– Ты сошла с ума, Ника! – пораженно просипел я, обхватывая ладонями ее лицо и заглядывая в широко распахнутые глаза.
– Первый сбросился с высоты, вторая вскрыла вены в ванной, третья замёрзла, четвёртому оторвало голову во время автомобильной аварии… – принялась перечислять Ника.
– Остановись! – я готов был умолять, но в расширенных зрачках доктора Божич полыхал пожар, я видел рыжие отблески, чувствовал, как жидкий огонь струится по коже в местах соприкосновения наших тел. Ее безумие заразно. Или мое. Мы оба сошли с ума или попали под воздействие какого-то психотропного препарата. Может быть кто-то намеренно отравил нас? Я искал оправдание поведению Вероники Божич, я искал объяснение собственным сомнениям и пугающим мыслям, я пытался спрятать проснувшиеся страхи и забыть мелькающие в воспоминаниях призраки прошлого.
– Остановись, – прошептал я, порывисто прижав ее к себе. Сердце бешено колотилось, когда она доверчиво положила голову на мое плечо, обвивая торс руками, а успокаивающе провел ладонью по ее волосам. Пропустил их между своими пальцами. Я хотел бы понять, как от разговоров о принцессе Жасмин мы скатились к трэшевой сцене из психологического триллера.
– Восемь лет, шесть ночей в неделю я видела тебя, – проговорила она очень тихо, но я услышал, снова ощутив нервную дрожь в конечностях и табун мурашек вдоль позвоночника.
– Что? – выдохнул я, судорожно сглотнув.
– Как и ты, я думала, что это всего лишь сны, визуализация страхов, – безжизненно-глухим голосом ответила Ника. – Ты испугал меня тогда, в нашу первую встречу и я находила объяснение схожести лиц палачей несчастных жертв именно в нашем неудачном знакомстве. Я боролась, я пыталась забыть, я пила транквилизаторы, но сны возвращались, и ты неизменно – в каждом из этих снов. Я влюблялась в других, выходила замуж, хотела жить, как все нормальные люди, но смерть из моих кошмаров просочилась в реальную жизнь. Мой первый муж сгорел в своем загородном доме. Поехал продавать его, задержался и остался на ночь. Утром на месте дома осталось пепелище. Мы были женаты три месяца. Я думала случайность, загорелась проводка. Несчастный трагический случай. Через два года я смирилась с болью и снова отважилась на отношения с моим коллегой. Он был старше, мудрее, рядом с ним мои страхи успокаивались, но наш брак продлился всего две недели. Мой муж погиб в аварии. Его автомобиль вылетел в кювет и взорвался. Именно тогда я начала понимать, что все неслучайно. А потом на пороге квартиры появился Артем. Я не хотела его принимать, но он настаивал, говорил, что нуждается в помощи. Я не могла отказать. Я люблю людей, Кирилл, я люблю этот мир. Весь люблю, не деля его на черное и белое. Я хотела бы жить, как все – обычной жизнью, но мне не дано. Никому из нас троих не дано. Когда Артем заговорил о своих проблемах, я ушам не поверила. Я думала, что это совпадение. И даже когда он сказал, что ты купил квартиру в нескольких сотнях метрах от меня, я тоже все свалила на случайность. Я искренне пыталась помочь твоему брату. Но потом…. После нескольких сеансов, все встало на свои места.
– Что встало на свои места, Ника? – хрипло спросил я. Все внутри болезненно натянулось, мышцы окаменели, челюсть свело от напряжения.
– Все началось с огня и огнем закончится, – игнорируя мой вопрос, монотонно прошептала Ника. Она застыла в моих руках и внезапно отстранилась. Яркие разноцветные глаза взглянули в мои, и я ощутил горький привкус пепла на губах.
– Что с тобой произошло, девочка? – с горечью спросил я, мое сердце болезненно сжалось от незнакомого пряного чувства. Мог ли я испугать ее настолько сильно восемь лет назад? В голове не укладывалось подобное. Я же ничего толком не сделал…
– Каждый раз больнее, я знаю, – ее распахнутые красивые и бездонные глаза светились сочувствием, а мое сердце обливалось кровью от жалости к ней – Веронике Божич. – Это бремя вины. Ты действительно меня любишь, и от этого все еще страшнее. Для нас обоих.
– А ты? – я снова обхватил ее лицо растопыренными пальцами. Я не знаю, на что надеялся, когда задал следующий вопрос. Возможно, все еще пытался хвататься за ускользающую иллюзию, удержать в руках образ, который сам придумал и отчаянно полюбил. – Ты меня любишь?
– Разве можно любить того, кто стал твоим проклятием? Я ненавижу тебя, – она ударила. Не физически. Словами, взглядом, правдой, которую я увидел, прочитав в ее глазах. Так откровенно она еще на меня не смотрела.
Я поверил. Она ненавидит.
Любит весь мир и людей, а меня – нет.
Меня – нет.
Она вбила себе в голову историю, в которой я злодей, который ответственен за гибель шести девушек. Практически маньяк, которого судьба или некая другая сила наказывает за сотворенное зло. Но я не верю в перевоплощение душ и кармические последствия прошлого. И глядя на Веронику Божич, я видел перед собой одинокую красивую девушку, поверившую в вымышленные страшные фантазии. Ее влечение ко мне – это не страсть, а проявление ярости. Гнев иногда обретает окраску нездоровой похоти, он проникает в кровь взрывной дозой адреналина и пробуждает низменные инстинкты. Когда-то в древности амазонки, прежде чем убить врага мужского пола, вступали с ним в сексуальную связь. Мифические нимфы заманивали в непроходимые лесные чащи случайных путников, соблазняли и оставляли умирать, русалки и сирены зазывали нежными песнями моряков и утаскивали в пучину…. История и мифология содержат сотни примеров, когда сексуальное желание используется, как оружие, но я никогда не думал, что столкнусь с подобным в реальной жизни.
Она резко встала, неотрывно и пристально глядя мне в глаза, и я поднялся следом. Папка соскользнула с моих колен, и черно-белое свидетельство жестоких смертей рассыпалось по полу. Вероника Божич искала доказательства реального существования своих кошмаров восемь долгих лет, в то время, как я от своих сначала бежал, а потом свыкся и старался не думать. Неудивительно, что она нашла. В мире давно не осталось ничего оригинального. Все в истории циклично, как и в наших снах, фантазиях, потаённых страхах, мечтах и даже в ночных кошмарах. Чтобы я ни сделал, мне уже не исправить укоренившийся в ее глазах образ мучителя и главного злодея.
– Ты говорила, что я тебе нравлюсь…, – вспомнил я, все еще пытаясь цепляться за соломинку. Ника вздрогнула, обхватила себя руками и отступила назад.
– Зло обладает удивительным качеством, Кирилл, – уголок ее губ нервно дернулся. – Оно умеет нравиться, вызывать желание, но стоит прикоснуться, и ты понимаешь, чем придётся платить за удовольствие.
– Я не оно, Ника, – жестко возразил я, сделав шаг вперед, и Вероника Божич испуганно вжалась в стену. У меня даже в мыслях не было угрожать ей. Я хотел понять, уловить хотя бы какую-то взаимосвязь между параноидальными фантазиями доктора Божич и происходящим в моей жизни сумасшествием. – Я человек из плоти и крови, такой же, как и ты, – мягко продолжил я, сделав еще один шаг по направлению к ней. – Такой же, как Артем. Скажи мне, какое он имеет отношение к нам с тобой? Зачем ты его втянула? Причем тут монеты, Ника? Ты попросила Артема найти их?
– Она ни о чем меня не просила, – громко произнес Артем. Я резко обернулся на его голос. Брат стоял в проеме, широко расставив ноги и сверлил меня воинственным взглядом. – Не ищи виноватых вокруг, Кир. Посмотри в зеркало, – он прошел в комнату и остановился в метре от меня, и мой тщательно подавляемый гнев вернулся, спалив дотла остатки сдержанности и самоконтроля.
– Артём, включи, наконец, мозги, – рявкнул я. – Она сумасшедшая. Все, в чем доктор Божич пыталась тебя убедить – полный бред. Ты подвержен влиянию, а она обладает определенными навыками внушения.
– Тогда почему ты не поддаешься? И как объяснишь это? – Артем быстро вытащил что-то из заднего кармана джинсов и швырнул мне в лицо. – Я нашел его утром в почтовом ящике. Ты уже знаешь, что внутри. – прошипел брат, пронизывая меня обвиняющим яростным взглядом. Я уставился на упавший с глухим звоном бумажный конверт без адресатов и почти неразличимой римской шестёркой в левом вернем углу. Внутри меня разлился ледяной ужас. Я оцепенел, потеряв на мгновение дар речи и способность связно мыслить. – Или ты думаешь, что я сам себе его отправил? – спросил брат резким тоном и шестерёнки в моей голове снова начали бешено вращаться.
– Когда ты проверял почту в последний раз? – я вопросительно посмотрел в обвиняющие глаза Артема. Он тряхнул головой, нервно улыбнувшись.
– Давно. Мне не шлют письма, только квитанции, – ответил брат, и я заметил мелькнувшую в его взгляде неуверенность и тревогу. Перед мысленным взором пронеслись события последних дней: погибшие при странных обстоятельствах друзья и вчерашние единомышленники, по факту оказавшиеся предателями, а потом, безумное объяснение доктора Божич наших с ней общих кошмаров, на которые мы смотрели под разным углом; непонятно откуда возникшая коллекция монет и так же загадочно исчезнувшая; слова брата о жертвах и возмездии, искуплении грехов и возвращающиеся по одной монеты, следом за которыми следовала очередная смерть.
«Проклятое золото римлян», – мелькнули в голове слова, то ли мои, то ли Маргариты Лихачевой. Животный страх со всего размаха ударил в солнечное сплетение и запустил в кровь чистую смесь ярости и гнева. Я перевел на Веронику Божич испепеляющий взгляд. Она безучастно смотрела на меня. Ни одной эмоции на бледном лице, словно восковая застывшая кукла. Все мои благие намерения и сочувствие по отношению к ней испарились, когда опасность зависла над моим братом. Я больше не сомневался, что именно она стояла за нездоровыми фантазиями моего брата. Ей ничего не стоило внушить Артему, нуждающемуся в банальном внимании, любую чушь, которую он воспринимал за истину в первой инстанции.
Молниеносно приблизившись, я схватил ее за горло и впечатал в стену.
– Оставь его в покое! – заорал я, сам не ожидая от себя подобного всплеска ярости. Вероника вцепилась когтями в мое запястье, Артем подскочил сзади и пытался оторвать меня от свихнувшегося психиатра, которая тряслась от страха. – Отвали от него. Слышишь меня? Что тебе нужно от нас? – рычал я, продолжая сжимать пальцы.