видела, сколько догадывалась о причинах немощи Кучума и всячески желала ему помочь.
Когда она узнала, что Алей готовится в набег на земли ее отца и братьев, то замкнулась, отворачивалась от хана, приходившего к ней, почернела лицом — Ты переживаешь за своих близких — спросил Кучум, легко догадавшийся о причинах ее отчужденности.
Но она ничего не ответила, продолжая быстро работать руками, подшивая опушку из песца к шубке младшего сына. Лишь холодно глянула на него и опять отвернулась Тогда Кучум подсел поближе и попытался погладить ее по руке Она встала и молча пересела подальше, не выпуская шитья из рук и тяжело дыша.
— А ты сам как думаешь — наконец, не выдержав, задала вопрос — Если бы на твоих родственников готовился набег, хотела бы я поглядеть, как ты бы вел себя.
— Война — это мужское дело и женщине лучше не думать о ней. Во всяком случае, вряд ли что-то грозит твоему отцу и братьям.
— Почему ты так говоришь?
— Сражаются простые воины, а господа лишь наблюдают со стороны. Редко кто из них сам берет в руки оружие.
— Значит, ты плохо знаешь Строгановых, — Анна гордо вскинула голову — Если бы ты в первые дни, когда я оказалась в Кашлыке, причинил мне зло, попробовал взять меня силой, я, не задумываясь, убила бы тебя.
— Спасибо за позднее предупреждение. Я это и сам понял в первый же раз, лишь глянул тебе в глаза.
— Все Строгановы такие, — упрямо повторила Анна, — они не привыкли прятаться за чужие спины.
— Люблю повторять слова мудрого человека: храбрец умирает один раз, а трус тысячу. Все мы умрем рано или поздно.
— Тебе мало войн с соседями? Хочешь, чтоб пострадали невинные люди? За что? В чем они виноваты? Оскорбили тебя? Или ты хочешь мне причинить боль и страдания? Так и скажи…
— Они заняли земли, принадлежащие мне по праву…
— По какому праву? — перебила она. — Где они записаны, твои права? Моему деду была выдана грамота от московского царя на владение теми землями. Он никакой-то самозванец, вышедший из леса. Сам ты никогда не задумывался, по какому праву занял Кашлык и стал правителем этой земли? Ответь мне!
— Замолчи, женщина, — неожиданно легко Кучум вскочил на ноги и грубо схватил Анну за косы, с силой дернул ее, нанося удары другой рукой. — Кто ты такая, чтоб судить меня?! Помни, что из рабыни я сделал тебя ханской женой! Помни, чьих детей ты рожала!
— И ты помни, — вырываясь из рук озверевшего Кучума, крикнула она, — помни, что я мать твоим детям и навсегда ей останусь.
Рука хана ослабла, разжалась и, задыхаясь, он остановился посредине шатра, ощутив вдруг, как сердце пойманной птицей билось внутри, будто бы хотело улететь, вырваться наружу.
— Что с тобой, — вскрикнула Анна, глянув в его бескровное лицо. Подхватила под локоть, уложила на подушки, налила мятный напиток в пиалу, поднесла ко рту. — Выпей, станет лучше.
— Зачем ты испытываешь мое терпение? — с трудом ловя ртом воздух, тихо спросил он. — Женщина не может так разговаривать со своим мужем. Не может… Прости меня… Я не хотел…
— Твой старший сын не пойдет в набег? — Заглянула она ему в глаза с надеждой. — Да? Ведь так?
— Если я не нанесу удар первым, то через год или два русские придут в мои владения. Я не могу этого допустить.
…До выступления на строгановские городки оставалось еще несколько дней и царевич Алей предупредил Кучума, что желает это время провести на охоте. Взяв с собой несколько человек из личной охраны, он выехал из Кашлыка. Однако, в сторону своей охотничьей заимки не поехал, а направился по извилистой лесной дороге, вьющейся вдоль крутоярья Иртыша. Обеспокоенный начальник охраны пожилой Ниязбай, специально приставленный Кучумом к сыну, догнал его и спросил:
— Может, патша улы не заметил поворот на заимку?
— Я передумал. Охоты не будет.
— Куда же мы едем? Стоит ли рисковать лишний раз, когда кругом шатается множество бродяг и разбойников. Хан не одобрил бы…
— Хватит ныть, — грубо оборвал его царевич. — Если боишься, то можешь вернуться в Кашлык хоть сейчас. Я поеду один.
— Не надо так обижать своего преданного слугу. Просто, мне нужно знать, куда мы едем.
— Мы едем в городок к Мухамед-Кула. Впрочем, Ниязбай и сам уже начал догадываться, что именно к своему двоюродному брату направился царевич. Только не мог понять, зачем он едет туда. Но, зная раздражительность Алея, счел за лучшее промолчать и лишь зорче стал поглядывать по сторонам.
К вечеру они достигли городка Мухамед-Кула и беспрепятственно въехали в широко распахнутые ворота. Еще больше они удивились, когда не увидели даже стражи на полуобвалившихся стенах и никто не спросил их, кто они и зачем пожаловали.
— Где ваш господин? — окликнул Ниязбай невольника, тащившего на спине вязанку дров.
— Он у реки объезжает молодого жеребца, — охотно отозвался тот.
Пришлось выехать из городка и спуститься к берегу, где они сразу увидели нескольких нукеров, удерживающих на длинных сыромятных ремнях трехгодовалого жеребца, на котором сидел без седла Мухамед-Кул.
Жеребец вскидывал задние ноги, мотал головой, стремясь сбросить с себя наездника. Но Мухамед-Кул цепко держался на нем и с радостной улыбкой что-то кричал нукерам. Тут же стояло несколько женщин, прижимающих к себе малолетних детей. Они тоже улыбались, наблюдая за поединком необъезженного коня и всадника. Наконец, жеребцу удалось в немыслимом прыжке сбросить Мухамед-Кула — и тот полетел на землю, но моментально вскочил на ноги и громко засмеялся, хлопая в ладоши:
— Ай, молодец! Справился со мной! Хороший конь, ой, хороший конь будет. Завтра седло на тебя оденем. Тогда поглядим, кто кого.
Конь, успокоившись, остановился и, чуть повернув к человеку голову, разглядывал его большим выпуклым глазом, словно прислушиваясь к словам.
— Не смейте его бить, — погрозил нукерам пальцем Мухамед-Кул. — Коль узнаю, что кто-то даже замахнулся на него плетью, — руку отсеку на месте. Хороший конь не должен знать плети. До поры до времени, — добавил, чуть подумав.
Один из нукеров что-то шепнул своему хозяину и, повернувшись, Мухамед-Кул лишь сейчас увидел Алея и сопровождавших его воинов. Он сделал несколько шагов с ним и, широко раскинув руки, ждал пока Алей сам подъедет ближе. Тот, бросив поводья, соскочил на землю, и они обнялись.
— Что-то случилось? — осторожно спросил Мухамед-Кул.
— Почему ты так спрашиваешь?
— Просто раньше ты никогда не приезжал ко мне.
— Ты не рад?
— Наоборот! Я постоянно вспоминаю о тебе. Ведь мы вместе росли, играли, дрались…
— И я вспоминаю тебя. Но ты не приехал на мою свадьбу. Все решили, обиделся за что-то на меня или отца.
— Все не так просто, как ты думаешь. Во-первых, я слишком поздно узнал о твоей свадьбе. А сам знаешь, что значит опоздать на свадьбу — обидеть жениха и весь его род. И решил просто не ехать.
— Но ведь гонец был послан загодя…
— Гонца много позже выловили из реки. Кто-то не хотел, чтоб он сообщил мне о твоей свадьбе.
— А что еще? Мне показалось, у тебя были и другие причины не появляться столь долго в Кашлыке?
— Да, — нехотя согласился Мухамед-Кул. — Есть и другие причины. — Он чуть помялся, глубоко вздохнул и решительно закончил. — Мне сообщили, будто бы хан Кучум хочет взять меня под стражу.
— С чего бы это? — С удивлением воззрился на него Алей. — Первый раз слышу. Кто мог сказать подобное? Назови его имя.
— Нет, я не буду его называть. Может, когда-нибудь потом… Но согласись, хан изменился: уже не зовет меня в походы и словно забыл обо мне. Понимаю, есть ты, твои братья. Обиды не держу, но мои люди отговорили меня от поездки в Кашлык.
К ним подошли несколько молодых женщин и низко поклонились гостям. Три мальчика и одна большеглазая девочка держались сзади них, высовывая кудлатые головки и с любопытством разглядывая приезжих.
— То твои дети? — поинтересовался Алей.
— Да, — улыбнулся Мухамед-Кул и потрепал по голове старшего мальчика. — Разве не похожи?
— Когда ты успел? И молчишь. Тоже мне, а еще брат…
— А я знал, ты приедешь. Не тот ты человек, чтоб отсидеться, отмолчаться. Ладно, идите, готовьте угощение для дорогого гостя. Нечего глазеть как на диковинку, — крикнул он женщинам и продолжил, обернувшись к Алею, — пойдем ко мне в шатер, побеседуем пока.
Когда они уселись напротив друг друга, то Алей сообщил тихо:
— А я веду сотни на русские городки…
— Давно ждал, — отозвался Мухамед-Кул. — Хан и раньше часто говорил об этом и, верно, выбирал удобный момент.
— Со мной идут несколько соседних князей со своими воинами. Ты ведь знаешь, что русские стали селиться на наших землях. Пора проучить их.
— Да, — неопределенно протянул Мухамед-Кул. — Но я бы на твоем месте был осторожен. Они умеют драться и не кинутся бежать, увидев твои сотни.
— На это я и не рассчитываю. Но и мои воины — опытные бойцы. Отец долго подбирал нукеров и хорошо платит им. К тому же каждый думает взять знатную добычу. Не зря же им рисковать своими головами.
— Так, так оно, — согласился Мухамед-Кул, и было непонятно, одобряет ли он Алея или чего-то недоговаривает. — Хочу предупредить, что в Бухаре находится человек, который также мечтает совершить поход.
— На русские городки? — спросил Алей и засмеялся.
— Далек же у него будет путь.
— Нет. Он мечтает совершить набег на Кашлык.
— О ком ты говоришь?
— О князе Сейдяке. Карача-бек сообщил мне, что он служит сотником у хана Абдуллы…
— Карача-бек? Значит, он бывает у тебя. Теперь мне понятно, кто отговаривал тебя от поездки в Кашлык. Так знай, мне про тебя он говорил примерно то же самое. Будто бы ты хочешь стать ханом, и я стою у тебя поперек дороги. Но я прогнал этого шакала и запретил говорить со мной, — глаза Алея яростно блестели, а руки сжимались в кулаки.
— А тебе не кажется, что Карача-бек мог говорить правду? А если я и вправду захочу стать ханом? Как тогда?