы потеряете еще немало учеников.
– Ну и… и ничего страшного, к нам стоит огромная очередь…
Мне не очень хочется слушать его лепет. Усмехнувшись ему в последний раз, я разворачиваюсь на каблуках и широким шагом выхожу из школы вместе со своими друзьями.
Оказавшись за воротами, мы останавливаемся и смотрим друг на друга с очень четким «Что только что произошло?» в глазах. Повисает тяжелая тишина. Потом кто-то хихикает, и плотину прорывает. Мы все начинаем хохотать, но даже несмотря на смех, у меня на глаза наворачиваются слезы, а все тело горит огнем.
– Неужели мы правда это сделали? – кричит Элеонора Рузвельт.
– Ребята… – Мне приходится сделать паузу, чтобы сглотнуть ком в горле. – Поверить не могу, что вы пошли на это ради меня.
– Ну ты не перегибай, – ворчит Пейшан. – Не только ради тебя. Я на это пошла в протест всем тем годам сексизма, которые мне пришлось терпеть в этой дыре.
– И то верно. – Я со смехом утираю глаза.
– И что теперь? – спрашивает Сара Джессика.
– Ну, мы только что ушли из школы, – говорит Зоэлль. – Так что, видимо, пошли домой?
– Ну уж нет! У меня еще адреналин не схлынул, – возражает Элеонора Рузвельт. – Если я сейчас пойду домой, от меня там будут одни проблемы. Пошли есть торт и отмечать!
Я улыбаюсь:
– И я даже знаю подходящее место. – Лучшего способа показать «Синфе» средний палец, чем пойти в «Кейк Хо» в школьной форме, и не придумаешь.
Показываются телефоны, все вызывают водителей.
Прочистив горло, Лиам спрашивает:
– Хей, можно тебя на секунду?
Все мое тело превращается в один сплошной пульс. Каким-то образом умудряюсь ответить:
– А, да, конечно.
Отходим от остальных, и нам вдогонку летит театрально громкий шепот Элеоноры Рузвельт: