ысленные в настоящем конкретном случае, не приводящие к удовлетворению, напор усиливается, но усилия напрасны, и вот — виновны ль мы, коль хрустнет ваш скелет…
Может быть, этот верблюд считал себя человеком. Во всяком случае, он умер как человек, подвергшись человеческой казни.
46
Ждали до оговоренного срока и даже больше того, и наконец решили отчалить. Но не отошли еще далеко от берега, как двое вышли из леса. Кричали, махали руками, а их и без того сразу заметили.
— Можете не поверить, но меня просто отпустили, — говорил солдат Аш. — Сперва заперли под ключ, потом допрашивали. Камень, естественно, отобрали. Причем допрашивали хитро. Во-первых, соврать перед ними невозможно, — сразу видят и звонят в колокольчик, чтоб слов не тратить. Потом, бывает, что только начнешь отвечать на вопрос, и тормозишь, естественно, при этом, чтоб если не соврать, то хотя бы не сказать лишнего. Тогда один из них — желтый, разумеется, мундир, — сразу оборвет, как бы от нетерпения, и, с улыбочкой этакой, все говорит сам. И оказывается, все им без меня известно — и как наша лодка называется, и сколько нас, и куда плывем, и как зовут каждого. Единственное, в чем они ошибаются, это в том, что отшельник Хо двенадцатый — это у них не один человек, а два. Спрашивали, не собираются ли два двенадцатых в споре урегулировать этот вопрос. «Нет, не собираются», — говорю, и колокольчик не звонит на мои слова, потому что это чистая правда. «А как отличаете ваших отшельников друг от друга?» — «Очень просто, — говорю, — один из них чернобородый, другой — рыжебородый». — «Ну, это не по правилам», — они говорят. В этот момент пришел еще один, у него была какая-то бумага на мой счет. Он показал им эту бумагу, и меня отпустили. Без слов и условий. И камень вернули, что самое главное.
— И они теперь знают, где стоит наш «Орел»… То есть, где стоял? — тревожась, спросил Фа.
— Если знают, то не от меня, — сказал Аш. — Когда я от них вышел, — продолжал он, — то заметил, что за мной увязался хвост. Нужно было оторваться, и тут оказался на пути тот знакомый подвал, «Три плюс восемь», где кормят колбасой. Я спустился туда, взял колбасы, пива — серые ведь не догадались покормить на дорогу — управился быстро, потом спрашиваю хозяина — хозяин тот самый еще, ничего ему не сделалось — спрашиваю его, где тут у вас второй выход, а лучше — третий. Он, я думаю, вспомнил меня. «У нас где вход, там и выход», — говорит. Я ему — «А если подумать?» В общем, вылез в окно — в другой стороне двора, там прошел, заслонившись сараями, ну и дальше можно было уже не скрываться. Но когда вышел из города, мне показалось, что все-таки кто-то идет следом.
— Это был я, — сказал человек Ю. — И моя история будет короче. В храме я встретился с людьми, потом с другими людьми. Мы поговорили.
— О чем? — спросил Фа, потому что Ю, кажется, не собирался продолжать.
— Если мои серые-желтые и его люди в храме — одна шайка, — сказал Аш, — то не он ли и выложил им все, что они про нас знают? — сказал солдат, бросив взгляд на человека Ю. — Я, кстати, спрашивал его об этом по дороге. Он отпирался, но звоночек звонил при этом.
— Нет, не звонил звоночек, — сказал человек Ю, — и не все ли равно, если нас снова шесть.
47
— А точно ли правильно мы делаем? — спросил Бе пятый.
— Правильно, — с уверенностью сказал отшельник Хо.
Фа четвертый положил руку на рычаг руля.
Вышедший на открытую воду «Четвертый орел» повернул вглубь залива, туда где брала начало Вторая Глубокая.
Когда отплыли уже на порядочное расстояние, на берег вышел человек и стал махать чем-то белым.
— Не нам ли он машет? — спросил Бе. — И если нам, тогда не вернуться ли?
— Нас уже есть здесь шесть человек, и седьмой нам не нужен, — сказал отшельник.
— Он машет не нам, — сказал солдат Аш. — Если бы он махал отходящей лодке, он бы кричал и подпрыгивал, а он машет, словно сигналит кому-то.
И точно: от мыса на противоположном берегу залива отчалила большая лодка, и шла на веслах — четыре пары весел. Скоро стало понятно, что восьмивесельная направляется к месту, где ждал ее человек, вышедший из леса.
На «Орле» в это время уже ели колбаски, принесенные из подвальчика, и запивали пивом из фляги — не такой большой, как хотелось бы.
Пиво еще не кончилось, они вошли в реку, меняя попутные ветры озера на ее быстрое течение.
48
Река Вторая Глубокая была также и широкой. «Четвертый морской» плыл по ее течению.
На корме — там, где руль, — сидел солдат Аш.
У правого борта дремал отшельник Хо (рыжебородый), а отшельник Хо (чернобородый) был рядом, продолжая в своей голове процесс непрерывного воздвижения мысли.
Мастер Бе на носу лодки играл сам с собой в кости.
Двое были в каюте, откуда доносились негромкие голоса и время от времени — смех.
У входа в каюту Эф третий, присев на корточки, заглядывал внутрь. В каюте было темно.
— Что сомневаешься, заходи, — услышал он голос, который был искажен толи от странной гулкости помещения, то ли от другой причины, и поэтому неузнаваем.
— Да, можно заходить, — подтвердил другой голос. И словно подразумевалось при этом, что только что было нельзя и вот, стало можно.
«Нужно мне их разрешение», — подумал Эф третий.
— Какой-то он сердитый, — сказал один голос другому, затем послышался смех.
Третий почувствовал, как кровь приливает к голове — до звона в ушах. Он всматривался в темноту, но не видел там ничего реального, а только то самое, виденное уже однажды, странное место с зеркальными стенами. Видение было четче, чем в прошлый раз, отраженные в зеркалах фигуры различались ясно. Действительно, одной из них был он сам, другой — его вечный соперник, Фа четвертый. Отражения кружились в зеркалах, блестели клинки. Какой-то быстрый выпад противника Эф не заметил, так же, как и его двойник в зеркале, который упал с ножом в груди по самую рукоятку, это было последнее, что увидел Эф, перед тем как все пропало.
В темноте засмеялись — два голоса, или, может быть, несколько.
Выругавшись про себя и, также про себя, плюнув, Эф перебрался на нос, где стал играть в кости с мастером Бе. Они играли, и темные, а также мудрые мысли не задерживались в их головах.
49
Солдат Аш, который сидел на корме, поднял тревогу.
Он заметил вдалеке восьмивесельную лодку — ту самую. Естественно было предположить, что это была либо погоня, либо преследование, — отшельник Хо (чернобородый) настаивал на том, что есть существенная разница между этими двумя вариантами.
Четверых поставили на весла, чтобы грести, хотя понятно было, что на четырех от восьми не уйти. Восьмерка, однако, не собиралась догонять — два раза «Четвертый» останавливался у берега, и она останавливалась тоже, оставаясь на равном отдалении.
Река делала поворот, и за поворотом обнаружился длинный остров, прижатый к правому берегу. Солдат направил лодку в узкую протоку. Весла подняли, вынули из уключин. Ветки кустов царапали по бортам. Эф третий работал веслом как шестом, и Фа четвертый тоже — со своей стороны.
— И что теперь? — Третий перешагнул через борт, через заросли кустов и травы пробрался на другой берег острова и успел, укрываясь за ветками, увидеть, как мимо проплывает восьмивесельная.
Нос ее был украшен головой крокодила.
Лодка несла на себе десять человек, из них были восемь гребцов, рулевой и еще один, который, завернувшись в плащ и вытянув ноги, сидел в низком кресле — впереди, но спиной к движению.
Четыре гребца по левому борту были не видны третьему, а из шести человек, доступных взгляду, было три бородатых, три безбородых, четыре темноволосых и один рыжий.
50
Пройдя по протоке — которая почти на всем протяжении оказалась достаточно широкой, чтобы идти на веслах, — вышли на открытую воду. Впереди река разделялась на два рукава. У входа в правый на обрывистом берегу был заметный издали знак в виде красного треугольного щита острым концом вниз. А выше стрелки, подгребая веслами против течения, стоял «Крокодил».
— На красный плыть нельзя, там пороги, — сказал солдат Аш.
— И с «Крокодилом» не тянет встречаться, — сказал Фа четвертый.
— Долго обсуждать вопрос тоже нет времени, — заметил Эф третий.
Названный «Крокодил» тем временем медленно стал отплывать вверх по течению, освобождая дорогу.
— Тогда вперед! — Эф и Фа налегли на весла, выводя лодку поперек стремнины. Солдат уступил свое место за рулем отшельнику и перешел к третьему веслу. Бе пятый стал пробираться вдоль борта к четвертому, чтобы составить пару солдату.
Толчок, и он полетел в воду. Лодка стала разворачиваться кормой вперед вокруг подводного камня, оказавшегося под правой скулой.
Солдат поспешил протянуть весло упавшему, но пятого уже отнесло течением.
— Табань! — закричал солдат.
Эф и Фа налегли на весла. Лодка сошла с камня. Несколько гребков (точным числом — восемь), и пятый, уцепившись за протянутое весло и следом — за руку, вскарабкался на борт.
— Водичка теплая? — поинтересовался солдат.
«Четвертого морского» уже вынесло на стрежень. Эф и Фа не могли выгрести против течения, каменный обрывистый берег не давал возможности пристать. Поверхность воды вся была в мелких завитках пены. «Как шкура молодого барана, — пришло сравнение третьему, — как шкура ягненка такой специальной породы, шкура ягненка, из которой делают шапки, высокие такие шапки, овечья такая шкура…» Он силился вспомнить название овечьей породы и не мог. Лодка прошла поворот, впереди открылся порог, и в уши ворвался шум ревущей воды, оглушая.
— Я ошибся, — сказал человек Ю, и за шумом только Фа и Эф, бывшие рядом, могли его слышать. — Я ошибся. Наша история — это не история о путешествии. Это история о камнях, которые сперва собрали в горсть, а потом бросили.
Нос лодки резко пошел вниз. Весло дернулось в руках третьего, задев лопастью камень. «Четвертого» развернуло в струе и несло бортом вперед. Отшельник Хо (чернобородый) с поднятыми вверх руками издавал странные звуки, словно смеялся. Эф и Фа работали веслами, пытаясь выровнять судно, но в потоке воды оно рухнуло вниз, ударившись днищем о камень, раздался треск. Хо (рыжебородый) проснулся от удара, а чернобородый в тот же момент заснул — применительно к ситуации правильней было б сказать «потерял сознание». Лодку влекло по камням, разламывая на части.