-- Никак их не взять.
-- Силы у нас мало. Надо большое войско собирать... Кучум, ничего не ответив, лишь насмешливо глянул на них и ушел к себе в шатер, велел разыскать Карачу-бека. Когда тот пришел, то резко спросил:
-- Сколько тебе понадобится времени, чтоб собрать большое войско?
Визирь, которому даже не предложили сесть, дернул по привычке плечом, задумчиво ответил:
-- Это зависит от того, какое войско нужно собрать.
-- Большое войско! Я должен раздавить этих русских и всех до единого утопить в реке.
-- Какой срок дает мне хан?
-- Спроси лучше у них. Все зависит от того, как быстро они окажутся здесь, под Кашлыком.
-- Думаю, не раньше, чем через десять дней.
-- Они тебе об этом сами сказали?
-- Я вижу, хан желает обидеть меня. Чем я заслужил подобное обращение? Не я ли думаю о сборе ясака? Не я ли даю добрые советы хану? И какую благодарность имею за все? -- Карача-бек надул тонкие губы и было не понятно, обиделся ли он на самом деле, или же лишь показывает, насколько неприятны ему ханские слова. Но Кучум счел за лучшее переменить тему разговора.
-- Попробуй отправить гонцов к царевичу Алею. Надо ему сообщить, что враг пришел сюда, под самые стены Кашлыка.
-- Сделаю, мой хан. Только не верю, что гонцы сумеют быстро отыскать его. Судя по всему, он далеко ушел и будет не раньше весны.
-- Все равно, отправь гонцов... Дорог каждый день. С ним наши лучшие нукеры.
-- Хорошо. А что скажет хан, если попробовать подкупить казаков? Мне кажется, они согласятся.
-- И что ты хочешь предложить им? Весь ясак, собранный за прошлую зиму, давно потрачен. С нукерами, ушедшими с Алеем, надо было чем-то расплатиться, вооружить их. Об этом тебе известно не хуже моего.
-- Но совсем не обязательно давать казакам выкуп сразу. Начнем переговоры, поторгуемся... На это потребуется время. А вчера уже пролетал первый снежок. На реке забереги. Через десять дней, может случиться, их лодки вмерзнут в лед -- и мы возьмем их голыми руками.
-- Тебя послушать, так все ровно и гладко выходит. Пробуй. Может, получится. Но главное, собери князей. Пусть каждый ведет с собой всех своих нукеров, включая охрану.
-- Кто будет башлыком?
-- Мой племянник. Он уже знает повадки русских. Пусть встретит их и сам выберет место поудачнее.
-- Здесь? Возле Кашлыка? -- Карача-бек напрягся. -- Тогда нужно увести из городка женщин и детей...
-- Успеем еще. А где твои старшие сыновья?
-- В моем улусе, -- визирь тяжело вздохнул и, чуть помолчав, добавил. -- Русские могут быть там уже сегодня.
-- Что ж... На все воля Аллаха. Нам всем нужно быть готовыми к испытаниям и потерям. Сердце подсказывает мне, что нынешняя зима будет тяжелой.
Карача-бек повернулся, чтоб уйти, но был остановлен неожиданным вопросом:
-- А где те ружья, что изготовил кузнец, привезенный тобой?
-- В моем городке...
-- Плохо, -- Кучум вздохнул и махнул рукой, отпуская визиря, -- нукеров не успеть научить обращаться с ними.
Сабанак, узнав от старого Назиса о плывущих по реке казачьих судах, долго не мог принять какое-то решение. С одной стороны, он понимал, что не на праздник приплыли они сюда. Но выступить против них совместно с Кучумом он не мог. Вспомнились те несколько лет, которые он в качестве заложника-аманата прожил в Москве. Его там не били, не пытали, исправно кормили и многие русские девушки поглядывали в его сторону с надеждой, и пожелай он принять их веру, то и замуж бы какая пошла. Однако, пленный и думает, и видит все иначе, нежели вольный человек. Ему тогда хотелось одного -- свободы... И вот теперь он свободен, никому не подвластен. Но ради чего живет в глухом лесу, в окружении нескольких десятков убогих рыбаков и охотников, которым самим есть нечего. Ради этого он пришел в далекую Сибирь, лил кровь, тонул, мерз у зимних костров?
Но и пойти с русскими против своих он не мог. Оставалось сидеть и ждать, чем закончится сражение между русскими и ханскими воинами...
Утром следующего дня он и все жители селения настороженно вслушивались в далекие ружейные залпы, долетавшие до них через реку. Старый Назис, подставив ладонь к уху, загибал пальцы другой руки, пытаясь сосчитать число выстрелов. Но вскоре у него были загнуты все пальцы, он безнадежно махнул рукой:
-- Шибко палят! Видать, крепко бьются... Как думаешь, князь, чья возьмет?
-- А тебе не все ли равно? -- спросил старика Тузган, стоявший неподалеку. -- Нам от этого ни лучше, ни хуже не станет.
-- Да нет... -- вступился за растерявшегося рыбака Сахат. -- Есть разница. Русские как пришли, так и обратно уйдут. Жить здесь не будут. Зато, если наш хан победит, то он нам спуску не даст. Ясаком таким обложит, что хоть дочерей своих продай, а все одно не расплатишься.
-- Ты об этом откуда знаешь? -- усомнился лохмач Тузган.
-- А вот и знаю. Старые люди рассказывали. И раньше такое бывало, когда князья или ханы меж собой дрались. Тот, кто побеждал, всегда ясак большой заставлял платить.
-- Верно говоришь, -- согласился Сабанак, стоявший в общей толпе селян и мало чем выделявшийся среди них. -- Расходы на войну большие, их покрывать чем-то надо. Только сомневаюсь я, будто бы русские уйдут отсюда. Ни сегодня-завтра река встанет и примерзнут к берегу их лодки. Нет им обратной дороги.
-- Ну, зимой-то на них навалится хан Кучум. Голодом заморит, -- покачал головой старый Назис. -- Я вот чего понять не могу. Башлык ихний, которого Ермаком зовут, больно знаком мне. Глаза уже худо видят, не могу лица разобрать, а по голосу слышу -- знакомый...
-- Верно, вместе одного осетра делили: тебе хвост, а ему голова, -захохотал Тузган, встряхивая прядями длинных волос.
-- Может, ты и правду говоришь, -- не обиделся старик, -- я, когда молодым был, то много кого повидал. Хана Едигира от смерти спас...
-- Про кого ты говоришь? -- переспросил Сабанак.
-- Да про хана нашего ранешного, про Едигира. Когда он ранен был, и лишь одна женщина за ним приглядывала. Так вот голос русского башлыка в точности как у покойного хана...
-- А откуда тебе известно, что он умер?
-- Люди говорят. Убитый он. Разве нынешний хан не лишил бы его жизни, коль узнал о том.
-- Похож, говоришь... А не переправишь ли ты меня старый рыбак, на своей лодке к Бабасанам?
-- Так ведь там бой идет?! -- удивился Назис.
-- Ничего... Не в первый раз. Готовь лодку, -- оживился вдруг Сабанак и отправился к себе в землянку за оружием.
* * *
Казаки издали заметили одинокую долбленку, направляющуюся к ним.
-- Кого там несет нелегкая? -- заворчал Богдан Брязга.
-- Сейчас узнаем, -- успокоил его Яков Михайлов. Лодчонка подплыла вплотную к лагерю и из нее приветливо замахал шапкой старый Назис.
-- Кончили воевать? -- спросил он беззаботно.
-- А тебе что за дело? -- повел пищалью в его сторону Брязга. -- Кто это с тобой? -- указал он на сидящего Сабанака.
-- Наш князь будет. Захотел с вашим атаманом повидаться.
-- Не до него сейчас атаману.
-- Проведите меня к нему, а я уж сам поговорю, -- на довольно правильном русском языке заявил Сабанак, держа руку на рукояти сабли.
-- Ишь, чего захотел, -- Брязга наставил ствол пищали ему в грудь. -- А вдруг ты тать какой? Смерти хочешь нашему атаману...
-- Скажи атаману, что он мне нужен. Быстро скажи, -- твердо и с расстановками произнес Сабанак.
-- Ну надо же... Атаман ему понадобился... Откудова ты такой выискался только?
-- Ладно, я схожу к атаману, -- заступился за Сабанака Яков Михайлов, невольно испытывая уважение к его мужественной фигуре.
-- Валяй, -- согласился Брязга, -- а я пока присмотрю за ними.
Бой уже закончился и сейчас большинство казаков бродили по полю перед укреплениями, снимали с убитых лошадей седла и остальную упряжь. Мертвых татар атаман и есаулы не велели трогать. И казаки были недовольны, что нельзя поживиться, забрать себе одежду, оружие.
-- Чего это атаман любезничает с ними? -- удивлялся Гришка Ясырь, которому досталась лишь уздечка с убитого коня, а седло уже успел кто-то подобрать. -- Зачем мертвякам одежда?
-- Атаман лучше знает, что делает, -- оборвал его Гаврила Ильин.
-- Да я разве спорю? На то он и атаман, чтоб за всех решать, -- пытался оправдаться Ясырь.
-- Вот и помолчал бы, -- Гаврила заметил притоптанную копытами коней чью-то оброненную саблю. Наклонился, быстро поднял ее.
-- Вместе нашли! Пополам делим, -- подскочил тут же Гришка.
-- Как вторую половину найдешь, твоя будет.
-- Какую такую половину?
-- Ножны от сабли найдешь, можешь их себе оставить, -- отмахнулся от его Гаврила.
-- Вот всегда так, -- обиженно поджал губы Ясырь. -- Все лучшее кому-то другому достается, а мне лишь ошметки рваные.
-- Да забери ты эту саблю! Привязался как смола, -- бросил к ногам Ясыря саблю Ильин. -- Все одно сталь плохая, в зазубринах вся.
Но Гришка, не обращая внимания на его слова, схватил саблю, взмахнул ей несколько раз в воздухе.
-- Мне и такая сгодится. Буду на двух теперь рубиться. Спасибо...
Ермак стоял подле отца Зосимы, который отпевал убитых казаков. Алешка Галкин, что лучше других соображал в плотницком деле, свалил здоровенную сосну и ловко вытесал из нее гробы-домовины, куда и положили погибших, предварительно обмыв и одев в новые одежды. Все казаки по одному подходили проститься, снимая с головы шапки. Тут же неподалеку от лагеря выкопали могилу. Отец Зосима закончил службу, глянул на Ермака. Тот кивнул казакам и гробы один за другим стали опускать. Атаман первым бросил горсть земли, отошел в сторону. Тут его и окликнул Яков Михайлов, сообщил, что какой-то татарский князь просит о встрече.
-- Веди его сюда, -- приказал Ермак.
Когда Сабанак в сопровождении не спускающего с него глаз Богдана Брязги подошел к толпе казаков, то он тут же безошибочно выделил из всех фигуру Ермака и поклонился ему.