Эффект отставания вспышки обнаруживает уязвимое место в двойственной природе алгоритма обработки информации головным мозгом. В последние мгновения перед вспышкой вы отслеживаете вектор движения кольца, не отдавая себе отчета в его местонахождении в конкретный момент. Вспышка формирует запрос, за которым следует сброс и повторная настройка векторов движения, по итогам которой мозг заключает, что кольцо пришло в движение одновременно со вспышкой, когда вы начали отсчет времени с нуля. Прежде чем ответить на запрос о локализации кольца в момент отсчета времени, обозначенный вспышкой, мозг берет паузу длительностью 80 миллисекунд, собирая всю визуальную информацию, доступную на тот момент. Тем временем кольцо продолжает двигаться, создавая дополнительный поток данных, который мешает мозгу правильно определить место старта. В результате ответ на запрос сведений о текущей локализации кольца выходит предвзятым и возникает иллюзия смещения кольца вперед по направлению движения.
ПОСЛЕ УСКОЛЬЗНУВШЕГО МИГА МОЗГ ПРОДОЛЖАЕТ ОБРАБАТЫВАТЬ ДАННЫЕ О НЕМ И ВСТРАИВАТЬ ПОЛУЧЕННЫЕ СВЕДЕНИЯ В ФОРМИРУЮЩУЮСЯ КАРТИНУ СОБЫТИЙ, НАПОЛНЯВШИХ ПРОШЛОЕ МГНОВЕНИЕ
Иглмен разработал программу эксперимента, который должен был подтвердить его догадку. При стандартных условиях опытов по изучению эффекта отставания вспышки наблюдатель видит одно движущееся кольцо или точку, которая проходит через неподвижную вспышку. В версии Иглмена после вспышки точка раздваивается: две новоиспеченные точки расходятся под углом сорок пять градусов. Если в иллюзии отставания вспышки следует винить время ожидания нервной системы, вы бы видели точку на том же участке угловой траектории, на котором она фактически находилась в момент, когда импульс, вызванный вспышкой, достиг зрительной коры. Но перед вашими глазами разворачивается совершенно другая картина. Участники экспериментов Иглмена во всех случаях видели точку посередине двух образовавшихся после вспышки точек, хотя в действительности она никогда там не оказывалась. Такая картина могла бы получиться в результате сложения двух векторов движения и вычисления среднего арифметического. Именно это, по предположению Иглмена, в сущности и происходит.
Феномен, описанный Иглменом, известен как систематическая ошибка движения и служит главным инструментом реконструкции событий. Естественную склонность сознания к ретроспективному восприятию остается принять как данность: «непосредственное настоящее» уже случилось. В течение короткого отрезка времени после ускользнувшего мига мозг еще продолжает обрабатывать данные о нем (к примеру, о движении точки после вспышки) и встраивать полученные сведения в формирующуюся картину событий, наполнявших прошлое мгновение. Где располагалась точка на момент вспышки? Дополнительная информация о движении ангажирует итоговый вывод ретроспективного анализа, создавая иллюзию: наше восприятие локализует местонахождение движущейся точки во время вспышки там, где она никогда не бывала. Парадоксальным образом теория Иглмена приводит к тем же заключениям, что и теория предвидения. Обе версии исходят из того, что иллюзорная точка отображает наиболее адекватное представление мозга о наиболее вероятном месте ее появления с поправкой на то, что суждение о местонахождении точки выносится с оглядкой назад, а не с учетом – за счет ретроспективы, а не посредством прогнозирования.
Теперь вернемся к настоящему. Спросите себя: что происходит прямо сейчас? Чем уже определение настоящего мгновения, тем более вероятно, что ответить вы сможете только постфактум и, скорей всего, неверно. Что немаловажно, ответ неизвестен и не существует до тех пор, пока не будет задан вопрос. В процессе реконструкции событий мозг задним числом открывает вокруг минувшего происшествия временное окно протяженностью 80 миллисекунд, собирая все сведения о событиях, которые произошли в то мгновение. Однако, в отличие от открытого затвора кинокамеры, временное окно распахнуто не всегда. Время в представлении человеческого сознания не течет непрерывным потоком кадров протяженностью 80 миллисекунд каждый, ожидающих пересмотра. Временное окно в виде паузы длительностью 80 миллисекунд, по всей видимости, открывается по запросу, который очень редко встречается в наших повседневных реалиях. «Кадр не появится раньше, чем в нем возникнет потребность, – сказал Иглмен. – И тогда вы принимаетесь за съемку».
Тысячи лет философы вели споры о природе времени: течет ли оно неразрывно, как река, или мгновения выстраиваются в ряд, как жемчужины в низке бус? Что такое настоящее – открытый планер, неподвижно зависший над потоком времени, или всего лишь одно из мгновений в безостановочной череде настоящего, или одиночный кадр в конце киноленты? Какое предположение ближе к истине: гипотеза блуждающего момента или гипотеза дискретного момента? Иглмен считает, что оба предположения далеки от истины. Ни событие, ни мгновение не предстает перед мозгом по умолчанию, но и не остается сугубо внешним фактом, покорно ожидающим внимания. По всей видимости, события и мгновения встраиваются в наш внутренний ландшафт только в завершенном состоянии, когда мозг прерывается на обработку информации о случившемся и синтезирует полученные данные. Так что настоящее может существовать только постфактум и лишь потому, что вы соизволили оторваться от дел и провозгласить о его наступлении.
Однажды утром я пришел к Иглмену в лабораторию опробовать один из экспериментов, над которым в ту пору трудился ученый, уточняя опытные данные. Сам Иглмен называл свой опыт «Девять в квадрате». Ученый включил компьютер, который еще не оккупировали магистранты, и усадил меня за него. На экране появились девять больших квадратов, расположенных в три столбика и три ряда, как на поле для игры в крестики-нолики. Один из квадратов отличался по цвету от других. По указке Иглмена я подвел к нему курсор и щелкнул по нему мышью, и сию минуту цветовая подсветка переместилась к другому квадрату. Я навел курсор на подсвеченный квадрат, кликнул по нему, и подсветка переместилась снова. Я проделал те же манипуляции, что и в первые два раза, после чего загорелся уже четвертый квадрат. Пару минут я развлекался в том же духе, гоняясь за подсветкой по всему экрану в порядке разминки. Как пояснил Иглмен, любому эксперименту предшествует вводная часть, которая разъясняет испытуемому принцип работы. Спустя несколько секунд, добавил ученый, меня всего на миг должно было посетить отчетливое чувство обратного хода времени.
Рассуждая о «восприятии времени», мы, как правило, подразумеваем восприятие длительности временных промежутков. Как долго продлится стоп-сигнал и не покажется ли период ожидания длиннее, чем обычный отрезок времени той же продолжительности? Как долго в кастрюле с водой кипит паста – не испорчу ли я обед? Однако существуют и другие грани восприятия времени. Одна из них зовется синхронностью или единовременностью: с нею мы сталкиваемся, когда два события происходят в точности в одно и то же время. Не менее важна последовательность событий – полная противоположность синхронности, которой часто пренебрегают. Рассмотрим два события, например вспышку света и звуковой сигнал. Если они происходят не одновременно, значит, они следуют друг за другом в определенном порядке. Распознавание последовательности помогает определить, которое из событий произошло раньше. Наши дни кишат бесконечным множеством суждений о порядке тех или иных действий, большая часть которых выносится в течение миллисекунд, без серьезного обдумывания. Наше понимание причинно-следственных связей основывается на способности правильно оценивать порядок событий. Вызывая лифт, вы нажимаете кнопку, и мгновение спустя перед вами распахивается дверь – или в действительности дверь открылась сначала? Вероятно, решающую роль в формировании модели восприятия причинности сыграл естественный отбор. Если вы идете по лесу и слышите треск веток, вы можете извлечь выгоду для себя, выяснив, как услышанные звуки соотносятся с вашими шагами. Тогда вам не составит труда догадаться, в каких случаях треск, скорей всего, исходит от вас, а в каких – возможно, что и от тигра: если хруст опережает ваши шаги или, напротив, немного запаздывает, не исключено, что хищник рядом.
Привычка к интерпретации данных подобным образом так глубоко укоренилась в нашем сознании, что само слово «интерпретация» кажется неприменимым в отношении данного феномена. Очевидно, что мозг сознает, какое из событий произошло первым, а какое – вслед за ним, ведь иначе попросту быть не может. Однако результаты опытов Иглмена с точками и вспышками дают понять, что мозг может неверно определить последовательность событий, единовременных по своей сути; также не исключена вероятность ошибки при определении порядка расположения предметов в пространстве. «Механизм определения последовательности потрясающе гибок, – заметил ученый. – Мы пытаемся выяснить, насколько пластично чувство времени». Для этого был разработан следующий эксперимент: испытуемого усаживают перед монитором компьютера и предлагают прослушать гудок. Непосредственно перед сигналом или сразу после него на экране появляется небольшая вспышка. Испытуемого спрашивают, что было раньше – вспышка или гудок, и сколько времени прошло между двумя сигналами. Как правило, участники эксперимента не испытывают затруднений при выполнении поставленных задач и правильно определяют как последовательность сигналов, так и длительность интервала между ними, даже если сигналы разделяет всего 20 миллисекунд – одна пятидесятая секунды. Предположим, что вам предстоит выполнить те же задания, но уже без помощи гудка. Теперь ваше участие в эксперименте будет более активным: вместо прослушивания сигнала вы должны нажать на одну из кнопок на пульте. Как и в прошлый раз, перед нажатием на кнопку или прямо после этого на экране появляется вспышка. Если вы заметили вспышку до нажатия на кнопку, вам удастся довольно точно определить длительность интервала между вспышкой и нажатием на кнопку. Если вспышка следует за нажатием на кнопку, длительность интервала будет оценена неверно. Собственно говоря, если вспышка произойдет спустя 100 миллисекунд (одну десятую секунды) после того, как вы нажали на кнопку, вам покажется, что интервала не было совсем, а вспышка появилась одновременно с нажатием кнопки.