После этого я еще несколько раз звонил Джею, впрочем — без особого рвения. Для своих звонков я каждый раз использовал разные телефоны-автоматы и не оставлял никаких сообщений на автоответчике. Но через два дня я не выдержал и отправился в Бруклин, из предосторожности воспользовавшись подземкой. Уже стемнело, но ни в квартире над гаражом, ни на верхней площадке наружной лестницы не было никакого света. Выбитое мною стекло в двери кто-то забил изнутри куском фанеры. Впрочем, у меня ведь был ключ, но прежде, чем воспользоваться им, я прижался лицом к стеклянной дверной панели и, заслонившись руками от света уличных фонарей, попытался рассмотреть хоть что-нибудь внутри.
Но я не увидел ничего, кроме аккуратно заправленной походной койки Джея и перемигивающихся огоньков на кислородном компрессоре. Был ли кто-нибудь внутри? Может быть, Джей лежит на полу мертвый? Я выбрал нужный ключ и уже собирался вставить в скважину замка, но вспомнил об осторожности и обернулся через плечо. На открытой веранде дома напротив какой-то мужчина, закрывшись ладонями от ветра, пытался прикурить сигарету. Меня он пока не видел, но я знал, что если я включу в квартире свет, он сразу это заметит и поймет, что там кто-то есть. Я понял, что, придя сюда поздно вечером, допустил ошибку. Так и не открыв дверь, я осторожно спустился с лестницы и поспешил прочь.
Заботясь о собственной безопасности, я старался не упустить ни одной мелочи. В какой-то момент мне пришло в голову, что неплохо было бы избавиться от моей разгромленной квартиры на Тридцать шестой улице. Не откладывая дело в долгий ящик, я позвонил управляющему и сказал, что хотел бы оплатить необходимый ремонт и разорвать договор об аренде. В ответ управляющий рассмеялся и сказал, чтобы я не беспокоился и что мою квартиру он сдал через три дня после моего отъезда. Потом он пожелал мне всего хорошего и повесил трубку. С облегчением вздохнув (все-таки одной заботой меньше), я нашел себе небольшую поднаемную квартиру — на этот раз с дополнительной спальней — в своем прежнем районе неподалеку от Верхнего Ист-Сайда и сразу же туда переехал.
Все это я проделал в течение каких-нибудь десяти дней после начала работы в фирме Татхилла, где я проводил томительно долгие часы, испытывая одновременно и страх и облегчение от сознания того, что мир до сих пор ничего не знает о четырех (как я думал) убийствах, совершенных почти месяц назад в отдельном зале популярного манхэттенского стейкхауса, и о связанной с ними смерти мелкого бизнесмена от музыки, случившейся где-то по дороге в Филадельфию. Где сейчас находятся тела Поппи, Гейба, Дэнни и Ламонта? Куда девался Джей Рейни? Эти вопросы по-прежнему не давали мне покоя.
Однажды рано утром, когда я брился перед зеркалом, собираясь идти на работу, внезапно зазвонил мой домашний телефон. В справочниках моего номера не было — его знали только мои коллеги по работе, и больше никто. Я взял трубку.
— Уильям Уайет?
— Да, я слушаю. Кто это?
Это оказался полицейский детектив из Бруклина, фамилия его была Макомбер.
— Вам известен человек по имени Джей Рейни?
— Да, — сказал я, хорошо понимая, что солгать выйдет себе дороже. Слишком много свидетелей видели нас вместе; кроме того, существовали еще счета компании мобильной связи и моя подпись на Джеевом экземпляре договора. — Я выступал в качестве его юрисконсульта, когда он заключал сделку купли-продажи недвижимости.
— Когда это было?
— Около трех недель назад.
— Когда в последний раз вы видели мистера Рейни?
— Довольно давно. Кажется, прошло недели две или около того.
— Дело в том, мистер Уайет, что Джей Рейни погиб. Был ли я удивлен? Не знаю…
— Что с ним случилось?
Макомбер сказал, что тело Рейни было найдено в океане неподалеку от Кони-Айленда [47]. К сожалению, разложение успело зайти довольно далеко. Раздутую, безобразную фигуру в промокших брюках и рубашке обнаружили подростки, катавшиеся на водных мотоциклах. У одного из подростков — вот он, наш мир без прикрас! вот они, реальности нашего мира! — оказался с собой мобильный телефон в водонепроницаемом чехле; он и сообщил о находке в полицию. В кармане пиджака Джея лежал бумажник, а в нем — номер моего мобильного телефона.
— Но вы звоните не по мобильному, вы звоните ко мне на квартиру по моему новому номеру, — заметил я.
— Да.
— Но как вы…
— На то мы и полиция, — веско заметил Макомбер. — Нам положено быть в курсе того, кто и где находится. Не могли бы вы дать мне имена и координаты родных мистера Рейни? — добавил он.
— Его отец умер год или два назад, — сказал я. — Что касается матери, то Джей не виделся и не разговаривал с ней уже лет десять. Возможно, она тоже скончалась. Других родственников, насколько мне известно, у него не было.
— Мистер Рейни был женат?
— Нет, никогда.
— А дети?
— Нет, — не колеблясь ответил я.
— Может быть, подружка, любовница?
— Эту сторону своей жизни он со мной не обсуждал.
— Понятно. — Детектив выдержал небольшую паузу. — Боюсь, что в таком случае перед нами встает серьезная проблема.
— Какая же?
— Нам нужен кто-то, кто мог бы опознать тело и забрать останки. Мы уже провели посмертное вскрытие и должны передать кому-то тело, желательно — кому-нибудь из родственников.
— Но я не знаю никаких его родственников — ни близких, ни дальних.
— В подобных случаях обычно… Не могли бы вы опознать тело, мистер Уайет? Опознать и предъявить права на останки?
— Наверное, мог бы, но… Видите ли, детектив, я никогда этого не делал!
— Уверяю вас, это пустая формальность, но она может здорово облегчить нам работу.
— Хорошо, давайте попробуем. Куда мне подъехать? Макомбер продиктовал мне адрес. Я сказал, что у меня есть кое-какие дела на работе, но я смогу быть на месте часа через три.
— Могу я дать вам один совет, мистер Уайет? — сказал детектив.
— Да, конечно, — ответил я, опасаясь, что, поспешив согласиться, попался на какой-то полицейский крючок.
— Не обедайте.
— Что-что?!
— Не обедайте сегодня, мистер Уайет. Я говорю совершенно серьезно.
— Что ж, хорошо… Я не буду обедать.
Но дороге в медико-криминалистическую лабораторию в Бруклине я заехал к Джею на квартиру, не забыв прихватить перчатки. Судьба предоставила мне последний шанс, и не воспользоваться им было бы глупо. Войдя в квартиру, я тихо закрыл за собой дверь и включил свет. Все здесь было как прежде. У меня был с собой пластиковый пакет, в который я положил блокнот с черновиками писем Джея к отцу Салли Коулз, найденный мною в кислородной камере еще в мой прошлый визит. Но я знал, чувствовал, что это еще не все, и не спешил уходить. Я заглянул во все ящики, снова выдвинул из-под койки чемоданы, я не пропустил ни одного укромного уголка и был вознагражден. Я обнаружил шестнадцать писем Джея к самой Салли и еще тридцать шесть различных клочков бумаги, в которых упоминалось имя Салли. Плюс дюжину фотографий. Плюс несколько расписаний баскетбольных игр. Плюс афишу с объявлением о музыкальном вечере в зале «Стейнвея». Плюс фотоаппарат Джея с сильным объективом и наполовину отснятой пленкой, которую я вытащил и тоже отправил в пакет, предварительно засветив. Попались мне и запасные комплекты ключей от джипа и здания на Рид-стрит. Я понимал, что машина наглухо застряла в бюрократических дебрях и, скорее всего, будет продана с аукциона как «невостребованная». Что касалось офисного здания, то… Но я еще пока и сам не знал — что, поэтому я снял ключи с цепочки и положил в ящик стола. В последний раз оглядев квартиру, я насторожил «собачку» замка и вышел, несильно хлопнув дверью. Вся операция заняла двадцать пять минут. Спустившись в подземку, я проехал несколько остановок до станции «Атлантик-авеню», вышел, отыскал на станции мусорный бак, который был почти полон, бросил туда пакет и отправился дальше. У себя я оставил только письма Джея, но встречаться с сотрудником полиции, имея при себе эти компрометирующие документы, мне не хотелось, поэтому я зашел на почту, купил конверт и отправил их бандеролью на свой новый адрес.
Макомбер — невысокий, опрятно одетый мужчина — ждал меня в вестибюле медико-криминалистической лаборатории. Мы обменялись рукопожатием.
— Значит, вы были его адвокатом, юридическим советником? — спросил он.
— Я консультировал Джея только по поводу одной-единственной сделки.
— Как вы познакомились?
— Мы встретились в ресторане, и как-то случайно вышло, что мы разговорились, — сказал я, решив хотя бы ради себя самого не упоминать имени Элисон. — Тогда мне нужна была работа, поэтому я согласился на предложение.
— Как вы думаете, зачем мистеру Рейни понадобилось покупать это офисное здание?
Самый распространенный способ вложения капитала, ответил я, и добавил, что это, мол, хороший вопрос.
— Почему — хороший? — осведомился детектив.
— Потому что Джей был очень болен.
— Болен?
— У него были серьезные проблемы с легкими. Очень серьезные. Он практически не мог дышать, как все люди.
Макомбер внимательно посмотрел на меня, слегка покусывая щеку. Он, несомненно, ознакомился с актом судебно-медицинского вскрытия и знал, в каком состоянии были легкие Джея.
— Что вы имеете в виду? — спросил он.
— Джей рос на картофелеводческой ферме на Лонг-Айленде, — объяснил я. — И случайно отравился каким-то гербицидом. Он чуть не погиб тогда.
— Когда это произошло?
— Я думаю, лет пятнадцать назад. Отравление привело к дегенеративному перерождению легочной ткани и фиброзу.
— Откуда вы все это знаете?
— От Джея, конечно. Впрочем, то, что у него проблемы с легкими, было видно, что называется, невооруженным глазом. Малейшее напряжение сил приводило к тому, что Джей начинал задыхаться.
— Я вижу, вы с ним сошлись довольно близко.
— Да нет, просто он мне кое-что рассказывал.
— И все-таки насколько близко вы знали друг друга? — не отступал Макомбер. — Вы понимаете, о чем я?…