ил племянника вместе с войском и долго стоял на вершине холма, вслушиваясь в гулкую поступь идущих на рысях сотен, доносящуюся до него из сомкнувшегося за ними леса. Он уже повернулся, чтоб вернуться обратно, когда услышал какой-то посторонний звук, и, всмотревшись вдаль, где только что скрылись ушедшие сотни, различил ряд телег, в которые были запряжены понурые заезженные лошадки, а сверху сидело по нескольку человек в ряд. Впереди ехали конники, державшие пики с конскими хвостами.
"Полон от Алея…" — мигом догадался он. — Наконец-то!"
И точно, то были плененные в вотчинах Строгановых русские мужики и бабы, которых царевич отправил в Кашлык вместе с десятком воинов охраны. На одной из телег лежали, поблескивая полукруглыми боками, две медные пушки, судя по всему, недавно отлитые и даже не бывавшие в деле.
— Сколько их? — спросил у старого воина Кучум, кивнув на пленных.
— Три десятка человек, — ответил тот. — Куда их девать, хан?
— Баб раздать нукерам, а мужикам выколоть глаза и посадить сбивать молоко на сыр и масло, — коротко распорядился он, вспомнив вчерашний разговор с Анной, и, не оборачиваясь, пошел по качающемуся под ним мосту.
КИЛЕШУ[8]
Карача-бек безошибочно угадал ухудшение настроения Кучума после сообщения о появлении казаков во владениях ханства. В такие моменты с ханом было лучше не разговаривать, чтоб не попасть под горячую руку, и даже совсем исчезнуть из Кашлыка. К тому же в голове у визиря зародился свой план и ему необходимо было срочно с кем-то посоветоваться, услышать чужое мнение Коротко сообщив начальнику стражи, что он будет отсутствовать несколько дней, Карача-бек выехал из ханской ставки и направился к городку Соуз-хана.
Отправив лучших своих нукеров с царевичем Мухамед-Кулом против казаков, Соуз-хан сильно перетрусил. Он больше всего боялся не столько русских, с которыми, как он думал, всегда можно договориться и откупиться от них, сколько разбойников. Те возьмут и деньги, и наложниц, и его жизнь в придачу. Поэтому он велел разрушить подъемный мост, наглухо завалить бревнами и корягами ворота и никому ни под каким предлогом не отлучаться из городка. На башнях круглые сутки дежурили вооруженные нукеры, а всем, включая жен и наложниц, раздали оружие.
Старшие сыновья Соуз-хана, давно женатые, имевшие уже по нескольку жен, шушукались меж собой, подшучивали над отцом. Но он не обращал внимания на их смешки, отвечая на все издевки:
— У медведя силы побольше, чем у иного батыра, а и он зря не лезет в драку. На зиму в берлогу заляжет, затаится — и не сыщешь. Вот и нам самое лучшее сейчас — отсидеться тихо, незаметно, а как казаки уйдут, то все пойдет по-старому.
— А коль не уйдут? — спрашивал отца старший Шарип. — Что же нам теперь всю жизнь тут сидеть, от людей закрывшись?
— Сколько надо, столько и будем сидеть!
— Сейчас самое время уток погонять, боровая дичь подошла, — мечтательно вздыхал другой его сын Набут.
— И забудь! — замахал на него руками, испуганно округляя глаза, Соуз-хан. — Выбрось из своей глупой головы! Понял?
И сыновьям ничего другого не оставалось как подчиниться. Правда, уже на второй день заточения сыновья решили ночью, в тайне от отца, сбежать в лес на охоту. Осталось дождаться темноты и выбрать удобное место, где бы можно беспрепятственно перебраться через стену.
— Всадник! — неожиданно закричал после полудня стражник с башни.
— Неужели русские уже здесь?! — всполошился Соуз-хан и дрожащими руками схватил заранее приготовленную тяжелую пищаль.
— Да он один, — крикнул взлетевший на стену Набут.
— И что из того? Сперва один, а потом сотня. Не смейте разговаривать с ним! Всем спрятаться! Слышите?! Пусть думает, что мы все уехали куда-нибудь в гости.
— Отец, это, кажется, ханский визирь, — зоркие глаза Набута угадали в скачущем всаднике человека, который не раз бывал у них.
— Карача-бек?! Этот еще более страшный разбойник. Он опять втянет меня в какую-нибудь историю. Не открывайте ему.
— Как не открыть ханскому визирю? — удивился Шарип.
— Нечего ему тут делать. Скажите, что я болен.
— Так он и поверит, — вполголоса проговорил Шарип, отходя в сторону.
Меж тем Карача-бек, подскакав к стенам городка, обнаружил, что подъемный мост разрушен, а ворота наглухо закрыты. И сразу догадался о причине подобных приготовлений. Разглядев притаившегося на вышке охранника, громко крикнул:
— Где почтенный Соуз-хан? Здоров ли он?
— Ой, господин, — запричитал тот — наш хозяин шибко болен. Так болен, что и принять никого не может.
— Пусть впустит меня и я облегчу его страдания. Скажи, что у меня с собой хорошее лекарство. Да пошевеливайся там!
Охранник кубарем скатился по лестнице и доложил укрывшемуся в шатре господину, что ханский визирь во что бы то ни стало желает видеть лично его.
— Видно, и умереть мне спокойно не дадут, — заохал тот, тяжело дыша и держась за живот. У него и впрямь начались сильнейшие боли в области пупка и внутри так крутило кишки, будто там орудовала здоровенная мышь или змея.
Держась рукой за пупок, вминая его внутрь, он тяжело вполз наверх башни и крикнул:
— Мое почтение ханскому визирю! Как драгоценное здоровье нашего хана?
— Спасибо, здоровье его в полном порядке. А ты, говорят, умирать собрался? Не рано ли?
— Ой, плохо дело, очень плохо. Ни сидеть, ни лежать не могу. Видно, и впрямь умру скоро.
— Брось, Соуз-хан, брось глупости говорить. Поживем еще с тобой. Почему ты не впускаешь меня? Или у тебя заразная болезнь?
— Да кто его знает. Может и заразная, а может нет…
— Вели открыть ворота. Я постараюсь помочь тебе и хоть как-то облегчить страдания.
— Не могу, почтеннейший. Я еще вчера приказал завалить ворота и не открывать их никому.
— Тогда спускайся ко мне. У меня серьезный разговор и я не желаю перекрикиваться как двое глухих.
— Как я могу спуститься?! — всплеснул короткими ручками Соуз-хан. — Разобьюсь!
— Пусть хотя бы для меня лестницу спустят. Скоро ночь наступит. Да и поговорить надо. Давай лестницу!
Соуз-хан понял, что ему не отвязаться от назойливого гостя, и велел стражникам принести лестницу, по которой Карача-бек ловко вскарабкался на стену.
— Скажи своим нукерам, чтоб кто-нибудь стреножил мою лошадь. А то коль она убежит, придется брать у тебя доброго коня.
Карача-бек, проведенный в хозяйский шатер, заметил и сыновей Соуз-хана, поклонившихся ему, но без приглашения отца не посмевших зайти следом.
— Что же наследников своих не зовешь? Им тоже не помешает послушать, о чем старшие говорят.
Соуз-хану не оставалось ничего другого, как кликнуть сыновей.
— Отчего в поход с царевичем не пошли? — спросил их Карача-бек, осматривая плечистых здоровяков-братьев.
— Отец не пустил, — наклонил голову Шарип.
— Мы просились, — поддакнул младший.
— Успеют еще, навоюются, — с неожиданной твердостью в голосе проговорил Соуз-хан. Похоже, что болезнь его прошла и теперь, в присутствии сыновей, он держался уверенно, как и подобает отцу и хозяину.
— Может, и так… Может быть, немало еще всем нам повоевать придется. Многое зависит от того, как поход Мухамед-Кула сложится. Если удастся ему остановить русских, на том война и закончится. А вот коль они дальше поплывут… Тогда не знаю, как все повернется…
— Неужели такая сила у русских, что до самого Кашлыка дойти могут? А ведь и мой городок рядом, рукой подать. Что же делать?
— Подожди умирать раньше времени. Вон у тебя какие сыновья! Разве не защитят отца? А? — спросил он у зардевшихся румянцем молодых людей, ловивших каждое слово их разговора.
— Мы сможем постоять за себя! — привскочил Шарип.
— Я из лука утку влет сбиваю, — подхватил Набут.
— Это хорошо, что вы такие храбрецы. Только мне хочется о другом поговорить, — охладил их пыл Карача-бек. — Знаете ли вы, что ваш отец происходит из очень древнего рода? А значит, и вы тоже. Ваши предки были в родстве с великими ханами, которые владели едва не половиной сибирских земель. Поэтому я и почитаю вашего отца и вожу с ним дружбу. И вам надо помнить об этом.
— Мы помним, помним… А как же…
— И хорошо, что помните. Но наш хан Кучум не очень-то жалует людей древнего и знатного рода. Он водит дружбу с теми, кто ничего не имеет и всем обязан лично ему. Пока он у власти, вам и думать не стоит о высоком положении при ханском дворе.
— Это так, — подал голос Соуз-хан. — Не жалует он меня.
— А вы не думали, что будет, если русские вдруг да прогонят нашего хана? Кому достанется белый ханский войлок? Кто поставит свой шатер на ханском холме?
— Так сами русские и сядут, — простодушно ответил Шарип.
— Э-э-э… Ты плохо знаешь русских. Они не смогут управлять нами, потому что не знают нашего языка, обычаев, другой веры, нежели мы.
— Значит, найдут кого-нибудь, — предположил Набут.
— Вот именно. Кого-нибудь найдут, пригласят. Вы правильно меня поняли.
Соуз-хан, до которого начал доходить смысл слов Карачи-бека, хитро сощурился и причмокнул толстыми губами.
— Надо бы тогда помочь этим русским. А? Как думает почтенный визирь?
Я думаю, что ты правильно решил: отсидеться в городке и поглядеть, как дело выгорит, куда все обернется. Сейчас рано принимать чью-то сторону. Пусть все идет как идет.
— А где те ружья, что выковал тебе мастер, привезенный нами из Казани? — спросил Соуз-хан визиря.
— Они в надежном месте и ожидают своего часа. И лучше, чтобы ты совсем забыл о них.
— Хорошо, хорошо… — поспешно заверил его Соуз-хан. — Ты же знаешь, что я умею молчать.
— Да. Длинный язык часто укорачивает жизнь хозяину. А теперь, может, вы меня угостите чем-нибудь?
Рыбак Назис неспешно плыл на новом челноке, поглядывая на лежащий в носу улов. Рыба, отъевшаяся за лето, была вялой, чуяла приближение скорой зимы и держалась на глубине. В сетку, которую он ставил в устье небольшой речушки, попались пара щук и один небольшой язь. Но и этого должно хватить, чтоб сварить уху самому, накормить внуков.