ективностью действовавшие партийные, профсоюзные и комсомольские организации, через деятельность которых проявлялись интересы и воля коллектива. Они служили каналами легализации и общественного мнения, и властям приходилось с этим считаться.
Сейчас ничего подобного больше нет. То, что называется средствами массовой информации, на самом деле является средствами обработки массового сознания в угоду власти и капитала и от подлинных интересов и воли низов далеко. Партийные и молодежные организации на предприятиях и учреждениях запрещены, а профсоюзы превращены в орудие осуществления воли работодателей, власть которых по сравнению с прошлым намного возросла. Советский директор находился под двойным контролем, он осуществлялся снизу общественными организациями, под давлением которых нередко ему приходилось покидать свой пост. Еще более жестким был контроль со стороны вышестоящих партийных и административных органов. Над капиталистическим работодателем никакого контроля нет, а трудовое законодательство он может выполнять или нарушать по своему усмотрению. В итоге рабочий человек оказался в более зависимом, бесправном положении, нежели раньше.
Между тем на Западе широко распространено представление, что «реформы» избавили нас от тоталитаризма и осчастливили предоставлением прав, которых у нас в советское время не было. Внешняя сторона нашей ситуации действительно изменилась. В отличие от советского времени, когда баллотировался один кандидат, теперь для проформы выдвигается несколько. Но исход выборов, как и раньше, бывает предрешен с помощью введенной в действие технологии административного и пропагандистского давления и подкупа. В конечном счете, выбор зависит не от воли избирателей, а от давления властей и содержимого кошелка претендента. Но еще важнее другое. Выбираемое лицо идет в местные или федеральные органы власти вовсе не для того, чтобы служить людям и обществу, а исключительно для получения мандата неприкосновенности, и творит все что ему угодно в целях собственного обогащения. Демократией тут и не пахнет.
Зато какая уплачена цена за это призрачное приобретение! Мы лишились своих прав на государственную собственность, а тем самым и тех социальных прав, которые были ею гарантированы. Поскольку на Западе эта сторона нашей жизни никогда не встречала понимание, то позволим на ней остановиться.
Это тем более необходимо, что вопрос приобрел исключительную остроту. «Право совместного владения» (common property rights) в том виде, в каком оно существовало у нас, мы считали своим самым большим социальным приобретением. На Западе же оно всегда третировалось как бессмысленная фикция. «В коммунистическом государстве, – пишет Cheung в таком авторитетном издании, как The New Palgrave f Dictionary of Economics, – не существует частного собственника производительных ресурсов: каждый лишен собственности в буквальном смысле слова. Поскольку расточение ренты, связанной с общей собственностью, гарантирует голодание, в коммунистическом государстве права на использование ресурсов и на извлечение из них дохода определены по рангу. Это означает, что лишенные всех прав собственности на ценные и продуктивные ресурсы граждане коммунистического государства имеют различные права на использование ресурсов и получение дохода в соответствии со своим статусом». (Cheung, 1998, vol. 1, p. 505).
Отражение нашей действительности в таком кривом зеркале показывает, какая пропасть отделяет наше представление от западного. Когда власти стали отменять существовавшие в советский период льготы по бесплатному обслуживанию населения, то различные категории российских граждан (то же самое – в других постсоветских государствах) в форме митингов, демонстраций, голодовок от Владивостока до Калининграда стали бурно протестовать против отмены этих льгот. Они требовали восстановления прежней практики «совместного владения собственностью» (common property rights). Для автора же приведенной цитаты это не что иное, как то, что «общая собственность гарантирует голод» (common properties will guarantee starvation).
В действительности же все гораздо сложнее. Людей не столько интересует собственность по ее названию, сколько то, что они реально будут иметь от той или ной формы собственности. Когда во время приватизации людям обещали, что при частной собственности они будут иметь больше, чем при государственной, то они заняли настороженно выжидательную позицию. В конечном счете, считали они, дело не в названии, а в реальных благах, которые можно иметь. Когда же стало ясно, что никаких дополнительных благ нет, а условия жизни ухудшились, то стали протестовать. Если капитализм так хорош, а социализм во всем так плох, что в нем имеет место propertyless, то почему люди протестовали, требуя сохранения прежней практики common property rights?
В свете нынешнего положения большинства населения постсоветских государств общественная собственность выглядит иначе, чем ее изображение в утверждениях предвзятых неоклассических авторов и их российских подголосков. Она принадлежала своим владельцам так же, как любая другая форма собственности со спецификой совместного, а не частного присвоения. Ценность собственности – укажем еще раз – определяется не ее названием, а экономической формой ее реализации, т. е. тем доходом, который она приносит своему владельцу. При этом необязательно, чтобы объект собственности, скажем фабрика, целиком принадлежал одному лицу. Достаточно быть акционером компании и получать доход по акциям.
Подобная форма собственности, известная теперь под названием расчленения прав собственности, возникла вместе с акционерным капиталом и давно получила широкое распространение. Об этом писал Кейнс. «Так, в течение XIX в., – читаем у него, – образовался обширный, могущественный, уважаемый класс людей, зажиточных в отдельности и очень богатых в целом, не владевший ни недвижимостью, ни землей, ни предприятиями, ни благородными металлами, но только свидетельствами на получение ежегодного дохода в деньгах, определенных законом. К такому помещению капиталов прибегали в особенности люди среднего сословия – это своеобразное явление и гордость XIX в.» (Кейнс, 1993, с. 93-94). Идею расчленения прав собственности в наше время подробно развил лауреат Нобелевской премии Р. Коуз (Коуз, 2001), который выполнил свою работу на материале западных стран. Но если бы он непредвзято изучил советский опыт, то в нем нашел бы много интересного для своих утверждений.
Расчленение прав собственности в XIX в. существовало в рамках акционерных компаний, а в ХХ в. в социалистических странах оно вышло за эти пределы и стало осуществляться в масштабах национального государства. Государственная собственность стала формой совместного владения собственностью. При государственной собственности все граждане государства выступают, говоря языком Коуза, владельцами пучка собственности.
Это находило свое выражение в том, что Конституция страны гарантировала всем гражданам реально соблюдавшиеся права:
а) на труд и заработок, ибо немыслимо, чтобы собственник оставался безработным и не получал своей доли дохода от своей собственности;
б) на получение бесплатной медицинской помощи и образования для себя и своих детей;
в) на получение в определенных пределах бесплатного жилья в городах и поселках городского типа с оплатой около 95 % жилищно-коммунальных услуг за счет государственного бюджета.
Наряду с этими граждане пользовались множеством других бесплатных или частично оплачиваемых услуг. Например, городской транспорт, по существу, был бесплатным, поскольку плата была символической, покрывавшей малую часть транспортных затрат. За символическую плату родители могли содержать детей в детских учреждениях и т. д. Исключительное значение для поддержания здоровья населения имели профилактические лечебно-оздоровительные учреждения (санатории), где основная часть населения проводила свое отпускное время, что также законом было гарантировано.
Отмеченные льготы и выгоды были экономической формой реализации долевого участия каждого из нас в государственной собственности. Это не было фикцией, а весьма существенной добавкой к тем доходам, которые граждане имели от своей занятости по месту работы.
Устраивая большинство граждан, такая система не устраивает, однако, активное меньшинство людей, рассчитывающих иметь гораздо больше за счет своей инициативной деятельности. Но такое владение гражданами общенациональной собственностью путем планового ведения хозяйства и распределения продукта стало нетерпимой для капитализма исторической альтернативой. Поэтому те, кто надеялся на большее при частной собственности и частном присвоении, стали выступать против совместного владения собственностью. Однако когда частное присвоение стало реальностью, то с полной определенностью обнаружилось, что частнособственническое меньшинство добивается улучшения своего положения не за счет своих усилий и талантов, а за счет ухудшения положения лишенного собственности большинства. Во имя обогащения меньшинства бесплатные социальные гарантии для большинства были отменены. От них теперь мало что осталось. Услуги стали платными, а реальная заработная плата осталась прежней либо даже снизилась. В результате уровень жизни основной части населения снизился, а его смертность резко возросла.
Механику того, как это происходит, покажем на примере происходящей сегодня «реформы» жилищно-коммунального хозяйства. Основной жилищный фонд страны был создан в советское время, причем квартиру семья получала бесплатно, а проживание в ней тоже было, по существу, бесплатным, так как квартплата возмещала не более 5 % жилищно-коммунальных расходов. Откуда же брались средства на строительство жилья и его эксплуатацию? В конечном счете, они создавались самим же населением. Каждый из нас получал за свой труд лишь часть того, что ему полагалось, скажем, около половины. По этой причине население, по существу, не платило налоги, они были символической величиной. За счет другой части созданного продукта, оставшейся у государства, оно выполняло массу функций, в том числе строило жилье и осуществляло инвестиции в экономику, строило новые или реконструировало старые предприятия и расширяло выпуск продукции. Продукция продавалась потребителям и приносила доход производителям. Часть получаемого дохода предприятий в виде так называемого налога с оборота или отчислений от прибылей поступала в государственный бюджет. За счет этих средств осуществлялись многие затраты, в том числе оплачивались расходы на содержание и эксплуатацию жилого фонда.