Тело в его объятиях пронзила крупная дрожь, она извернулась, два сжатых кулачка уперлись ему в грудь, требуя немедленной свободы, а в обращенных к нему зеленых — зеленых! — глазах была та крайняя степень возмущения допущенной вольностью, какая только совместима с достоинством леди.
Он выпустил Сэсс и сделал два шага назад, усмехаясь своей ошибке.
— То-то мне показалось, — пошутил он, — моя Солли стала выше ростом.
— Теперь я знаю, что сплетни о твоих отношениях с моей дочерью на самом деле имеют основания.
Она все еще пыталась выровнять дыхание, и Рэй горько посмеялся про себя: ему очень хотелось увидеть Солли. Он так надеялся, что это она позвала его.
— Мне нужно с тобой поговорить, — сказала Леди Тримальхиара. — Я хочу, чтобы ты оставил в покое мою дочь.
Рэй усмехнулся, его глаза стали угрюмыми.
— Почему бы тебе не попытаться поговорить об этом с ней самой?
— Я пыталась. Я не могу к ней пробиться. Думаю, Солли избегает меня сознательно. Не твоя ли тут рука?
— Не моя. Мотивы Солли для меня такая же загадка. Честно говоря, я сомневаюсь, что она всегда действует в здравом уме и твердой памяти.
— Ты на десять лет старше, Рэй. Ты отвечаешь за все. Я знаю, что она беременна. Знаю, что от тебя. Знаю, что Королева эльфов чаще всего — пешка в большой политической игре. Ни у кого из нас нет на бедную маленькую дурочку влияния больше, чем у тебя. Я прошу тебя… нет, я требую, чтобы ты прекратил ее использовать.
Пока она говорила, на лице принца твердела маска презрительной гордости.
— Прекратить? — переспросил он. — Но мне нужна женщина. — Он смерил ее взглядом. — Ты очень на нее похожа.
Он вполне насладился ее немым негодованием, сменившимся замешательством и внутренней борьбой между невыносимым желанием сказать резкость и взвешиванием возможных последствий.
— Считай, — с коротким смешком сказал он, — что я расквитался с тобой за розыгрыш. Ты — самая прекрасная женщина на свете, однако же есть вещи, святые даже для меня. Согласен, шутка гнусная, но от меня-то разве ты ждала иного?
И, не давая ей возможности опомниться, продолжил:
— Мне самому есть о чем поговорить с тобой, Сэсс. Согласен, Солли — маленькая дурочка, но уж совсем не бедная. Если ей что-то запало в голову, будь уверена, так она и сделает. А вот насчет политических игр — это серьезно. Самое меньшее, чего я могу ждать от эльфов, так это того, что они по незнанию и неопытности загубят и Солли, и ребенка. Насколько я знаю, их Королевы никогда не рожали. Может случиться и худшее. Им этот ребенок — мой ребенок, учти! — не нужен. Я могу предположить, что они постараются либо выкрасть и утаить его, либо сделать что-нибудь похуже. От ее Регента я могу ожидать всего. Потому я хотел бы, чтобы Солли рожала в Тримальхиаре. Ты согласна, что так будет лучше?
Ее взгляд был недоверчив, но уже не так непримирим.
— Я думала о тебе хуже.
— Знаю. Сейчас это все равно. Лучше тебя о ней никто не позаботится.
— Да, конечно. Но как ты ее затащишь в Тримальхиар?
— Силой!
— В твоих устах это звучит!
Негромкий смех почти примирил их.
* * *
Он засыпал эльфийский лес посланцами-летунами и несколько дней подряд просидел у палантира, нажив дикую мигрень, но таки достучался до нее. Солли показалась ему перепуганной и не уверенной в себе, и долго раздумывала, прежде чем согласилась с ним встретиться. Однако любопытство и желание похвастать своим положением перевесили прочие, какие-то тайные соображения, и она обещала быть в условленном месте. В сущности, это было первое свидание, которое Рэй ей сам назначил. Он немедленно поспешил уведомить Тримальхиар.
Она опоздала, и ему пришлось понервничать. Потом появилась, сидя по-дамски на лошади, идущей шагом. Ему показалось, что, завидев его, она чуть не ударилась в бега.
— Послушай, — сказала она нервно, — я уже не уверена, хочу я этого, или нет.
Его сердце упало.
— Солли… если ты что-нибудь сотворишь с собой, я тебя брошу к чертям.
Они оставили лошадей и пошли через лес. Рэй обнимал прижимавшуюся к нему Королеву за плечи и следил, чтобы под королевские ножки, обутые по случаю погодных перемен в теплые ботинки, не попалась какая-нибудь каверзная ветка. Он чувствовал себя дураком, но дураком счастливым, и пытался в неспешной беседе выведать настроения ее эльфийского окружения.
— Я хотел бы, Солли, чтобы ты кое с кем встретилась, — сказал он ей между прочим.
— С кем это еще? — она казалась умиротворенной, и он покрепче взял ее под руку.
Из-за кустов показались двое верховых. Глаза Солли расширились, она дернулась в сторону.
— Мерзавец! — услышали Сэсс и Артур. — Предатель! Как ты мог меня так сдать?
Несколько секунд им казалось, что Рэй отчаянно борется с пустотой, рябящей радужными переливами.
— Пожалуйста, Солли, не брыкайся, ты теряешь лицо…
— Справедливое замечание в обоих смыслах, — сострил Артур.
— Я держу тебя крепко и выпускать не собираюсь. Солли, прошу тебя, пускать в ход зубы недостойно…
— Помочь?
— Я справлюсь. Уф!
Рэй держал в руках теплый и длинный шерстяной плащ, в который было увязано нечто невидимое.
— Идиот! — сказал оттуда девичий голосок. — Она же будет меня ругать!
— Не буду, — пообещала Сэсс. — Я сейчас разрыдаюсь, а выпороть тебя попрошу Рэя немного попозже.
— И я сделаю это с огромным удовольствием, тем более, что она всегда нуждалась в хорошей порке.
— Это, как я понимаю, называется воссоединением семьи? — ощетинилась в своем тюке невидимая Королева. — Вы все тут спелись, чтобы лишить меня законной власти.
— Законной, вот как? — Сэсс заломила бровь.
— Ну ладно, — вмешался Артур, — у вас еще будет время обсудить права на трон. А теперь, может быть, познакомимся, сестричка? А то первых впечатлений у меня от тебя не больше, чем от мешка с картошкой.
— А пусть он меня выпустит!
— Ага, она деру даст.
— Не дам, — вдруг пообещала Солли. — Считайте, что я уступила силе. Пусть теперь побудет так.
Рэй опустил сверток на землю той стороной, где предполагались ноги: уж он-то знал, с какого конца его ноша лягается. Сверток расположил плащ грациозными складками и лишь после этого обзавелся головой.
Королева эльфов встряхнула взъерошенными кудрями, опасливо оглянулась на мать и Рэя и протянула руку брату:
— Рыцарь, примите даму под свое покровительство!
Глава 18. АРТИ ВСТУПАЕТ В ИГРУ
Артур постучал в дверь, и задумчивое «я не сплю» было ему ответом. Приоткрыв одну из высоких створок ровно настолько, чтобы проскользнуть внутрь, он вошел и, повинуясь нетерпеливому взмаху руки, поспешил притворить ее за собой.
— Привет! — сказал он. — Все валяешься?
Это было скорее констатацией факта, нежели вопросом. Солли, опираясь на руки, подтянулась и села, взбив за спиною подушки. Рыжие кудри висели вдоль личика, румяного и чуточку помятого недавним сном. Она коснулась лежащей рядом с нею на постели алой росистой розы, в сущности еще почти бутона, чей стебель с удаленными шипами был почти с нее ростом.
— Это вы, рыцарь, коварно и вероломно проникли в спальню дамы, чтобы смутить сим подношением мой слабый разум и неустойчивые чувства?
Арти бурно запротестовал, но довольный ухмыляющийся вид в глазах проницательной Королевы выдал его с потрохами.
— Ну надо же, — промолвила она, — каждый раз даю себе зарок, что уж на этот раз тебя застукаю, ан нет! Что за час ты выбираешь, проныра? Или ты являешься не во плоти?
— Есть маленькие секреты.
Солли тонкими пальчиками взяла длинный стебель, поднесла розу к лицу и не спеша вдохнула ее тонкий, чуточку пряный аромат. Ее блуждающий взгляд обратился к окну, за которым метались птицы и явно собирался дождь. Здесь пока не было явных признаков надвигающейся Зимы, а благодаря проложенному гномами паропроводу в комнатах Замка держалось тепло. Солли пожелала разместиться в своей старой детской.
— Раньше у меня было много роз, — задумчиво сказала она Артуру, присевшему на пуфик у ее изголовья и не сводящему с нее взгляда внимательных серых глаз, которые у брата и сестры были совершенно одинаковыми. — Так много! Охапки, корзины, гирлянды. Целые комнаты роз, Арти. Настоящие озера ароматов, потоки, баюкавшие меня на своих волнах и накрывавшие с головой. И знаешь… я думаю, что когда чего-то имеешь так много, это перестаешь ценить. То же самое с властью и любовью. А вот сейчас я держу ее в руках, и ее запах кажется мне совершенно неповторимым. Я понимаю толк в запахах. Будто она одарена собственной индивидуальностью, собственной душой. Она совершенно отлична от вчерашней, и обе они — от позавчерашней. Поставь ее к прочим.
Арти принял розу из ее рук, опустил стебель в широкую чашу из чеканного серебра, привычно щелкнул под водой ножницами, и роза заняла свое место среди доброго десятка своих сестер.
— Надо же, — удивилась Солли, — все они свежи, как будто срезаны вчера, а ведь первую из них ты подбросил не менее двух недель назад.
— Так ведь от чистого сердца, — серьезно заявил брат. — Вот они и стоят. Мы тебя любим.
Она опустила глаза, белые пальцы нервно пробежали по смятым простыням.
— Иногда мне кажется, — призналась она, — что не было этих шестнадцати лет. Что я никуда не убегала. Мама ничуть не изменилась, только стала менее строга ко мне. И ты — совершенно незнакомый. Почему я никогда не принимала тебя в расчет?
Она поглядела на него, будто требуя ответа, но добилась только тени улыбки.
— С другой стороны, ты так похож на отца.
— Ты говоришь, мама была к тебе строга? — поспешил сменить тему Арти. — Не могу себе представить. Она — сама любовь.
— Ты, — сказала Солли, — счастливчик. Она тебя балует. А меня могла и отругать за пустячок, и даже под горячую руку отшлепать. С папочкой у нас были более доверительные отношения. Он не сюсюкал со мной никогда. Он-то и намекнул однажды, что если у тебя есть смелость шагнуть вперед, то можно стать кем-то большим, чем был до сих пор.