[55] Что можно подумать о человеке, который позволяет себе привычку говорить «вчера», когда следует говорить «в прошлом году»? Тем временем герой Манна задает следующий вопрос: «Находятся ли герметично запаянные консервы, расставленные на полке, за пределами времени?»
К 1928 году туберкулезный санаторий с хосписом пришел в упадок, и Давос начал позиционировать себя как интеллектуальный спа-курорт. На место председателя первой конференции в Давосе пригласили Эйнштейна, среди докладчиков были Махатма Ганди и Зигмунд Фрейд. Также с докладом выступил швейцарский психолог Жан Пиаже, успевший прославиться в тридцать один год благодаря исследованиям когнитивного развития и мировосприятия детей. В детстве Пиаже глубоко увлекался естествознанием, а свое первое научное наблюдение ученый сделал в возрасте одиннадцати лет, написав заметку о воробье-альбиносе, или, согласно осторожной формулировке самого Пиаже, «о воробье, внешний вид которого демонстрирует все признаки альбинизма». Пиаже начинал научную карьеру как зоолог, изучал моллюсков, но вскоре его захватила проблема развития чувства времени у детей. По его предположению, у новорожденного ребенка все пять чувств отделены друг от друга. Когда ребенок получает первый опыт манипуляций окружающими предметами, дотрагиваясь до них, пробуя на зубок и забавляясь ими, ощущения накладываются друг на друга и вступают во взаимодействие. Постепенно мы начинаем понимать, какие из входных данных сочетаются друг с другом, и у нас формируется исчерпывающее представление о природе конкретных вещей: к примеру, ложка выглядит так-то и так-то, на ощупь она такая-то, а когда ею стучишь о стол, раздается характерный звук. Многие примеры, которые приводил Пиаже, были получены в ходе скрупулезных исследований поведения собственных детей ученого. Пиаже ставил на них несложные опыты и тщательно документировал результаты своих изысканий, так что, наверное, мог бы расписать полученные детьми впечатления практически посуточно. На сегодняшний день основополагающие открытия Пиаже воспринимаются как должное: дети видят мир иначе, чем взрослые, а мировосприятие ребенка приобретает связность и целостность по мере созревания и взаимной интеграции сенсорных систем. Формирование интерсенсорной картины мира длится несколько лет.
Когда Пиаже закончил доклад, Эйнштейн задал ему несколько вопросов. Физика интересовало, как у детей формируется ощущение скорости и длительности времени. Обычно мы определяем скорость как функцию расстояния от времени, выраженную в метрах за секунду или километрах в час, но такой ли она видится ребенку впервые? А может быть, представления ребенка о скорости более примитивны и продиктованы интуицией? Воспринимает ли ребенок скорость и время как единое целое или одно следует за другим? Как ребенок понимает время – «как относительную величину или непосредственно»? Пиаже провел исследование, результаты которого позже легли в основу книги «Развитие понятия времени у ребенка». В одном эксперименте, в котором принимали участие дети в возрасте от четырех до шести лет, ученый ставил перед испытуемым две тубы, одна из которых была заметно длиннее второй. Затем Пиаже с помощью металлического прута помещал внутрь каждой тубы по кукле, так чтобы обе игрушки одновременно оказались на противоположном конце тоннеля. Сам Пиаже описывал ход эксперимента следующим образом:
«Мы спрашиваем ребенка:
– Какая туба длиннее?
– Вот эта!
– Куклы двигались по тоннелям с одинаковой скоростью или одна из них двигалась быстрее?
– С одинаковой скоростью.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что они одновременно оказались на дне».
Пиаже проделал тот же опыт в разных вариациях, использовал вместо кукол заводных улиток и игрушечные поезда и даже бегал по комнате вместе с ребенком. Экспериментатор и испытуемый стартовали в одно и то же время и останавливались тоже одновременно, но Пиаже бежал немного быстрее, на несколько футов обгоняя ребенка.
«Мы начинали бежать вместе? Да. Мы остановились вместе? Нет! Кто остановился первым? Я. Кто из нас находился сзади в момент остановки? Я. Когда ты остановился, я еще бежал? Нет. А когда я остановился, ты еще бежал? Нет. Так мы остановились одновременно? Нет. Мы пробежали одно и то же расстояние за одно и то же время? Нет. Кто бежал дольше? Ты». Подобный обмен репликами, как обнаружил Пиаже, был вполне типичен. Маленький ребенок, возможно, и понимает, что такое синхронность, когда два человека начинают бежать и останавливаются в одно и то же время, но если ученый и подопытный ребенок успевали пробежать разную дистанцию, то малыш отождествлял пройденное расстояние со временем, затраченным на ее преодоление. Время и пространство, скорость и расстояние в представлении ребенка сливались в одно целое.
Согласно Пиаже, то, что мы, взрослые, иногда называем чувством времени, в действительности состоит из множества граней, которые проявляются не единовременно. «Время, как и пространство, собирается постепенно по мере развития системы соотношений между обоими понятиями», – заключил исследователь. Спустя десятилетия специалисты по возрастной психологии выделили отдельные аспекты чувства времени, в число которых входит осознание длительности, ритма, последовательности, грамматических временных форм и одностороннего хода времени. Во время одного из экспериментов Уильям Фридман, психолог из Колледжа Оберлина в штате Огайо, на счету которого почти столько же работ по вопросам восприятия времени в детстве, сколько у Пиаже, показывал восьмимесячным младенцам видеоклип с изображением пирожного, которое падает на землю, распадаясь на две половинки. Интерес малышей к видео заметно возрастал, когда Фридман прокручивал запись задом наперед, что наводило на мысль о том, что у маленьких детей должно быть ощущение последовательности времени, если при демонстрации видео они понимают, что видят нечто странное.
Чувство хронологического порядка начинает формироваться в возрасте трех-четырех лет. Кэтрин Нельсон, психолог из Городского университета Нью-Йорка, установила, что маленькие участники эксперимента дают поразительно точные ответы на неопределенные вопросы: «Что произойдет, когда случится то-то и то-то?» В большинстве своем дети понимали, что при выпекании пирожных тесто помещают в духовку, после чего вынимают из печи и съедают то, что получилось. Покажите малышу карточку, изображающую яблоко, а вслед за ней – изображение ножа, и он безошибочно определит, какая картинка завершает смысловой ряд – изображение яблока, разрезанного на ломтики.
ДЕТИ ВИДЯТ МИР ИНАЧЕ, ЧЕМ ВЗРОСЛЫЕ, А МИРОВОСПРИЯТИЕ РЕБЕНКА ПРИОБРЕТАЕТ СВЯЗНОСТЬ И ЦЕЛОСТНОСТЬ ПО МЕРЕ СОЗРЕВАНИЯ И ВЗАИМНОЙ ИНТЕГРАЦИИ СЕНСОРНЫХ СИСТЕМ
В возрасте около четырех лет у ребенка уже успевает сформироваться примерное представление о длительности повседневных событий: к примеру, на просмотр мультфильма уходит больше времени, чем на то, чтобы выпить стакан молока, а ночной сон длится еще дольше. Услышав звуковой сигнал продолжительностью пятнадцать секунд, малыш сможет точно воспроизвести его длительность. Но прошлое и будущее по-прежнему приводят детей в замешательство. Дети, достигшие трехлетнего возраста, обычно употребляют глаголы в правильных временных формах при разговоре, хотя могут не осознавать разницу между «раньше» и «позже» примерно до четырех лет. Попробуйте поинтересоваться у четырехлетнего ребенка, в какое время суток начинались занятия в группе семь недель назад, и в большинстве случаев вы услышите в ответ «утром», но он не сможет правильно определить время года. Но если в январе вы спросите пятилетнего мальчика, что случится раньше – Рождество или его день рождения в июле, то, скорей всего, он скажет «Рождество». Как выяснил Фридман, события прошлого сохраняются в сознании в виде островков времени – каждому воспоминанию отведено определенное место, но сами они при этом не связаны друг с другом и не входят в состав более крупного архипелага. Панорама событий будущего существует в сознании ребенка лишь в зачаточном состоянии, хотя при этом они легко поддаются прогнозированию. По данным Фридмана, в возрасте пяти лет дети уже понимают, что животные растут, а не уменьшаются в размерах, а порыв ветра разбросает и закружит в хороводе аккуратно сложенный комплект пластиковых ложек, но не соберет их обратно.
Усвоение или, как говорят психологи, впитывание знаний о времени на соответствующих уровнях соотносится с вступлением в общественную жизнь. Если шестилетке показать подборку карточек, иллюстрирующих различные события типичного рабочего дня школьника, ребенок сумеет расположить их в правильном и даже в обратном хронологическом порядке. К семи годам дети справляются с похожими заданиями, в которых фигурируют времена года и праздники, отмечаемые в течение года, но только в тех случаях, когда события следует расположить в прямом хронологическом порядке. Упорядоченное представление об обратном ходе времени, необходимое для ответа на вопрос «Если сейчас август, а время пойдет назад, какой праздник случится раньше – День Валентина или Пасха?» дается детям легко по достижении хотя бы подросткового возраста. По убеждению Фридмана, рассогласованность восприятия времени отображает опыт, накопленный в процессе взросления. Ребенок, достигший пятилетнего возраста, успевает по сотне раз повторить обычные повседневные действия – пробуждение, завтрак, ланч, закуска, обед, сказка на ночь и отход ко сну, но со сменой месяцев и праздниками (а именно днями, которые отличаются от других настолько существенно, что заслуживают отдельного наименования) он сталкивается относительно редко. Нам нужно время, чтобы осознать время.
Источник, из которого мы черпаем сведения о времени, оказывает влияние на наше умение с ним обращаться. Как обнаружил Фридман, одна из причин затрудненного формирования представлений о движении месяцев и дней недели в обратном хронологическом порядке у детей заключается в том, что в ранние годы знания часто усваиваются в порядке списка. Названия дней недели и месяцев запоминаются как определенная последовательность: «понедельник, вторник, среда, четверг» – примерно то же самое, что и буквы алфавита. Чтобы ответить на вопрос, какой месяц наступает раньше – февраль или август, нам нужно попросту свериться со списком, запечатленном в нашем сознании. (В ходе исследований выяснилось, что маленькие дети во время выполнения подобных заданий часто шевелят губами). Но мы заучиваем эти списки только в прямом порядке; пройдут годы, прежде чем мы достигнем подросткового возраста и освободимся от привычки связывать отдельные пункты со схемой в достаточной степени, чтобы понять, как они соотносятся между собой при расположении в обратном порядке. Также определенную роль играет культурная принадлежность и язык испытуемых. Эксперимент с участием американских и китайских школьников второго и четвертого года обучения показал, что китайским детям намного проще ответить на вопрос: «Какой месяц наступит через три месяца после ноября?» и тому подобные. А все потому, что в северокитайском диалекте, принятом в качестве литературной версии языка, дни недели и месяцы обозначаются порядковыми номерами; ноябрь – это «месяц под номером одиннадцать». Американским детям для разрешения вопросов, связанных с хронологическим порядком вещей, приходится манипулировать словами из заученного списка, а для китайских учащихся это арифметическая задача, которая быстро решается.