Она дала имена своим, теперь уже своим, собакам:
Черныш и Белка. Собаки беспрекословно слушались ее, но на молчащего Едигира смотрели с подозрением и старались занимать место в лодке подальше от него.
От того и в самом деле веяло смертью. На все вопросы Зайлы-Сузге он отвечал однозначно: да или нет. Он ни разу не вспомнил ее имя, ни то, что связывало их некогда. Ни о чем не расспрашивал ее и был ко всему полностью безучастен.
-- Ты хочешь есть? -- спрашивала его Зайла.
-- Не знаю...-- выдавливал он из себя.
-- Может, ты погребешь, а то я уже устала?
-- У меня не получится,-- слышалось в ответ.
-- О чем ты думаешь, милый? -- Зайла не теряла надежды, что он заговорит, как и раньше, и все встанет на свои места. И однажды где-то на третий вечер, уже когда они укладывались спать, Зайла положила рядом с собой обломанный нож. Едигир, заметив это, пошарил рукой возле себя и спросил:
-- А куда ты положила мой кинжал и саблю? Вчера они были здесь.
Зайла даже обрадовалась его вопросу и принялась объяснять ему, что он был тяжело ранен в бою и сейчас еще не оправился, что там он потерял и свое оружие.
-- Хорошо, -- согласился Едигир,-- пусть позовут Рябого Нура, и он принесет мою саблю и кинжал. Скажи им,-- и он указал в темноту.
Зайла растерялась, услышав это, и сперва даже оглянулась в темноту, будто и в самом деле мог там стоять Рябой Hyp, и попыталась успокоить Едигира:
-- Там нет никого... Мы тут одни, совсем одни, не считая этих собак.
-- А где мои воины? Где Hyp?
-- Они убиты или ушли в лес.
Едигир долго и внимательно смотрел на нее, потом взял тяжелую валежину и положил рядом с собой, закутавшись в шкуры. Так и уснул.
Зайлу больше всего беспокоило, что он не спрашивал, куда они плывут, что они там будут делать. Его ничего не интересовало, и это пугало, как и то, что она сама не могла ответить, куда и зачем они плывут по реке все дальше от сибирской столицы, от людей, углубляясь в непроходимую тайгу и встречая лишь диких зверей.
На другое утро, пока Едигир еще спал, Зайла-Сузге решила пройти вдоль берега. Но не успела сделать и нескольких шагов, как зашевелились прибрежные кусты и оттуда высунулась чья-то страшная голова с огромными рогами, которые казались продолжением кустов. А потом показался и сам обладатель могучих рогов -- огромный лось, идущий, видимо, на водопой и никак не ожидавший встретить тут, в глухом и безлюдном месте, кого-то постороннего.
Испуганная Зайла громко закричала и попятилась, не решаясь повернуться к зверю спиной. Лось остановился, словно вкопанный, и не сводил с кричащей широко открытых глаз. Потом ему что-то в ее поведении не понравилось, низко наклонив голову, он понюхал песок, шумно втянув в себя воздух, и начал передней ногой разрывать землю.
Зайла словно оцепенела и, как завороженная, смотрела на животное, понимая, что тот чем-то недоволен и может легко поддеть ее на кустистые рога. Неизвестно, чем бы закончилась непредвиденная встреча, но неожиданно рядом с ней оказался Едигир. Видимо, он проснулся от ее крика и, даже не надев сапог, так и бросился на выручку, схватив валежину, что вечером положил рядом с собой.
-- Пошел отсюда, великанище лесное, пшел-л-л! -- махал грозно толстой палкой Едигир, хотя для могучего лося никакой опасности она не представляла.-- У тебя своя дорога, и мы тебе не мешаем идти по ней. Не мешай и ты нам,-- продолжал он, шаг за шагом подходя к нему ближе.
И лось не выдержал пристального взгляда человеческих глаз. Сперва он чуть попятился назад, а потом круто повернулся и, не разбирая дороги, ринулся в кусты, ломая ветки. Послышалось чавканье копыт по грязи, и тут же синичка, выпорхнувшая из леса, уселась на песок и стала внимательно изучать следы, оставленные сохатым.
Едигир и Зайла, ошеломленные от всего происшедшего, глянули друг на друга и рассмеялись. Смех Зайлы был тонкий и звенящий, как лесной ручеек. Едигир же, наоборот, смеялся гулко, словно пласты земли падали с высокой горы в реку. Он бросил на песок свою палицу и подошел к Зайле, положил руку ей на плечо. Та прильнула к нему всем телом и тоненькой ручкой провела по щеке любимого.
-- Такой большой, а испугался,-- не переставая смеяться, выдохнула она.
-- Пусть знает, кто здесь хозяин! -- ответил Едигир.
-- Когда ты рядом, то я не боюсь ничего, правда,-- Зайла доверчиво поглядела на него и спросила:-- Ты испугался?
Едигир пожал плечами и с улыбкой тряхнул головой:
-- Разве я похож на труса? Зачем обижаешь?
-- Ладно, милый, пора собираться и плыть дальше.-- В этот момент из леса послышался собачий лай, и только тут они заметили, что в самый нужный момент собак рядом с ними не оказалось.
Вскоре они вынырнули из кустов, дружно помахивая загнутыми хвостами. Морды у обеих были покрыты перьями и обильно смочены свежей кровью, что наглядно говорило о цели их отлучки.
-- Ах, вы, проказники! -- шутливо отчитала собак Зайла.-- Когда нужны, так вас не дождешься. Промышляете где-то там. Нам бы хоть принесли что-нибудь на завтрак.
Собаки, услышав недовольство в голосе, пристыженно пробрались к лодке и, забравшись в нее, показывали всем своим видом, что готовы продолжать путешествие.
Зайла посмотрела на Едигира, стоящего чуть в стороне и с удивлением осматривающего окрестности, как бы не понимающего, где он и почему тут очутился. Она решила не донимать его вопросами и дождаться, когда он сам заговорит. Только сказала:
-- Плывем дальше...
-- Хорошо,-- отозвался он,-- раз ты говоришь, что надо плыть, значит поплывем дальше.-- Какая-то безысходность и тоска прозвучали в его голосе, отчего у Зайлы защемило сердце, слезы подступили к глазам. Но она справилась с собой, сделав вид, что ничего не произошло.
-- Сегодня ты будешь грести?
-- Конечно, а то кто же? -- Едигир ответил так, словно совсем недавно и не говорил, что не умеет грести и не сидел безучастно в лодке.
"Хорошо,-- подумала Зайла,-- если и дальше так пойдет, то может все и наладится, время вылечит его".
Быстро перекусив остатками вчерашней рыбы, столкнули на воду лодку и поплыли дальше по течению. Теперь лодка, направляемая уверенной мужской рукой, шла ровно и гораздо быстрее. Мимо проплывали крутые иртышские берега, покрытые хвойным лесом, и местами выглядывали желто-золотистые березы, мелькали багряные осины, красными гроздями подмигивали ягоды созревшей рябины. На душе у Зайлы стало радостно и спокойно, улыбка время от времени появлялась на ее круглом лице, и все происшедшее казалось не более чем сном, пригрезившимся дурным видением. Она не знала, что с ними дальше будет, но верила, что, пока они вдвоем, все будет складываться удачно и счастью их никто не посмеет помешать.
"Построим где-нибудь такую же землянку, как у всех, и будем жить охотой, рыбалкой. Потом найдем верных людей, которые разыщут нашего Сейдяка, вернем его к себе и станем растить его. И пусть эти войны проходят без нас. Пусть они там ссорятся, кто из них главней и важней, а мы будем любить друг друга, и никто, никто не сможет нам помешать".
-- Зайла-Сузге,-- вдруг услышала она через пелену своих мечтаний. И еще радостней стало, что любимый вспомнил ее имя, обратился к ней, зовет ее.
-- Что, милый? -- широко улыбнулась ему.
-- Ты такая счастливая и радостная сегодня, а я не могу успокоиться, что тот огромный лось мог бы легко поднять тебя на рога и... мог бы даже убить.
-- Не надо об этом думать. Все обошлось. А ты так храбро защитил меня. Спасибо тебе за это. Ведь ты в который раз спас меня...
-- А ты спасла меня...-- тихо проговорил Едигир,-- расскажи, где ты нашла меня. Что с тобой случилось, когда ты покинула Кашлык? Расскажи.
И Зайла-Сузге начала под плеск тихой иртышской воды говорить. Она рассказала о встрече со своим братом, о битве при устье Тобола, о том, как она сбежала ночью из-под стражи... Только про приставания жирного Соуз-хана не сказала из-за женской гордости.
Когда же она стала говорить, как увидела полумертвого Едигира на хромой лошади, то он, внимательно слушающий ее до этого, перестал грести, и лицо его будто окаменело.
-- А где она? -- одними губами спросил.
-- Ты о лошади? -- переспросила Зайла,-- Оставила ее на берегу, когда положила тебя в лодку. По ее следам нас быстро нашли бы. И я не знала, сколь долго ты будешь находиться в беспамятстве, поправишься ли вообще. Мне самой было жалко ее до слез. Но что я могла сделать? Что?
-- Нет, не подумай, будто я пытаюсь тебя в чем-то обвинить. Нет. Я думаю, почему так жестока жизнь, и мы, люди... хуже зверей. Волк убивает, когда голоден, а мы... Да что там говорить... Хуже зверей.
Потом они долгое время плыли молча, и каждый размышлял о своем. Обоих беспокоило будущее, которое могло вновь разлучить их и принести с собой смерть. Но об этом было лучше не только не говорить, но и не думать. Они ощущали себя детьми могучей реки, которая несет их по своей воле в заповедный уголок, отведенный для них двоих и ни для кого больше.
...После полудня они увидели справа довольно широкий приток, вливающийся в Иртыш. Едигир взглянул на Зайлу и молча направил лодку в устье речки. На возвышении они увидели большое селение, окруженное глинобитными стенами с поднятыми вверх помостами для наблюдателей. Но никто не выбежал им навстречу, и на стенах не было ни души. Возможно, жители ушли в лес, как из остальных селений, а может, просто затаились и не желали выдавать себя.
Лодка проследовала мимо селения, и они поплыли против течения, которое было здесь достаточно слабым, и Едигир, пусть и с усилиями, но вел лодку вверх по речке.
-- Что это за речка? -- обратилась к нему Зайла.-- Такая тихая и красивая.
-- Мне тут раньше не приходилось бывать, но знаю, что ее прозвали Шайтанкой, Она течет из большого болота, где редко кто бывает. Верно, там мы сможем укрыться на какое-то время.