Джейн подперла голову руками, делая со своей стороны уступку интимной обстановке.
— И все-таки, — задумчиво произнесла она, — почему ты не попросишь Королеву о защите? Для Владычицы семи покровов Иллюзии не составило бы труда надежно скрыть тебя от врага.
Эльф покачал головой, и его обычно бесстрастное лицо превратилось в маску чего-то среднего меж скорбью и сарказмом.
— Было бы крайне неразумно положиться на Королеву в столь щекотливой ситуации. Даже если бы она дала согласие, я не уверен, что оно было бы искренним.
— Все лучше, чем ничего.
— Да она с ним спит! — вспылил эльф.
Джейн покраснела. Она не ожидала такой грубоватой прямоты от вежливого иезуита Амальрика.
— Может быть, — сказала она, — ты ошибаешься?
Амальрик горько усмехнулся.
— И единороги тоже? Неужели же ты думаешь, я не знаю, как и с кем проводит время моя Королева? С позволения Творца я повидал их немало, и поверь мне, но я каждый день жду, что она подаст любовнику мою голову на золотом блюде.
— Она бы уже сделала это, если бы хотела.
— Возможно, она манит его этим желанным призом. А я почти уверен, что он использует ее именно с целью добраться до меня. Она влюблена. И моя шкура зависит от того, насколько злейший мой враг удовлетворит маленькую ненасытную стерву.
Джейн задумчиво смотрела на него.
— А как же все те слухи, будто бы она стала жертвой насилия, Регент? Неужели ты солгал?
Амальрик нахмурился.
— Формально лжи тут не было. Она вела себя подобным образом и ничего не соблаговолила объяснить. Я высказал предположение, в истинности которого был убежден, а молва разнесла его под видом факта. Как видишь, даже я, старейший, не в силах переступить проклятие правды, хотя знаю множество обходных путей. Что же касается их отношений… Думаю, она всегда его хотела. Итак, моя Королева наслаждается страстями первой любви, а ее приятель достаточно опытен и умен, чтобы не спеша воспользоваться ее чувствами.
— И ты хочешь меня убедить, будто не в состоянии надавить на пятнадцатилетнюю девчонку, Регент? Не ты ли говорил, что навидался их всяких?
— Она — моя Королева, — хмуро промолвил Амальрик. — Она не имела бы права называться ею, если бы вела себя иначе. Какие могут быть претензии к духу веселого секса?
Он поднял голову и посмотрел на Джейн таким взглядом, что она чуть не согнулась под его тяжестью.
— Она — фальшивка, и, говоря тебе об этом, я не открываю тайны. Не знаю, участвовала ли ты лично в том заговоре, но полагаю, что как ближайший друг Клайгеля, знала обо всем.
— Ты ее принял, — возразила Джейн. — Значит, ты и сам решился участвовать в заговоре. Если ты догадался, что она фальшивая, то солгал своему народу?
Амальрик одновременно сморщился и усмехнулся.
— Тебе не дает покоя моя способность или неспособность лгать? Формально лжи не было и тут. Я предоставил выбор своему народу. Я просто вывел ее к народу, представил ее Знак, и ее приняли на «ура». Я был рад обойтись без убийства и войны. В конце концов, на протяжении краткого срока человеческой жизни мы как-нибудь перебились бы и с фальшивой Королевой.
Джейн была потрясена.
— Если ты знаешь, что твоя Королева — фальшивая, не фальшива ли и твоя преданность ей?
Она пожалела о своих словах, так недобро взблеснули в ее сторону глаза эльфа.
— Она — моя Королева, — упрямо повторил он. — Я признал ее, и мой народ — вместе со мной. Таким образом я взял на себя все подобающие обязательства. И вот что я тебе еще скажу, принцесса. За полторы тысячи лет моей памяти не было у эльфов более настоящей Королевы, чем эта фальшивая. Она обладает магией и наслаждается властью, которую та ей дает. Она — капризный, себялюбивый, иррациональный дух с женской логикой. И даже когда она выводит меня из себя, унижает меня, и я, случается, негодую и ненавижу ее, даже тогда я восхищаюсь и изумляюсь ей. Лучшей Королевы у меня не было. И мне причиняет боль одна лишь мысль о том, что кто-то приобрел над ее помыслами какую-то власть.
— Кто-то помимо тебя?
Внезапно Джейн захотелось расквитаться с эльфом за анатомирование ее собственных чувств в отношении Александра Клайгеля, отца Солли.
— Если бы меж народами могли существовать связи подобного рода, я сказала бы, Регент, что ты влюблен в свою Королеву.
Он прищурился, язвительно скривив рот.
— Что вы, люди, способны понять в отношении эльфа к своей Королеве?! Если она пожелает послать меня на плаху, а мою голову — Черному принцу, я не скажу и слова против. По крайней мере, не на посторонних глазах. Нет чувства возвышеннее, благороднее и чище, чем то, что питает эльф к своей Королеве. Разве что привязанность единорога. Но ту куда легче утратить. Да, я люблю свою Королеву так, как только эльф может любить человека, и я безумно ненавижу негодяя, который встал между нами.
Он помолчал некоторое время, потом задумчиво добавил:
— Вот если бы мне удалось переключить ее внимание с Рэя на какого-нибудь другого героя, преимущественно из Светлых… Тогда принц лишился бы ее поддержки, и я мог бы хоть как-то уравновесить силы. Правда, — тут он грустно усмехнулся, — уж очень богат мой опыт по части чувств моих Королев. Сэсс, предыдущая, любила Клайгеля, светлее которого не бывает. И что же? Мы ее потеряли. Она, как ты помнишь, в приступе горя и гнева отвергла свою власть. В сущности, ей не очень-то и нужна была эта сказка.
— С Солли тебе подобная перспектива не грозит, — заметила принцесса. — Она еще крохой была одержима манией Могущества Королевы эльфов. Право, не могу представить себе ситуацию, в которой она могла бы отречься.
— Да, потеря Королевы Соль нам не грозит, однако моя голова рискует стать пепельницей на столе Черного принца. Как патриота, меня должно радовать подобное состояние дел, но… С жизнью довольно трудно расстаться по доброй воле. Я наводил справки. Среди известных и свободных героев Волшебной Страны нет такого, кто мог бы затмить этого мерзавца в женских глазах.
— Да, — согласилась Джейн, — Рэй исключительно храбр и умен, и он, без сомнения, сейчас самый красивый герой Волшебной Страны. Последнее обстоятельство, возможно, и является решающим в глазах Солли.
— В этой связи есть и положительная сторона, — неожиданно добавила она. — Рэй не может быть в двух местах одновременно. Пока они занимаются любовью, ты можешь расслабиться и отдохнуть. Кто знает, может быть, именно твоей Королеве удастся всех помирить?
Амальрик откинулся на спинку кресла.
— Я не хочу с ним мириться, — просто сказал он. — Я хочу его смерти и падения Черного трона. Хочу благополучия своему народу.
— Ты же хотел спать, — напомнила ему Джейн. — По крайней мере, Хайпур позволит тебе провести здесь несколько ночей без опасений за свою жизнь.
Амальрик встал и церемонно поклонился.
— Благодарю, принцесса. Я покину тебя с твоего позволения.
— Странно, однако, — промолвила Джейн ему в удаляющуюся спину, — что Рэй дождался Солли. Мне всегда казалось, что ему нравится Сэсс. Между нею и Рэем разница в возрасте меньше, чем между Рэем и Солли. И уж, разумеется, трудно предположить, будто принц Черного трона не совмещает любовные игры с политическими.
* * *
Однако же это было не так, или почти не так. Солли имела для Рэя и самостоятельное значение. Он всерьез увлекся ею, прочие свои заботы на время частых отлучек предоставив Удылгубу. Они перестали быть друзьями, и он старался, чтобы новая ипостась их отношений не разочаровала Королеву эльфов. И он своего добился. Энергичная и живая, Солли, с немалым облегчением расставшаяся с первичной застенчивостью, оказалась на редкость способной и инициативной ученицей, и вскоре он уже сомневался, является ли он сам в их партнерстве безоговорочно ведущей стороной.
Она всегда сама звала его, посылая птиц, выговаривавших его имя, или же передавая послания эстафетой шумящих древесных крон. И Рэй не пренебрегал ее зовом, зная, что каждая новая встреча обнаружит новую грань в бесценном бриллианте, что зовется Королевою эльфов.
То в венке из ромашек, то в короне из багряных листьев клена и бронзовых — дуба, то в драгоценных шелках, то лишь в гирляндах цветов, то в пушистой мантии из миллионов мельчайших перышек, то нагая, в нитках речного жемчуга, с ракушками в волосах, то в деревенском холщовом платье на козлах воза, весьма двусмысленно нагруженного сеном, правящая собственноручно парой ленивых волов, то — с телом, причудливо разрисованным разноцветным ягодным соком, то розовым утром, то золотым вечером, то ясной ночью, когда звезд на небе больше, чем смородины на кусте, каждый раз по-иному, каждый раз сама — иная, то с хохотом бросающаяся ему на шею, обвивая его руками и ногами, то молчаливая, ускользающая, заставляющая его разгадывать загадки. Тысячи женщин, скрывающихся за этим худеньким личиком в форме сердечка. На подаренной им белой быстроногой кобылице Королева носилась по своим владениям, сидя без седла, по-мужски, но, когда они встречались, Рэй пересаживал ее к себе, и кобылица порожняком плелась за Расти, пока хозяева жадно целовались, мешая волосы и дыхание.
Потом же, когда они отдыхали, слушая ли плеск близкой, игравшей на перекате реки, где полоскались кудри Королевы, глядя ли вверх, в высокие кроны деревьев, зелеными фильтрами смягчающие яростный блеск солнечных лучей, Рэю приходилось выслушивать уйму разного рода бреда, касающегося занятных особенностей птиц, зверей, трав, цветов или же мелкой безобидной нечисти. Иногда она донимала его жалобами и сокрушениями по поводу большей частью выдуманных недостатков своей фигуры, заключавшихся, главным образом, в слабой, на ее взгляд, развитости груди. /Сколько Рэй помнил, ни одна из женщин, с которыми ему доводилось иметь дело, не была на этот счет удовлетворена собой./ Иногда же ей приходило в голову поинтересоваться его мнением насчет того, не лучше ли ей будет покрыть все тело замысловатой татуировкой или же покрасить волосы в зеленый цвет. Ей было всего лишь пятнадцать лет, и теперь, когда она уже не стремилась говорить «взрослые вещи», обнаружилось, что она совершенно не в состоянии удерживать свое внимание на каком-то одном предмете дольше полуминуты.