епашец. И с собою он ее не возьмет, потому что пути, которыми он ходит — не для женщин. А женщина должна быть подарком, а не обузой. Может быть, в его сказке даже есть героиня. Неважно. Просто ей повезло, что братьев сегодня не оказалось дома. И теплилась надежда, что когда-нибудь он еще проедет этими местами.
* * *
Рэй был истово, молитвенно благодарен ей за то, что она оказалась здесь, и за то, что она была именно такой. Ни с кем он ее не сравнивал, никого она ему не заменяла и ни о ком, кроме нее, он не думал. Сегодня, будучи из-за холода, голода, сырости и отчаяния почти на грани срыва, он так нуждался в том, чтобы кто-то обнял его. Он понял ее взгляд задолго до того, как она сама решилась сделать то первое движение навстречу. Женщины любили его, он был избалован вниманием, и, возможно, случись все по-другому, она напоролась бы в ответ на раздражение и злую насмешку. Но теперь, лежа рядом с ней, такой теплой и мягкой, счастливой от того, что ему хорошо с ней, в тесноте и уюте ее крохотной комнатки, он думал о том, что просто чудесно — знать, что в этом мире что-то есть и для тебя. Если бы он выбирал для себя сам, он, наверное, выбрал бы кого-нибудь вроде нее. Она была красивая, но почему-то это оказалось несущественно. Робкий слабый свет обвел ее золотым контуром, и была она трепещущей, ласковой и покорной, и дала ему ощущение полного, безграничного если не счастья, то покоя. Он уже и не представлял в точности, где кончается эта юная женщина, и начинается просто притягательная сила этого дома, этой большой печи и вкусной еды. Никогда и ни с кем прежде он не был так близок к словам любви. «Я хочу, — прошептала она во тьме, — чтобы завтра ты проснулся поздно.» Он засмеялся в ответ и удивился сам, таким счастливым показался ему этот смех. «А как же семь братьев, коих принесет наступающий день? Ведь их естественной реакцией будет прикончить субъекта, обнаруженного в постели сестры?» «Я не позволю!» — шутливо возмутилась она, а он не стал говорить, что при всем их желании даже семеро увальней не управятся с ним одним, а вот сам он, прорываясь на волю, способен наделать бед. Не сказал, потому что случалось уже с ним нечто подобное, и ей совершенно незачем было об этом знать. И, обнимая ее, он позволил себе забыться крепко, без сновидений, не обычным своим волчьим сном вполглаза, а нормальным спокойным сном усталого человека. Все, бывшее до этого мгновения, и все, что будет с ним после, вновь приобретет значимость лишь утром, а сейчас он в полной мере пользовался даром сегодняшней ночи.
* * *
Утром она встала до света, скотина и хозяйство требовали ее заботы, а Рэя разбудил поток косых солнечных лучей, хлынувший в узкое окошко горницы, прорубленное в неохватных бревнах, из которых был сложен этот дом. Дождь остался во вчера, и о нем напоминало лишь сверкание яркой свежей листвы. Он неторопливо, смакуя каждое мгновение, поднялся, натянул брюки и сапоги, вышел во двор и умылся до пояса холодной водой из бочки, стоявшей под дождевым стоком. Смыл отчаяние и усталость. Взглянул из-под руки на солнце. Вероятно, скоро вернутся хозяева, и ему нужно убираться подобру-поздорову, если он не хочет осложнений. Но уходить не простившись, не поблагодарив, не взглянув на нее при свете дня, не хотелось.
Впрочем, она уже шла навстречу, опустив глаза, но улыбаясь лукаво и неся в фартуке к завтраку дары своего огорода. Прямые волосы цвета не то солнца, не то спелой ржи лежали на ее плечах и спине, как плащ, сотканный из золота, и Рэй чуть было не дал себе обещание непременно проехать этими местами еще раз, но одумался. В такой сказке, как его собственная, было бы крайне неразумно что-то загадывать наперед.
Он встретил ее на тропе, они поцеловались, обнялись и так пошли в дом.
А когда вошли, Анни, опешив, застыла с полуоткрытым ртом, а Рэй вполголоса беспомощно выругался. Он-то прекрасно понимал, кого принесла нелегкая, раз горница преобразилась, залитая слепящим рыже-зеленым сиянием.
Солли материализовалась из света сидящей боком на краешке стола. Носочком одной ножки, обутой в туфельку на невообразимой длины каблуке, она упиралась в пол, другая дотуда не доставала и интенсивно болталась в воздухе. На этот раз взбалмошная Королева была одета в причудливое платье, состоявшее, казалось, из одних только фейерических оборок желтого, оранжевого и красного цветов. Длинные широкие рукава в форме баллонов, тесно облегающий лиф и бесчисленное количество юбок сплошь покрывали оборки, придавая Королеве Соль вид смешной экзотической птицы. Вид у нее был взбешенный и почему-то немного вульгарный: Рэй не сразу заметил, что Солли накрашена.
— Наконец-то! — воскликнула она. — Все в сборе, и можно приступать к выяснению отношений. Ты знаешь, малютка, кто перед тобой?
Если «малютка» Анни, бывшая, кстати, и постарше, и покрупнее Королевы, и не знала, то догадаться не составило труда. Ошеломленная, она прошептала ее титул.
— Хвала духам! А то я опасалась, что мой приятель теперь предпочитает бессловесных! Тебя что, с детства не научили чужого не трогать?
Ее кулачки были крепко сжаты, и пахло нешуточным скандалом, но Рэй по одной причине не мог вмешаться: ему внезапно стало смешно, и он прилагал все усилия, чтобы удержаться от хохота, что несказанно оскорбило бы обеих его дам. Похоже, он мог сердиться на нее только заочно. Ему о многом пришлось напомнить себе, прежде чем он сумел достойно вступить в разговор и подоспеть на помощь практически сметенной шквалом яростных нападок Анни.
— Ты еще смеешь показываться мне на глаза?
Солли вздернула подбородок. Кроха, она заполняла своим Королевским Величеством всю горницу и ухитрялась смотреть на него сверху вниз. Этого ее феномена он никогда не мог понять.
— Не ослышалась? Я — смею? Ты, видно, забыл, кто я! Или меня тебе настолько мало, что ты валяешься с первой встречной девкой?
Анни молча переводила взгляд с одного из своих гостей на другого. Ее угораздило встать на пути Королевы эльфов. Вчерашнюю, ее бы это повергло в трепет, но сегодня все было по-иному. Их сказки она не знала, но почувствовала, что они в жестокой ссоре, и что мужчина, из-за которого идет свара, симпатизирует скорее ей, нежели рыжей Королеве. Но самое главное: воспоминание о том, что сегодняшней ночью он был с ней счастлив, давало ей все права играть и драться за него на равных… а может быть, и с некоторым перевесом.
— Не вмешивайся, пожалуйста, — попросила она не на шутку удивившегося Рэя, и обернулась к противнице, весь свой пыл обрушившей на изменника и совершенно не принимавшей ее в расчет, словно достаточно было одного королевского явления, чтобы Анни, устыдившись собственного ничтожества, смиренно отошла в сторонку. — Боюсь, Королева, тебе придется уйти ни с чем.
— Неужели? — Солли великолепно прищурилась. — И какою же силой обладаешь ты, милашка? Может быть, ты великая и могущественная — спаси нас духи от такого добра — волшебница, госпожа Инкогнито? О Рэй! Разве мало на свете принцесс? Твой выбор меня оскорбляет! Ну же, леди Неполноценность?
— Власть у меня небольшая, — ровным голосом, не обращая внимания на провокации, отвечала Анни. — Но я слыхала, что и тебе можно противостоять, жестокая Королева.
— И что же имеется в твоем арсенале?
— Всего лишь настоящая любовь, Королева.
Королева расхохоталась, словно рассыпала по комнате хрустальные шарики.
— И ты полагаешь, что все это у тебя есть?
Безыскусная хуторянка не отвела взгляда, потому что уловила в смехе Королевы натяжку.
— За себя я могу отвечать.
Если даже Рэй не чувствовал того же, что она, то его обращенный к ней взгляд был как от души протянутая в благодарность рука, и Анни уверилась, что против Королевы можно стоять. А та, утратив издевательский вид, вдруг поглядела на нее серьезным взглядом маленькой девочки.
— А ведь я шутя могу сжить тебя со свету, — задумчиво протянула она. — А ты не боишься. Знаю. Сама дралась бы за него так же. Знаешь, хуторянка, не буду я с тобой ссориться. Не потому, что ты меня напугала. Просто, стоит же чего-то доброго женская солидарность. Но знаешь, мне все же хотелось бы убедиться в том, что ты знаешь, кого выбрала в свои герои. Знаешь ли, с кем спала сегодняшней ночью? Ведь мой друг… — она коснулась плеча Рэя и не удержала усмешки, выдавшей как ее намерения, так и последующие жестокие слова.
— Молчи! — невольно вскрикнул он.
— Сам Рэй, принц Черного трона, — торжествующе закончила она, добившись эффектной немой сцены. Исступленно молящий об отрицании взгляд испуганных глаз Анни метнулся к Рэю, но тот упорно рассматривал свои сапоги. Впервые в жизни ему хотелось, чтобы это было не так. Королева наслаждалась выигрышем. Медленно-медленно поднесла Анни руку ко рту и впилась зубами в запястье, тщась физической болью заглушить боль душевную. А потом, не в силах видеть больше их обоих, кинулась из горницы вон, по дорожке к воротам, за ворота и в лес, спеша убежать от того, что жестоко рвало ей сердце.
Солли подошла к распахнутой двери и, скрестив на груди руки, проводила беглянку равнодушным взглядом.
— Многие вещи сильнее любви, — сказала она ей вслед. — И предрассудок — одна из них.
— Не знал, что в тебе столько жестокости.
— Теперь будешь знать. Ты и впрямь спятил, если решил, что я тебя выпущу. — Она скривилась. — По крайней мере мог бы подыскать что-нибудь поинтереснее. Никогда не связалась бы с тобой, если бы знала, что в твоем вкусе телки. Ты что, дружок, мимо одинокой женщины проехать не можешь? Или это был миг слабости?
— Солли, не ты ли говорила, что у нас нет друг перед другом обязательств?
— Но это касалось МЕНЯ! — вскричала вне себя Королева. — Это у МЕНЯ ни по имиджу, ни по званию не может быть ни перед кем обязательств! А между тем я, как последняя дура, верна тебе битых три года! Завтра же предложу себя первому попавшемуся герою, а ты, дружок, поучись держать в узде своего коня!
На этих словах лопнуло все невеликое, доступное пониманию Рэя терпение. Она довела его до той точки, когда он готов был любой ценой попытаться пресечь этот поток оскорблений. Сшибая на своем пути табуретки, тигр бросился на Солли, схватил ее за ворот, единственным небрежным движением до пояса разодрал все эти оборки, грубо и больно швырнул ее, не успевшую ни воспротивиться, ни закричать и никак иначе принять меры к своей защите, на лавку, взбил ей юбки, скомкал ее, подмяв под себя… И в тот же миг в его обнаженное плечо с завидным хладнокровием впились зубы и