ия подтвердятся.
– Все равно, – поежился Четвертый. – Неприятно как-то.
– А ты, малой, как думал? Родной, мы в поле, причем с очень серьезным заданием, – неожиданно встрял свин. – А в поле надо бояться не только чужих, но и своих тоже. Слив со стороны куратора – самое поганое, что только может случиться с агентом. К сожалению, такое бывает, и бывает нередко. У штабных всегда есть серьезные резоны и высшие интересы, а у тех, кто «в поле» всегда есть риск, что их продадут. Или ими откупятся. Или назначат их «меньшим злом». Так было, так есть и так будет всегда. Никогда не верь тем, кто наверху. Никогда не верь тем, кто ниже. Верить можно только тем, кто рядом. Потому что с ними ты в одной лодке и топить вас, если что, будут всех вместе. Как котят в мешке.
– Ладно, хватит вам! – оборвал разговоры Псих. – Пока это все гадалки и придумки. Когда вернусь – тогда и будут отгадки.
Обезьян подвесил фиолетовый портал и с места прыгнул в него.
Где-то в Верхних Планах
На сей раз появление Психа в берлоге Гуа больше всего напоминало визит к начальству. Красавица сидела за рабочим столом и с большим интересом изучала информацию на мониторе.
Когда обезьян мягко спрыгнул на ковер, она достаточно миролюбиво произнесла:
– Ну наконец-то. А то я уже была близка к кощунственному предположению, что в тебе проснулось чувство такта, и ты больше не будешь врываться в квартиру одинокой женщины без предупреждения.
Но Псих не ответил. Он вообще не произнес ни слова, даже не поздоровался.
Он молча выложил на богатый стол красного дерева, за которым сидела куратор проекта, несколько предметов. Это были: старая алюминиевая фляжка, помутневший от времени стеклянный графин, шнурок от шторы с кисточкой, цельный грошовый веер из бананового листа. Поверх всего лег длинный меч-полуторник и обезьян, так и не произнеся ни слова, отступил на шаг от стола. Он посмотрел прямо в глаза Гуа, и взгляд его был каким угодно, только не добрым.
Гуа тоже стала серьезной. Привстав, она сгребла мелкие предметы в ящик стола, поставила меч рядом с собой и кивнула:
– Спасибо.
После этой короткой реплики ответно уставилась на обезьяна, и во взгляде ее было что угодно, кроме раскаянья.
Они смотрели в глаза друг другу, не говоря ни слова, и пауза все тянулась и тянулась.
Эту нечаянную игру проиграла Гуа – не отводя взгляда, она открыла рот и произнесла:
– И долго мы так будем друг друга взглядом давить? Псих, давай без сценических эффектов. Я тоже умею играть и в молчанку, и в гляделки, и ты это прекрасно знаешь. Если у тебя есть претензии – выкладывай. Если у тебя нет ничего, кроме неясных подозрений – выметывайся!
Псих пару секунд подумал, а потом все-таки открыл рот:
– Это ты науськала лис на нас.
Это был не вопрос, а утверждение.
– Вон оно что, – помрачнела Гуа и вскинулась обиженно. – Псих, сколько лет ты меня знаешь?
– Я тебя знал пару столетий, пока не сел. Потом не знал пару столетий, пока сидел. Люди меняются, Гуа, – мрачно ответил Псих и повторил. – Это ты науськала лис на нас.
– Я, – не стала отказываться куратор.
– Зачем? – вопрос обезьяна был очень лаконичен.
– Псих, не строй из себя дурака или ребенка, – поморщилась Гуа. – Этот вопрос мог бы задать Четвертый, но не ты. Зачем бы я стала делать это тайно, если бы у меня была возможность все вам рассказать? Все, что я могу тебе сказать – я ничего не делаю во вред вам. Все мои действия вызваны заботой об успехе проекта и ничем другим.
Псих поморщился:
– Когда кураторы начинают темнить, все они говорят одно и то же: «Я пекусь только о твоем благе и нашем успехе. Я не могу тебе ничего рассказать, но ты просто поверь мне. Просто поверь!». Иногда эта вера действительно заканчивается хорошо. Кроме тех случаев, когда она заканчивается плохо. В этой драке с лисами мы дважды были на волосок от того, чтобы проиграть.
– Но не проиграли же, – спокойно сказала Гуа. – Псих, хорошие вещи не могут стоить дешево. Серьезную прибавку к шансам на победу нельзя получить без серьезного риска.
– То есть в случае победы мы должны были получить какой-то глобальный добряк? – приподнял брови Псих. – Тогда я вынужден тебя расстроить – мы его не получили.
– Без комментариев, – отрезала Гуа. – Псих, не заставляй меня подозревать тебя в том, что ты поглупел. Мы отправляем паломничество практически без шансов на успех, отправляем в расчете на то, что вытянем вас по дороге, мы, в конце концов, играем в глобальную игру против Системы, а ты являешься ко мне и строишь из себя какую-то целочку, не подозревающую о том, какие методы используются для обмана Системы!
– Я знаю, что некоторые квесты от Системы можно получить, только если ты не подозреваешь об их существовании, – медленно проговорил Псих, размышляя вслух. – Предположим, ты выводишь нас именно на такой квест, о котором откуда-то прослышали твои яйцеголовые аналитики. А раз ты упрямо не желаешь говорить на эту тему, значит, шансы получить этот квест еще сохраняются. Звучит логично. Если конечно, ты это не придумала только что, чтобы отмазаться от подозрений в сливе.
– Да пошел ты, – с искренней обидой сказала красавица. – Тупая макака.
Но Псих как будто не слышал ее, и продолжал размышлять:
– Ладно, предположим, я готов поверить в твое темнилово, но вот поверят ли остальные – большой вопрос. А неверие в руководство и подозрения, что тебя сливают – это самое страшное, что может случиться с группой агентов. Инстинкт самосохранения-то не отключишь. В итоге из-за мощнейшего психологического давления все пересрутся, передерутся и разбегутся. Мне нужны доказательства, что, стравив нас с лисами, ты не хотела избавиться от нас.
– Псих, милый, – очень устало и очень горько сказала Гуа. – Пожалуйста, не переваливай все на меня. На мне столько всего висит, что однажды этот груз просто раздавит меня, как слон – коровью лепешку на дороге. Я понятия не имею, что ты там раскопал, а что – нет. Поэтому я не могу тебя расспрашивать и не могу рассказывать тебе сама. А одно единственное нечаянное слово может перечеркнуть всю мою работу. Давай ты сам немного поработаешь? Давай ты сам подумаешь, проанализируешь имеющуюся у тебя информацию, вычленишь странности, поймешь, можно ли из этого получить доказательства моей незлонамеренности и потом скажешь мне несколько слов, на которые я смогу ответить. А я пока кофе сварю.
Пока Гуа гремела на кухне джезвой и жестяными коробками, Псих сосредоточенно размышлял. И понял, что его смущает – Гуа зачем-то дала лисам два совершенно одинаковых по своему действию артефакта – фляжку и графин. И при этом, как проболтался старший брат, запретила выливать жидкость, если с помощью артефактов убьют кого-нибудь из паломников.
Обезьян со всей ясностью понял, что именно об этом и хочет спросить.
Или сказать.
Когда Гуа появилась с подносом, на котором стояли две чашки, сахарница и молочник костяного фарфора, Псих помог угнездить поднос на столе, и они принялись пить кофе, болтая о разных безобидных пустяках.
– Кстати, – между делом заметил Псих. – Я тебя забыл предупредить – почти все артефакты юзанные и битые. Во фляжке водичка от младшего брата, в графине – от старшего. На шнуре кольцо сломано. А веер разряжен полностью. Но это уже не я.
– Фигня вопрос, – отмахнулась Гуа. – Веер зарядим, шнур починим, братанов воскресим. За них, кстати, отдельное спасибо.
– В смысле? – переспросил Псих. – Что значит «воскресим»?
– Ты не разобрался, что ли? – удивилась Гуа. – Жидкость, остающаяся в сосуде, сохраняет всю информацию о личности, поэтому погибшего можно воскресить. Это, конечно, стоит совсем-совсем не дешево, но мне сейчас хаи позарез нужны. А братья – хорошие бойцы, особенно младший. Будут у меня лет пять свое воскрешение в земном филиале клана отрабатывать. Я тебе говорила, что Штаны на меня «академку» повесил?
– Да, говорила, – рассеяно подтвердил Псих, но Гуа как будто не услышала и принялась жаловаться на перегруз на работе.
Псих, вытянув губы трубочкой, допил кофе и отставил чашку.
– Мне пора, – сказал он. – Не волнуйся, народ я успокою.
– Вали уже, – отмахнулась Гуа.
Глава пятидесятая. Улан-Удэ
(в которой Четвертый и Псих встречаются с коллегами)
г. Улан-Удэ,
столица Бурятской локации.
51°50′ с. ш. 107°37′ в. д.
На подходе к городу Псих поинтересовался:
– Ну и что твой Пепка пишет про Улан-Удэ, Босс?
– Да ничего особенно интересного, – покраснел Четвертый.
Псих опять каким-то непостижимым образом догадался, что покачивающийся в потертом седле командир не сутрами «Святость» качает, а путеводитель читает.
– Но все-таки? – не унимался обезьян.
– Обычные энциклопедические сведения. Столица Бурятской локации город Улан-Удэ, третий по величине город Дальневосточной суперлокации после Владивостока и Хабаровска. Раньше назывался Верхнеудинском, а еще раньше – Удинским острогом. Занятно, что Верхнеудинском назывался не потому, что в верхнем течении реки стоит – он как раз в устье Уды располагается. Просто название «Нижнеудинск» к тому времени уже было занято, причем городом, стоящим совсем на другой реке Уде, в другой области. А «Улан-Удэ» переводится как «Красная Уда».
– Да, как-то не жжет твой тревел-блогер, – зевнул Псих. – Скажи честно, пиво он здесь пил?
– Пил, – потупился монах.
– И как?
– Не понравилось.
– И почему я не удивлен? – пожал плечами обезьян. – А про памятники что? Какой Пепка без памятников…
– Памятник Ленину, говорит, очень прикольный. Огромная голова на маленьком постаменте.
– Ну, памятник ты увидишь только если он возле мэрии, где мы подорожную отмечать будем. Потому что после мэрии мы совсем в другое место отправимся.
– Это в какое? – подозрительно поинтересовался Четвертый.
– В самую лучшую достопримечательность Улан-Удэ. Твой Пепка не написал самого главного – здесь есть монастырь! А что это значит? Это значит, что там мы переночуем бесплатно. А, может быть, еще и поужинаем на халяву. Монахи должны есть, пить и спать в монастыре, если им предоставляется такая возможность и только скажи мне, что я неправ.