– А что случится потом? Когда цикл закончится? – смотрел на него и пытался принять, смириться с тем, что мой брат сошёл с ума. Почему-то мне казалось, что он то же самое думал обо мне.
– Ты освободишься.
– От чего?
– От бремени грехов, которые совершил в прошлом.
– Что за бред, Тем? – ткнув потухшую сигарету в пепельницу, уставшим тоном спросил я.
– Это не бред, – уверенно возразил Артём. Конечно уверенно, он же верил в свои сумасшедшие версии. – Семь смертных грехов, и чтобы снять их необходима жертва.
Что, бл*дь? У меня челюсть окаменела, по спине прошелся холодок, когда я это услышал. Черт, даже волосы на затылке дыбом встали от мелькнувшего в голове подозрения. Бред шизофреника перестаёт быть безопасным, когда речь заходит о жертве.
– Ты был в квартире Стаса в воскресенье утром? – наигранно спокойным голосом спросил я.
– Нет, – твердо ответил Артем. Ни что в его мимике и жестах не указывало на обратное.
– А у Эллы Белевской вчера? Знаешь, что она покончила с собой? – я вопросительно посмотрел в прозрачно-синие глаза брата.
– Эта сука тебя ненавидела, как и все они…, – бесцветным голосом произнёс Артем и добавил со злорадной усмешкой: – Она отравилась собственным ядом.
– Да или нет? – закричал я, забыв к чертям про сдержанность и мягкий тон.
– Нет. Я не мог там быть. Это можно проверить. Я не имею никакого отношения к их смертям. Они заплатили за свои грехи. Никто их не убивал.
– Ты вступил в какую-то секту, Тём? Что за ерунду ты городишь? – заставив себя успокоиться, спросил я. Секта действительно могла повлиять на его шаткий разум подобным образом. Когда я работал в полиции нам попадались совершенно двинутые фанатики, и сейчас мне казалось, что я замечал похожие признаки в поведении и словах брата. И древнее золото тоже из оперы сатанинских обрядов. Почему я сразу не рассмотрел этот вариант?
– Я знал, что ты не поймешь, – Артем нервно тряхнул головой. – Не у всего в этом мире есть объяснение. Ты и сам это отлично знаешь, но все равно не веришь мне. Ты думаешь, что умнее всех, что твое видение мира самое правильное, и все, кто не разделяют его, оказываются за бортом. Но даже ты не можешь понять, какого хрена шесть ночей в неделю у тебя случаются приступы сонного паралича. Ты выучил медицинский термин, но он не имеет никого отношения к тому, что происходит. Ты упрямый идиот, если не видишь прямой взаимосвязи, – Артем замолчал, выдохся, закончив свою пылкую и эмоциональную речь.
– А ты видишь? – сдержанно спросил я. Где-то я читал, что бесполезно понять логику сумасшедшего человека. Спорить и пытаться переубедить чревато вспышкой агрессии со стороны больного. Мне надо взять себя в руки.
– Да. У меня … способности. Если принять их они становятся даром, открывают границы физического мироощущения. Если отрицать – проклятием. Ты сделал неверный выбор.
– А, может, эти способности называются психическими отклонениями? – не удержался от сарказма я, и Артем метнул в меня гневный взгляд. А вот и вспышки агрессии. Все, как по учебнику.
– Когда ты поймешь, о чем я говорю, будет уже слишком поздно. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы цикл закончился с минимальными потерями для тебя.
– Как именно ты собираешься это делать? – по спине пробежался табун мурашек. Я снова вспомнил оброненное Артемом слово «жертвы». Брат упрямо поджал губы. Я понял, что он больше ничего не скажет. Я встал, обошел стол и, наклонившись, взял его за плечи. – Тем, прошу тебя. Оставь все эти безумные идеи. Мне не грозит никакая опасность. С монетами разберется полиция, а мы с тобой обратимся к хорошему врачу…
– Я не псих. Если тебе снова хочется трахнуть доктора Божич, то просто пойди и сделай это, а меня оставь в покое, – рявкнул Артем, резко отталкивая меня. Я открыл рот, но так и не нашёл, что ответить на его выпад. Он встал и прошел к окну, оперся ладонями на подоконник, глядя вниз.
– Тебе пора на похороны друга, – сухим безэмоциональным тоном напомнил он.
– Тём, мы не закончили, – проговорил я, чувствуя себя не в своей тарелке. – Я вернусь и поговорим. Могу рассчитывать на твое благоразумие?
– А ты знаешь, что это такое? Благоразумие? – насмешливо отозвался Артём, запустив пятерню в копну темных, отросших до середины шеи волос. Я взглянул на часы в мобильном и с досадой поморщился. Действительно времени оставалось в обрез. Нельзя опаздывать на похороны лучшего друга.
– Постарайся ни во что не вляпаться за пару часов, Тём, – попросил я. – Нам еще многое предстоит обсудить.
Уже на полпути к ритуальному агентству, где должно состояться прощание со Стасом, я вспомнил, что так и не спросил у Артема, что он делал в баре в день смерти Чупрасова и с кем напился до больницы.
Глава 12
Чревоугодие – победа тела над духом; широкое поле, на котором растут все страсти. Лукавая плоть всегда готова предать душу Дьяволу за медные гроши низменных наслаждений.
Иван Юматов до утра рыл информацию, старые связи поднимал, пытался разобраться, что за херь нездоровая происходит. Все же было продумано до мелочей, комар носу не подточит, каждую мелочь обсудили, а теперь и спросить не с кого. Один за другим… Если бы Стас не решил полетать с балкона, подумал бы, что это он глумится. К младшему Чернову не подступиться. Кирилл к своему шизанутому брату никого не подпустит, пока сам всё не поймет. Да и вряд ли тот в теме. Придурок, что с него взять?
Вот Юматов и подбирал до утра варианты, кто мог идеальную, выверенную схему расшатать. Появилась одна версия, но и та накрылась, когда он нашел в почтовом ящике конверт с монетой из пропавшей коллекции. Если это его доля, то у кого остальные? Может, у Чернова? Узнал, что его кинуть хотели и устроил предателям квэст на выживание? Кто знает, что у него в мозгах после пяти лет в горячих точках творится?
Нет, не может быть. Иван сам видел заключения экспертов, материалы дел по обоим случаям. Нет там никакого криминала. Сами они. И Стас, и Элла.
Иван садился в машину, когда позвонил отец Оксаны Мишиной, и вот тогда стало по-настоящему страшно. Не игра это никакая и на случайность все меньше похоже. Ивана жестко потряхивало, пока он с парковки выезжал. Перед глазами и в башке мутная пелена, ехал на автопилоте, очухался, когда движение застопорилось. Гребаные столичные пробки.
– Давай проезжай, урод, – раздраженно выругался Юматов, сверля бешеным взглядом, впереди стоящий «Вольво». Вытер рукавом рубашки, выступивший пот на лбу и нервно посигналил. Иван тяжело дышал от жары в салоне. Солнце нещадно палило с самого утра, вся Москва в заторах, а кондиционер, как назло вышел из строя. Юматов снова мысленно обматерил водителя, застрявшего перед светофором легковушки, а потом и вслух, когда тот включил аварийку. Резко крутанув руль, Иван влез в соседнюю полосу, едва не задев черную «Тойоту». Теперь сигналили уже ему.
– Пошел на х*й, – агрессивно рявкнул Иван и, протянув руку в стоящий на соседнем сиденье бумажный пакет, достал оттуда пончик с сахарной посыпкой и с жадностью впился в него зубами.
От нервов у Юматова всегда просыпался зверский аппетит. Растаявшая на языке пудра немного горчила, но Юматов не замечал ни вкуса, ни насыщения и привычного облегчения. Засунув остаток пончика в рот, Иван потянулся к телефону, но одернул руку, взглянув на электронные часы на панели, а затем снова протянул руку к мобильнику.
Нет, успеет еще. Время есть.
В ушах зашумело, пекло снаружи усилилось. Пот стекал по взрывающимися от боли вискам Юматова, сердце выпрыгивало из груди, в животе громко и бурно шли обменные процессы. Иван судорожно пытался придумать, с чего начать телефонный разговор. Двигаясь в плотном потоке по трассе, Юматов то и дело напряженно посматривал на свой дипломат, лежавший под пакетом с пончиками. Внутри находились рабочие документы, и смета, о которой они вчера говорили с Черновым… и чертов конверт, тот, что он нашёл утром в почтовом ящике и чуть не схлопотал сердечный приступ, заглянув внутрь. До сих пор в грудине ощутимо кололо и покалывало.
– Надо звонить, надо, – сказал сам себе, словно уговаривая. Вставил в ухо гарнитуру, голосовым набором вызвал номер Чернова и потянулся за очередным пончиком.
– Доброе утро, Вань, – сразу ответил Кирилл. Юматов даже вздрогнул и проглотил непрожёванный кусок, который встал поперек горла.
– Не уверен, что доброе, – сдавленно проворчал Иван; капли пота упали на редкие белесые ресницы и попали в глаза. Сжал мокрыми ладонями руль, под ребрами резко резануло.
– Что случилось? – напряженно спросил Чернов.
– Случилось, Кирилл, – сглотнул оставшиеся крошки Юматов, шумно вдохнул спертый пропахший кислым потом воздух. – Оксана Мишина умерла, – выдавил он. Глаза защипало от соли, боль в грудине усилилась.
– Как умерла? Ты путаешь что-то. Я вчера с ней разговаривал. Она на отдыхе с друзьями, – после непродолжительной паузы недоверчиво ответил Чернов.
– Отец ее позвонил. Не путаю я ничего. Замерзла она, – огрызнулся Юматов. Перед глазами заискрило, по лобовому стеклу поползли тёмные точки.
– Ты перегрелся, Вань? – опешил Кирилл.
– В Альпах она отдыхала. На горнолыжном курорте. Утром ее лыжники нашли на склоне ледника в одном нижнем белье, окоченевшую уже. Как там оказалась никто не видел. Парень ее в баре зависал, вернулся в номер около полуночи, Оксану не обнаружил, забил на этот факт и завалился спать. Хватился только утром. Думал, что загуляла где-то. Мишин в шоке, все валит на любовника ее, а я думаю, что она алкоголя видимо перебрала или наркоты обожралась. В нормальном состоянии человек не пойдет раздетый по заснеженным горам гулять…. – Юматов прервался, чтобы набрать кислорода в лёгкие. Чернов не отвечал. – Ты там? Чего молчишь?
– Не знаю, что сказать, – бесцветным тоном отозвался Кирилл. – Ты где, Вань?
– На Варшавском шоссе, а что?
– Я рядом. Найди место, где остановиться можно. Поговорить надо.