-- Что ты хочешь сообщить? Говори, -- обратился к Кутугаю, упавшему перед ним на колени.
-- Милостивый хан! Пусть Аллах дарует тебе долгие дни жизни! Пусть он даст тебе силы в борьбе с неверными! Пусть... -- Кучум слушал, не перебивая, давно привыкший, что чем ничтожнее человек, тем больше лести и притворного почтения спешит он выплеснуть, чтоб ублажить повелителя. Наконец, Кутугай закончил изливать на него свои здравицы и, приподняв от земли голову, заговорил со страхом в маленьких, глубоко посаженных глазах. -- Я попал в руки к неверным, сам не желая того. Они напали на меня и моих людей...
-- Кто такие? -- Кучуму надоело слушать причитания, и он нетерпеливо прищелкнул пальцами.
-- Русские, мой хан. На больших лодках плывут сюда. Ружья у них с огненным боем...
-- Тыклэ*? -- удивился Кучум. -- Откуда им взяться?
Ты ничего не путаешь? На лодках, говоришь? Сколько их?
-- Я не мог сосчитать, но много. Три десятка больших лодок. И на каждой по два, а то и три десятка воинов.
-- Не мог сосчитать, говоришь, -- невольно усмехнулся глупости сборщика дани Кучум. -- Как же ты ясак считаешь? Знаешь, сколько лодок, знаешь, сколько русских в каждой. Сотен шесть получается. Так?
-- Наверное, мой хан. Прости меня, глупого...
-- Ты с ними говорил?
-- Да, мой хан. Я говорил с самым главным из них. Имя ему Ермак. Вот что он просил передать тебе. -- С этими словами Кутугай вытащил из-за пояса небольшой кинжал и передал его в руки Кучума.
Тот внимательно стал рассматривать кинжальчик и ему показалось, что где-то он уже видел его. Но где... Этого вспомнить он не мог. Конец его был обломлен, и, чуть нажав на лезвие, Кучум неожиданно увидел в руках две половины кинжала: рукоять и клинок.
-- Это ты его сломал? -- спросил Кутугая.
-- Как хан мог подумать такое! Таким мне его и дали. Я еще спросил атамана: "Зачем хану Кучуму поломанный кинжал..."
-- И что же он ответил?
-- Сказал, что хан сам все поймет.
-- И больше ничего?
-- Еще передал, что желает встретиться с тобой.
-- Зачем? Он вызвал меня на поединок?
-- Нет. Просто сказал, что хотел бы встретиться с ханом.
-- И это все?
-- Да, мой хан.
-- Значит, они плывут в Кашлык?
-- Наверное, -- растерянно развел руками Кутугай.
-- Как давно ты видел их? И где это было?
-- Неподалеку от старого городища Чимги-Тура. Пять Дней назад.
-- Хорошо, можешь идти. Хоть ты и принес дурные вести, но я не стану наказывать тебя.
Униженно кланяясь, Кутугай попятился назад и быстро засеменил подальше от ханского шатра. Кучум же еще раз рассеянно покрутил в руках сломанный кинжал, и до него стал доходить смысл послания. Выходит, человек, назвавшийся Ермаком, достаточно мудр, коль сумел таким способом принизить его, хана Сибири. Кинжал с отломанным концом и распавшийся на две половинки говорит о том, что власть в его руках непрочна. И оружие может подвести, сломаться. Вот смысл его послания! Но как он посмел, безвестный русский, непочтительно обойтись с ним, потомком великих ханов?! Кто он такой?! Ермак... Кто-то из царских воевод? Простой воин? Где он смог набрать столько воинов, вооружить их?
-- О чем думает хан? -- услышал он голос Карачи-бека за своей спиной. -- Что это? -- указал визирь на поломанный кинжал.
-- А ты подумай, -- со злостью в голосе Кучум бросил ему в руки обе половинки. -- Подумай и скажи, что это может значить.
-- Я уже догадался, -- спокойно ответил Карача-бек. -- Кутугай все рассказал мне и показал этот сломанный кинжал. То старый обычай нашего народа -- направлять противнику знак, который бы показал его слабость. Не стоит расстраиваться.
-- Ладно. Может, ты и прав. Но откуда взялись эти воины? Почему я до сих пор ничего не слышал о них? Если бы царь Иван готовил свои рати в поход, то мне наверняка бы донесли. А тут шесть сотен в нескольких днях хода от Кашлыка! Почему я только сейчас узнал о них?! Почему?!
-- Мои лазутчики молчат. Но я внимательно расспросил Кутугая, и кажется, в наши земли пожаловали казаки.
-- Откуда им здесь взяться?
-- Их городки стоят на Дону, на Волге. И ногайские властители сообщали не раз, что казаки отбивают их табуны, грабят улусы. Царь Иван -- хитрый царь. Когда ему выгодно, то он приглашает этих разбойников к себе на службу, а потом отказывается от них.
-- И ты думаешь, они посмеют напасть на Кашлык?
-- Трудно сказать, но пускать их так далеко неразумно. Надо выслать несколько сотен и остановить их.
-- Все лучшие нукеры ушли с Алеем. И тебе это известно не хуже моего.
-- Наберем новых. Думаю, твой племянник Мухамед-Кул сможет выступить против казаков и разбить их.
-- Мне бы не хотелось поручать Мухамед-Кулу столь важное дело, -дернул головой Кучум при напоминании о самолюбивом племяннике, -- он может почувствовать себя незаменимым. А почему бы тебе, визирь, не пойти башлыком с сотнями?
-- Надо готовиться к обороне, -- уставясь на вершины темнеющих елей, негромко ответил тот, -- может случиться всякое. А вдруг казаки окажутся здесь?
-- Типун тебе на язык! Какая-то горстка разбойников, и вдруг доберется к самому подножию ханского холма?! Не бывать тому! Шли гонца к Мухамед-Кулу. Чтоб завтра же был здесь. Пусть все беки, мурзы выставят из своих улусов не меньше, чем по полсотни нукеров Через два дня они должны быть готовы выступить и разбить русских. Пусть пригонят их ко мне с петлей на шее.
Карача-бек коротко кивнул и, чуть прихрамывая, направился в глубь городка. Навстречу ему попались ханские сыновья Ишим и Алтанай с озабоченными лицами.
-- Что-то случилось? -- спросил визиря широколицый и плотно сбитый Ишим.
-- Хан расскажет вам обо всем, -- не останавливаясь, Карача-бек прошел мимо, великолепно зная, что ханские дети, впрочем, как и жены, да и остальные родственники, недолюбливают его.
Кучум, увидев спешащих к нему сыновей, чуть поморщился. Он заранее знал, как те начнут клянчить у него разрешения выступить с сотнями, чтоб сразиться с русскими. Но с их опытом... Рано, рано еще им быть башлыками в походах, не успел пока сыновей обучить опасному воинскому делу.
-- Отец, -- начал нетерпеливый Ишим, -- мы слышали, будто русские идут по реке...
-- Правильно слышал. И что из того? Хочешь сразиться с ними? И ты, Алтанай, тоже мечтаешь о воинских подвигах?
-- Не ты ли, отец, рассказывал нам, как совсем молодым отправлялся в набеги? Разве мы не достигли того возраста? Почему целыми днями мы должны сидеть возле твоего шатра, тогда как другие ходят в набеги и возвращаются победителями? Объясни нам...
-- Я просился с Алеем, -- перебил младшего брата Ишим, -- но ты запретил мне. Мы же не женщины, чтоб скрываться за стенами городка. Если ты и на это раз не отпустишь нас, то...
-- И что тогда? -- хмыкнул Кучум. -- Одни сбежите? Да вы еще не умеете приказ сотням отдать. И кто вас станет слушать? Старые воины, что привыкли повиноваться лишь сильному и мудрому башлыку? Да никогда в жизни! Мало ли что вы напридумываете себе. Если вы ханские сыновья, то это совсем не значит, будто способны выиграть хоть одно самое малое сражение. Не пришло ваше время. Не пришло...
-- Правда ли, что русские плывут сюда на больших лодках? -- посмотрел на отца ясными и чистыми юношескими глазами Алтанай, которого Кучум выделял из всех за его рассудительность, сдержанность, мягкость и доброту.
-- Да, именно так мне сообщил сборщик дани, которого они отпустили. Их не так много. Не больше шести сотен. Но нам трудно будет остановить их лодки.
-- Надо перегородить реку! -- выкрикнул, взмахнув руками, Ишим. -Посадить на берегу лучших стрелков, и они поубивают их прежде, чем те успеют скрыться. Когда они увидят нашу силу, то испугаются и повернут обратно.
-- Я слышал, что у них много ружей. И бьют они дальше, чем наши стрелы летят. Их надо как-то перехитрить, словно рассуждая вслух, высказал свое мнение Алтанай, и Кучум в который раз поразился его рассудительности.
-- Хорошо, -- наконец согласился он, -- вы пойдете в поход. Но во всем слушаться башлыка...
-- А кто будет башлыком? Ты отец? -- радостно заблестели глаза Ишима.
-- Нет, я думаю отправить Мухамед-Кула. У него есть опыт. Его уважают воины. Мне же предстоит подготовиться к длительной обороне, если не удастся остановить русских.
-- Как это не удастся?! -- вскинул кулаки вверх Ишим.
-- Да мы их так разделаем! Лодки изрубим, а их всех утопим в реке.
-- Ну, ну, -- только и ответил Кучум. -- Готовьтесь к походу.
Вечером он зашел в шатер к Анне. Она словно ждала его прихода, хотя внешне и пыталась остаться спокойной и безразличной, делая вид, будто занята шитьем. Кучум сел напротив, подобрав ноги под себя, и молча наблюдал за снующими руками жены. Даже длинную иглу она держала несколько иначе, чем сибирские женщины. Те захватывали ее всеми четырьмя пальцами, а Анна лишь двумя, оттопыривая остальные. От этого ее движения были изящнее, плавнее, и сама игла непрерывно мелькала, словно и не было рук, направляющих ее.
После того как из городка исчез коротышка Халик, она заметно погрустнела, почти не улыбалась. Кучум было пробовал ревновать, но сама мысль, будто бы красивая и статная Анна могла питать какие-то чувства к уроду, которого и мужчиной нельзя назвать, претила ему. Но когда сотни во главе с Алеем ушли в набег на вотчины Строгановых, то Анна совсем перестала выходить из своего шатра, сказавшись больной. Он понимал причину ее так называемой болезни и несколько раз грубо напоминал ей, как она попала в Кашлык, но потом... потом, оставшись один, стыдился за свои вспышки. И тогда он решил, что время -- лучший лекарь, и через какой-то срок Анна все поймет и простит его. Не он занял земли ее родственников, а они нарушили негласную границу.
-- Долго будешь сердиться на меня? -- первым прервал он молчание.
-- Я не сержусь... Сердятся на того, кто может исправить свою ошибку, поступить иначе. Ты же всегда останешься таким.