Двое вышли из-за угла в месте, где только что прошли четверо, и там, где за мгновение до того не было никакого прохода.
Последний в четверке почувствовал движение за спиной.
— Да, да, подождите немного, — сказал господин Че, а солдат Аш первый поднял автомат.
Господин Че подошел ближе и протянул вперед руку ладонью вниз, показывая свой длинный ноготь на мизинце.
— Жив бог! — Из четверки выступил вперед Му второй и продемонстрировал свою подбритую бровь на лице, указав на нее пальцем.
— Радуйся! — Господин Че раскрыл рот в улыбке, показывая свой черненый зуб.
Второй повернул лицо, чтоб стал виден его знаменитый профиль.
— Сядем, — предложил господин, и все сели, расстелив на полу одеяла.
— Нас двое, вас четверо, — сказал господин Че и замолчал, обводя взглядом сидящих, словно считая головы.
Никто не возразил против очевидного.
— Нужно, чтобы нас было поровну, и разойдемся.
— Кто-нибудь хочет? — спросил Эф третий.
Никто не отозвался.
— Вот видите, — сказал третий, — вас двое, нас четверо, а четыре на два не делится.
— В данном конкретном случае, — уточнил Бе пятый.
— Нам нужен этот человек, — господин Че показал рукой на человека Ю, — остальные могут идти.
— У меня на этот счет другие инструкции, — произнес второй.
— Могу объяснить, — сказал господин Че. — Будет война, и этот человек нужен. Дело особой важности.
Он поднял руку и сделал особый жест, замысловатым образом сложив пальцы.
— Я знаю. — Второй повторил жест господина, добавив к нему короткое движение другой ладони. — Вы нашли край и угол, но это только часть.
— Если это и часть, то ее достаточно.
— У меня встречное предложение. Присоединяйтесь к нам и вместе дойдем до конца.
— У меня приказ. — Господин Че отрезал ладонью.
Третий, не меняя положения тела, протянул руку и, нашарив кобуру на поясе человека Ю, потянул оттуда револьвер. За спинами пятого и второго его движение не должно было быть заметным тем, кто сидел напротив. Делая вид, что усаживается поудобней, он вынул оружие из кобуры и положил рядом с собой на пол.
— У меня тоже приказ, но то, что я делаю, я делал бы и без приказа, — сказал второй.
— Вам известно, что это такое? — Господин Че прикоснулся к автомату в руках первого.
— Неужели вы будете стрелять? — недоверчиво спросил второй.
— Как говорится, стрелять на поражение, — наклонил голову господин Че и хлопнул солдата по плечу.
— Служба моя такая — убивать, — сказал солдат и выстрелил одиночным поверх голов.
Третий схватил револьвер, взвел курок и направил ствол на солдата. — Руки на землю! — И в то же мгновение понял, что солдат будет стрелять, ствол автомата в его руках пошел вниз и дернулся, выпуская первую пулю. В то же мгновение третий нажал на курок. Удар отдачи слился для него с ударом пули, попавшей в грудь.
Эф третий опустился на землю, успев увидеть, что и солдат тоже ранен, но продолжает стрелять, заваливаясь набок — неизвестно, живой еще или уже мертвый, — и что валятся, пораженные десятком пуль, Му второй, и Бе пятый, и человек Ю.
Последнее, что он увидел — уже с закрытыми глазами, сквозь веки, — как проползает поперек коридора — из стенки в стенку — толстая, неизвестной длины, туша. Короткие ножки топорщились по бокам, не доставая земли. Шкура отсвечивала медным блеском. Лабардан лабиринта.
133
— Смерти нет, — сказал издалека чей-то голос.
Эф третий медленно повернулся на правый бок и открыл глаза. Приподнялся и сел, прислонившись к стене. Чувствуя слабость в теле — а еще бы не чувствовать.
— Смерти нет, — повторил Бе пятый.
— Странно же, — задумчиво произнес Му второй, — были пули, были выстрелы…
«А где человек Ю?» — с тревогой подумал Эф третий. Он огляделся. Второй и пятый сидели на одеялах, скрестив ноги, а человека не было видно ни вблизи, ни в темноте коридоров.
— По твоей теории так быть не должно, — продолжал второй. — Пули пролетели бы мимо, палец сломался бы на курке — такое я бы понял. Но ведь мы были натурально убиты, а откат событий ведь не предусмотрен, если я правильно представляю.
— Почему нас только трое? — спросил третий.
— Смотри, — продолжал второй, он оттянул одежду на груди, где видны были три пулевых отверстия. — Пули есть, три дырки, и две выходных на спине, — он повернулся к пятому спиной, — ты видишь?
Пятый кивнул.
— Пули есть, а нас нет, — как это может быть? — спросил второй.
— Мы есть, а пуль нет, — поправил его пятый. — Но это в данном конкретном случае одно и то же, я тебя понимаю.
— А что скажешь по сути?
— Мы разберемся с этим, — пообещал пятый. — Мысли у меня уже есть.
Третий потрогал рукой у себя на груди, наклонил голову и посмотрел. Две дырочки, одна так себе, другая напротив сердца. Он спокойно, даже с некоторой долей равнодушия отнесся к этому факту, но что-то телесное возмутилось внутри. Борясь с дурнотой, поднялся.
— А Ю восьмой, куда он делся?
— Книгу, где все написано, я еще не дочитал до конца, — продолжал пятый.
— Где восьмой? — Третий схватил пятого за плечо и сильно встряхнул.
— Он ушел с двумя. — Пятый поднял голову.
— А вы просто смотрели?
— Мы были еще не в полном сознании, — сказал второй.
— И, по-моему, его никто не заставлял силой, — добавил пятый, — а останавливать — это еще раз лечь трупом у них на дороге.
«Что ж, никто никому ничего не обещал», — подумал третий.
— Давно ушли? — спросил он.
— Здесь трудно судить о времени, — сказал пятый, — но, наверное, сразу перед тем, как ты проснулся.
— Гадство какое, — сказал третий.
— Хочешь вернуть его обратно? — Второй протянул третьему флягу с вином.
— Если человек сам решил, так это его дело. — Третий отхлебнул из фляги и сел. Отломил от лепешки, отрезал кусок сыру. «Если бы у меня была чашка синего фарфора, — подумал он, — я разбил бы ее об стену, и она разлетелась бы на мелкие кусочки». Он представил себе эту картину, сжимая и разжимая руку — не ту, в которой держал ломоть хлеба, а другую, — и внутри отпустило.
— Я не знаю, — вслух размышлял второй, — но мне кажется, что нам будет не хватать ушедшего. Есть, можно сказать, разные люди, что-то дано одному, что-то другому. И тот, кто ушел, — у него было свое место среди нас, своя сила… Не случайно дверь в лабиринт открылась тогда, когда он появился.
— Ерунда, — буркнул третий.
«Мог бы, по крайней мере, дождаться, пока я приду в сознание, — думал он, — тогда какого-нибудь знака или взгляда хватило бы… А для чего, собственно, хватило? Все и так ясно». Третий несколько раз разбил об стену воображаемую фарфоровую чашку. Протянул руку за флягой.
— Ушел, так туда ему и дорога, — сказал он вслух.
— А ты суров, — усмехнулся пятый.
Отпив из фляги, третий отправил в рот кусок хлеба и замер.
Рука, которая завершив обратный путь, лежала у него на коленях, была рукой человека Ю. Нет, конечно, она оставалась его, Эф третьего, рукой, но и рукой человека Ю была тоже, и несоответствие размеров, как ни странно, не было помехой. Может быть, тусклый свет лампы создавал такую иллюзию — может быть, — но помимо обмана зрения было несомненное непосредственное ощущение узнавания, и вместе с ним что-то еще — такое, чему третий не мог бы дать названия. Он поднялся на ноги.
— Я все-таки пойду, попробую их догнать.
— Догонять в лабиринте? Это бесполезно, — засмеялся второй.
— А вот, стрелочки есть. — Третий показал пальцем на жирную черную стрелку на стене.
— Я бы не слишком доверял этим стрелкам, — сказал второй.
— Но они, кажется, по этим стрелкам пришли, по ним и уйдут, — сказал пятый.
— А три человека вместе всегда идут медленней, чем один, — заметил третий.
— Тогда, может, у него и получится, — сказал второй пятому, — пусть только не ляжет там еще одним трупом.
— Уж постараюсь, — сказал третий.
— Вот и револьвер тебе. — Второй протянул, третий взял.
Интересно, забыл человек Ю револьвер или оставил намеренно?
Третий видел разницу между этими двумя вариантами. Он осмотрел оружие, в барабане оставалось два патрона. Провернув барабан, заткнул револьвер за пояс. Скатал одеяло.
— А мы пока проверим, не ведут ли эти стрелки к выходу, — сказал пятый.
— До конца не прощаюсь, — махнул рукой третий. Он закинул скатку за спину, зажег свечу от лампы.— В случае чего подождете меня.
— Обязательно, — сказал второй. — Счастья тебе.
— Лабардан в помощь, — сказал пятый.
134
— Смерти, конечно, нет, — сказал Эф третий.
Он произнес эти слова мысленно, но не сам с собой говорил, шагая, а словно в разговоре с невидимым собеседником, которого даже и не слышно было в темноте коридора, но присутствие ощущалось вполне реально.
— Смерти, конечно, нет, — говорил третий, — и если смерть мгновенна, я могу это понять и согласиться. Но как быть с тем, кто приближается к своему концу постепенно? Пуля в лоб, или пуля в сердце — это не самый распространенный случай. А если пуля в живот? Для постороннего — внешнего, как ты говоришь, наблюдателя, — раненый умирает — может быть, через полчаса, может быть, через час, — и если до какого-то момента он не умер (хотя ранен смертельно), то всегда остается возможность того, что один-другой миг он еще протянет. Но для него самого, как ты утверждаешь, это предсмертное мгновенье будет длиться вечно. Разве не так?
— Я предвидел возможность такого вопроса, — обнаружил себя собеседник. Это был Бе пятый. — Я думал над этим.
— То же самое с наступлением старости, — продолжал третий. — И если то, что ты нам представил, — правда, то у каждого из нас впереди такая вечность, что даже пуля, пущенная в лоб, от нее не спасает.
— Очень правильный вопрос. И на него можно дать несколько ответов. Во-первых, тот раненый, который на наших глазах умирает с пулей в животе, — в своем собственном варианте будущего он может получить чудесное исцеление. Здесь он делает свой последний вдох, а там — выдохнул, встал, пошел. Понятно, что для постороннего наблюдателя (меня с тобой) вероятность такого исцеления ничтожно мала, зато для умирающего в этом, может быть, — единственный шанс, и тогда он должен осуществиться именно в силу своей единственности.