-- Еще вчера. Все как один на лодках приплыли, -- с готовностью ответил Карача-бек.
-- Это хорошо. Вот пусть они первыми и нападут на русских, заставят их повернуть к берегу. А здесь, внизу, надо натаскать побольше бревен, коряг, чтоб наши воины могли укрыться. Тогда им будут не страшны пули русских.
-- Я тоже об этом подумал, -- согласился Мухамед-Кул. -- Две сотни оставим под холмом, а остальные будут стоять тут наверху.
-- Я не стану возвращаться обратно в Кашлык, -- негромко произнес Кучум. -- Пусть прямо здесь мне разобьют шатер. Хочу побыть один, все обдумать.
-- Будет исполнено, -- откликнулся с готовностью Карача-бек.
-- Русские плывут! Русские! Я вижу их! -- первым закричал Алтанай, чьи молодые глаза различили показавшиеся вдали белые гребни парусов, еще плохо заметные издали. Все замолчали, вглядываясь в ту сторону, и лишь кони вскидывали головы, бряцая уздечками. Со стороны реки дунул холодный, пронизывающий ветер и первые снежинки опустились на холм, на всадников, на крупы коней. Снег пошел гуще и закрыл мелкой пеленой казачьи суда, словно чей-то небесный полог пытался разделить противников, развести их, не дать пролиться человеческой крови.
-- Мы останемся с тобой, отец, -- один за всех предложил Ишим и остальные братья согласно кивнули головами.
-- Пусть будет так, -- отозвался Кучум, чьи больные глаза так и не смогли увидеть подплывающие струги, но зато сердцем он угадал подступающие вплотную опасность и беду, которую он ждал, не признаваясь самому себе, долгих два десятка лет.
* * *
...Наконец Ермак увидел очертания знакомых холмов, на которых он когда-то стоял со своими сотнями, откуда был увезен едва живой и где с тех пор ни разу не был.
-- Вот я и вернулся, -- тихо прошептал он, еще не веря в это до конца, и снял шлем с головы.
-- Что говоришь, атаман? -- спросил Гришка Ясырь, сидевший напротив.
-- Приплыли, говорю...
-- Где высаживаться станем? Прямо тут?
-- Поворачивай правее, -- кивнул атаман рулевому. -- По Иртышу пойдем и чуть дальше встанем.
-- Тебе, атаман, словно знакомы эти места, -- удивился Гаврила Ильин. -- Все наперед знаешь. Бывал здесь?
-- И что с того, коль бывал?
-- Рассказал бы хоть, когда.
-- Время не пришло, -- отрезал Ермак.
Они проплыли мимо желтого суглинистого холма, где увидели плохо различимые в начавшемся снегопаде фигурки всадников. Но все настолько устали после трудного перехода, что гоняться за дозорными, которые были наверняка посланы докладывать о их передвижении, никому и в голову не пришло. Хотелось скорее бросить весла, выйти на берег, похлебать горячей ушицы. Когда высокий обрывистый холм остался позади, то Ермак указал на широкую протоку, велел свернуть в нее. Вскоре перед ними открылся большой луг, а чуть дальше зачернел хмурый ельник. Подле него и причалили к берегу, застигнутые уже надвигающимися сумерками. Пока разжигали костры, вытаскивали струги на берег, Ермак велел кликнуть всех есаулов и сотников.
-- Чего унылые такие? -- спросил он их.
-- А чему радоваться? -- отозвался Иван Кольцо. -- Зима на носу, а у нас ни одежи теплой, ни крыши над головой.
-- Может, обратно податься, пока лед не встал, -- предложил Никита Пан. -- Успеем еще. А там струги бросим и дальше пешими через горы.
-- Ишь ты каков! -- сплюнул Мещеряк и смерил Никиту презрительным взглядом. -- Не набегался еще? Попрыгать хочешь?
-- Не тут же подыхать, -- огрызнулся тот. -- Дома все одно веселее.
-- И там худо и тут нехорошо, -- тяжко вздохнул Богдан Брязга.
-- Значит, плохо все, -- свел руки на груди атаман. -- Умирать собрались. Не ожидал, не ожидал такого от вас...
-- Ты, атаман, не тяни, говори, зачем собрал, -- зябко ежась от сырости, вновь подал голос Иван Кольцо.
Ермак никак не мог уловить настроение есаулов, ждал пока все выскажутся, но тем хотелось сперва услышать его мнение и лишь потом согласиться или отвергнуть предложение. Мещеряк и Михайлов были явно на его стороне, а Никита Пан держался Ивана Кольцо. К ним же склонялся и Брязга. Не ясно было только с Волдырем, который мог и вовсе промолчать, принять мнение большинства. Значит надо было начинать именно с Ивана Кольцо. Так же как и в строгановском городке, если он выскажется за то, чтобы зимовать в Сибири, то не будут возражать и остальные казаки. Нет -- пойдут обратно за есаулами. Кто-то останется с ним. Но это уже далеко не та сила, которую они имеют сейчас. Поэтому во что бы ни стало он должен убедить их, удержать. Любой ценой...
-- Хорошо, скажу. Не дело это в гости за столь верст переться, а потом перед дверью постоять, помяться и, повернув обратно, топать голодному.
-- Ну да, эти накормят, -- кивнул Никита Пан в сторону холма на той стороне реки. -- Их там столько соберется, что только башкой крути, верти, жди, откуда прилетит.
-- То тебе, Никита, не коней ночью красть у ногаев, -- поддел его Яков Михайлов, -- тут храбрость особая нужна.
-- Ты бы хоть помолчал, деревенщина! Давно ли лапти скинул? Казаком поди себя зовешь, а обычаев наших не знаешь...
-- Зато ты хорошо их знаешь. Привык за чужие спины прятаться.
-- Это я прячусь?! -- Вскочил на ноги Никита Пан и схватился за саблю. Но Иван Кольцо ловко подшиб его ногой -- и тот грохнулся на мокрую траву, затравленно глянул на всех, закричал. -- Что? Сговорились? Извести нас всех по одному желаете?! Сейчас кликну своих...
-- Замолкни, -- ткнул его в спину кулаком Кольцо. -- Только и осталось, что меж собой собачиться. То-то татары обрадуются... -- И Никита неожиданно сник, замолк и сидел, не открывая рта.
-- Вот что скажу вам, -- продолжил Ермак, словно и не было короткой стычки меж есаулами, -- негоже нам обратно топать, как побитая собака хвост поджавши. Рядом ханская ставка. Там и зазимуем...
-- На постой значится к сибирскому хану попросимся, -- язвительно заметил Богдан Брязга. -- Дожили...
-- Да ты послушай, чего говорят, а потом уж зубы кажи, -- одернул его Матвей Мещеряк.
-- Думаю, у хана там и припасы имеются и одежонкой кой-какой разживемся. Стены высокие, перезимуем как-нибудь, а по весне и решать будем, как дальше жить.
-- Поди у хана и золотишко припрятано, -- мечтательно почесал бороду Иван Кольцо. -- Нынче к нам подвалил один из ихних... Оружие припер, двух сыновей в услужение отдал. Мы их быстро к делу пристроили, -- хохотнул он.
-- Найдется и золотишко, -- Ермак наконец уловил слабую струнку противившихся ему есаулов, -- мехов добрых подсобираем, приоденемся как бояре...
-- К царю-батюшке дань пошлем. Мол, прими, государь, прости грехи наши малые, помолись за нас грешных, -- заерничал Богдан Брязга.
-- А отец Зосима где? -- вдруг спохватился Ермак.
-- Больных пользует, -- отозвался молчавший до сих пор Савва Волдырь.
-- Кликни его. Пусть и он слово скажет. Батюшка пришел без промедления. Садиться не стал, а спросил, оглядев есаулов и атамана:
-- Коль по делу, то говорите сразу, а то у меня трое больных еще дожидаются.
-- Ранены что ли? -- поинтересовался Ермак.
-- Да нет. Тех поглядел уже. Остались один простуженный, двое с чирьями, от простуды вылазят...
-- В моей сотне так через человека чирьи замучили. Спасу никакого нет от них, -- сокрушенно мотнул головой Мещеряк.
-- По делу мы тебя, отец Зосима, звали... -- начал осторожно Ермак. -А дело серьезное и решать его непременно сегодня надобно, чтоб завтра знать, как поступать дальше. Думаем, как дальше быть: то ли обратно на Русь подаваться, то ли тут зимовать...
-- Коль зимовать, то бой принимать надо? -- спросил отец Зосима.
-- А как же? Или мы хана Кучума одолеем или он нас.
-- Даже если обратно подадимся, то он все одно нагонит, с миром не отпустит.
-- Само собой...
-- Чего же тут думать? Лучше с честью живот положить за веру, чем с позором помереть или замерзнуть где. Укрепим себя молитвой и с Божьей помощью одолеем басурманов.
Ермак видел, как просветлели лица Михайлова, Мещеряка, посуровел Кольцо, тяжело вздохнул Брязга. Лишь таким же беспристрастным остался Савва Болдырь, а Никита Пан сморщился и смотрел куда-то в сторону.
-- Благослови нас тогда, батюшка, -- поднялся Ермак и первым подошел под благословение. Следом за ним встали и другие есаулы.
Когда отец Зосима ушел, то Иван Кольцо, Чуть помявшись, спросил:
-- Выходит, завтра и начнем?
-- Рано, -- не согласился Савва Болдырь, -- пристали казаки. Да и оглядеться не мешало бы...
-- Ну, коль все за одно дело взялись, то и я с вами, -- широко улыбнулся Никита Пан, будто и не было стычки меж ними. -- Об одном прошу: пустите меня с моими казачками в дозор. Переплывем на ту сторону и все высмотрим, выглядим. Без разведки никак нельзя.
-- А не сбежишь? -- полушутя поинтересовался Мещеряк.
-- Сам не сбеги. Не таковский я, чтоб пятки салом мазать, когда другие драться станут. Никогда еще Никита Пан из драки не бегал, друзей не бросал...
-- Поутру и плыви, -- согласился Ермак. -- Только тихо, чтоб не переловили вас там по одному.
-- И не сумлевайся, атаман. То мне хорошо знакомо. К утру снег стих и начал таять. Солнце пробилось сквозь толщу туч лишь к полудню, но вскоре опять небо плотно затянулось снеговым тяжелым пологом. Тогда и показались узкие лодки-долбленки, приблизившиеся к берегу, где отдыхали казаки. Но в протоку входить они не решились, а сновали вдалеке, словно дразня казаков.
По тяжелым теплым одеждам Ермак признал в них остяков, верно, пришедших на подмогу к Кучуму. "Плохо, значит, дело у хана, коль даже их призвал", -усмехнулся про себя. Ему хорошо было известно, какие воины из остяков. Они смелы лишь в глухой тайге, а выйдя на чистое место, пугливы и осторожны.
-- Атаман, дозволь проверить их, -- кивнул в сторону ближних лодок Черкас Александров.
-- Отдыхал бы... Все тебе неймется...