– Более чем, – сквозь зубы бросил он.
– Есть вопросы?
– Непременно появятся, когда я получу результаты экспертизы.
– Вот тогда и поговорим. А сейчас вам лучше уйти, полчаса, одобренные лечащим врачом, давно истекли.
Одарив меня свирепым взглядом, Фурманов сунул мне на подпись записанные вручную показания. Я досконально и тщательно изучил каждое слово. Убедившись, что у следователя хватило благоразумия не записывать свои нелепые предположения, поставил росчерк и передал страницы на подпись Веронике, также посоветовав детально прочитать. Фурманов скрипел зубами от негодования, краснел, пыхтел, ворчал, что мы отнимаем у него рабочее время и когда, спустя сорок минут, получил свой протокол обратно, поспешно покинул палату, пригрозив, что в течении недели мы оба получим повестку для повторного допроса.
– Что нам теперь делать? – после пяти минут напряжённой тишины прошептала Ника. Я повернулся к ней всем корпусом и вопросительно посмотрел в разноцветные глаза.
– Дождемся результатов анализов на наличие токсинов в крови и, если врач решит, что опасность миновала, я отвезу тебя домой, – ответил я. – К тебе домой. И останусь, – добавил уверенно.
– Кир, я не об этом, – Вероника с досадой прикусила губы. Отвела взгляд в сторону, тщательно подбирая слова, чтобы продолжить. – Артем не нашел седьмую монету. А теперь и остальные оказались в руках полиции.
– Значит, этот мудак был прав, и вы с Темой действительно не чай пришли ко мне попить? – обхватив пальцами подбородок девушки, я развернул ее лицо к себе.
– Артем сказал, что это ты рассылал конверты, – ответила она тихо. – Он просматривал записи с камер видеонаблюдения.
– По моей просьбе, – напомнил я.
– У тебя есть этому какое-то объяснение? – Ника с затаенной надеждой посмотрела на меня.
– Нет, – тяжело вздохнув, я отрицательно качнул головой. – Понятия не имею, как я оказался на этих гребаных записях. Но не стану отрицать, что на них зафиксирован именно я.
– Ты ничего не помнишь? – догадалась проницательная доктор Божич.
– Нет. Чистый лист. Поставишь мне диагноз с ходу, док? – с горечью спросил я.
– Ты не сумасшедший, – не колеблясь, ответила Вероника. – Или я дерьмовый психиатр.
Я порывисто прижал ее к себе, заключив в объятья, и она обняла меня в ответ, доверчиво положив голову на плечо.
– Не представляешь, как мне важно было это услышать, Ника, – выдохнул я, целуя ее в висок. – Я почти поверил в то, что свихнулся или страдаю раздвоением личности.
– Нет, раздвоение личности тут не причём, – она крепче вцепилась в меня и напряглась всем телом, когда я провел ладонями по ее спине.
– Все еще ненавидишь меня? – тихо спросил я и затаил дыхание, ожидая ответа.
– Не могу, – призналась Ника и меня сразу отпустило. – Хотела бы, но не выходит. Я хочу помочь тебе, но не знаю как.
– Я справлюсь, Ник. Я помогу нам обоим, – уверенно заверил я.
– В этом и заключается твоя проблема, Кир, – вздохнула Ника. – Ты хочешь все контролировать и даже когда обстоятельства против тебя, ты все равно придерживаешься своей позиции. Из гордости и упрямства. Ты не умеешь проигрывать и просить о помощи….
Она хотела что-то добавить еще, но не успела. В палату забежала медсестра и быстро увела Веронику на процедуры. Я с трудом удержался от того, чтобы последовать за ними, но понимал, насколько глупо это будет выглядеть со стороны.
В ее отсутствие я сделал несколько обязательных звонков. Самым тяжелым для меня оказалось общение с ритуальным агентством. Я обсуждал какие-то детали и до конца не осознавал, что все происходит в реальном времени, по-настоящему, что я действительно через два дня буду наблюдать, как моего младшего брата закапывают в землю. Это первая за долгие годы потеря, которая пробила мое сердце насквозь. В какой-то момент на меня накатила жгучая волна ярости, бессмысленной и ядовитой, потому как направить и излить ее было не на кого. А потом я словно оцепенел, включил режим автопилота, настроив курс и выбрав необходимые программы для оптимального функционирования.
После обеда пришли утренние результаты анализов, которые полностью удовлетворили лечащего врача Вероники и после недолгих уговоров, он оформил выписку и отпустил нас домой с рекомендациями по восстановлению и лечению. К этому времени к больнице пригнали мой автомобиль, о чем я заранее побеспокоился, чтобы не попасть к нерадивому таксисту, который намеренно бы тянул время и петлял, чтобы содрать с нас побольше. Мы оба чертовски устали и были морально и физически вымотаны. Вождение отчасти помогало отвлечься от мечущихся в голове мыслей. Я включил ненавязчивый трек на минимальную громкость, чтобы тишина не казалась такой давящей на нервы.
– Ты не против, если я останусь у тебя на несколько дней? – спросил я, когда почти половина пути осталась позади. Ника неопределённо повела плечами. – Или навсегда, – добавил тише. Вероника наконец-то отреагировала, я почувствовал, как ее взгляд остановился на мне.
– Извини, но я сейчас не готова думать о будущем, – рассеянно отозвалась она. – Не уверена, что оно у нас есть, – конец фразы меня просто добил.
– Ника, будущее и настоящее только в наших руках. И мы способны им управлять, менять, делать выбор. Только прошлое исправить нельзя. Ты считаешь иначе? – напряженно спросил я.
– Мне страшно, Кир, – искренне призналась Вероника. – Твои друзья тоже были уверены, что управляют своим будущим. И где они сейчас? А Артем?
– Не говори о нем, пожалуйста, – стиснув зубы, попросил я.
– Почему? Ты собираешься снова просто вырезать случившееся и жить дальше?
– А ты предлагаешь мне погрязнуть в поиске мифически-фантастических причин и закончить свои дни в психиатрической клинике под твоим наблюдением и контролем? Может это именно то, чего ты хочешь? – резко и запальчиво спросил я. – Ника, я действительно не знаю, что произошло, как я оказался на записях видеокамер и что стало причиной моих кошмаров. И не хочу знать, понимаешь? Наверняка, ты слышала избитую цитату: «Если долго всматриваться в бездну, то она начнёт всматриваться в тебя»? Может в этом есть доля истины? И ошибка многих в том, что они пускают в себя эту бездну, поддаются безумию, психозу…
– Или сами являются этой бездной, – перебила меня Вероника. Я стиснул челюсть, удерживая себя от грубого ответа.
– Я сегодня солгал следователю, Ник, – сказал я, притормозив на светофоре. Мы обменялись долгими взглядами.
– В чем? – Она посмотрела на меня с настороженным недоумением.
– Я не оставлял на тумбочке ни спички, ни зажигалку. Одна всегда лежит у меня в кармане, вторая в бардачке. Отсюда следует, что или Артем пришел уже с заложенной мыслью о поджоге и подготовился, или зажигалку дала ему ты.
– Ты спятил? – опешив, изумленно выдохнула Ника, на что я сухо заметил:
– Утром ты уверяла меня, что я не сумасшедший.
– Ты обвиняешь меня в убийстве твоего брата? – дрогнувшим голосом спросила Ника. Мы подъехали к ее дому. Припарковавшись у подъезда, я всем корпусом повернулся к Веронике.
– Я такого не говорил, – устало возразил я. – Но меня там не было, Ник. А ты была. Все началось с огня, огнем и закончится. Твои слова? Уверена, что не говорила их Артему? – она ошеломлённо уставилась на меня, а потом расплакалась. Но не истерично, как это делали многие женщины из моего прошлого, а тихо и по-настоящему.
– Извини, черт. Я перегнул, – прошептал с запоздалым сожалением. Потянулся к ней, чтобы обнять. Но Ника решительно оттолкнула меня. По ее щекам ручьями текли слезы. Вспомнив, что в бардачке у меня завалялась пачка бумажных платков, я дернул его на себя и не рассчитав силу практически выдернул из панели.
– О Господи, – прошептала Ника, первой увидев то, что находилось в бардачке поверх пресловутой пачки с салфетками. – Боже, – всхлипнула она снова, прижав к губам ладонь.
Внутри прямоугольного ящичка лежал девственно-белый бумажный конверт, единственным темным пятном на котором была выведенная в уголке римская семерка. Заледеневшими пальцами я поднял конверт, по весу понимая, что он не пустой.
– Вот и седьмая, – хрипло пробормотал я, заглядывая внутрь и вытряхивая на ладонь золотой динарий. – И, похоже, она не для тебя, Ника, – мрачно подытожил я.
– Кир, – Ника дотронулась до моего локтя, и я перехватил ее взгляд, по-прежнему устремленный вглубь выдвинутого бардачка. Почти не дыша, я протянул руку, чтобы взять со дна обуглившуюся зажигалку. Я сжал ее в кулаке вместе с чёртовой монетой и едва не взвыл от боли. Зажигалка все еще была раскалённой, словно ее только что вынули из огня. Разжав пальцы, я выронил зажигалку и монету. С глухим стуком они упали мне под ноги. Какое-то время и я, и Ника не двигались, окаменев от шока.
Чуть позже, когда волна потрясения схлынула, мы перерыли все, достали даже коврики, отодвинули сиденья, но так ничего и не нашли.
Глава 22
Опасность гордыни состоит в том, что она рождается из греха и порождает другие грехи.
Мы несколько часов просидели на уютной маленькой кухне Вероники, напротив друг друга, за пустым столом и в полнейшей тишине. Она смотрела на меня отсутствующим взглядом, а я курил, стряхивая пепел в чайное блюдце.
Ни у нее, ни у меня не осталось слов, чтобы обсудить случившееся в машине. Мне бы хотелось притвориться, что я не видел ни конверт, ни зажигалку, стереть из памяти, как один из своих слишком реалистичных кошмаров. Я осознавал, что если погружусь в анализ и осмысление ситуации, то окончательно увязну в безумии. Подсознательно я отсекал то, что объяснить не способен и считал это единственным правильным выходом.
– Когда я была совсем девчонкой, – внезапно заговорила Ника, прислонившись спиной к стене и обхватив себя руками за плечи. – Я думала, что похожие сны видят люди предназначенные друг другу судьбой…. Я была страшно романтичным подростком, – Ника горько улыбнулась.