Куда светит Солнце. Поэмы и пьесы — страница 2 из 6

Блаку́ра

Поэма о людской сущности, про вечную борьбу добра и зла — одним словом — про всё человеческое.

I

Древо копья разбито в щепки, ударом молнии с божественных небес,

Под гнётом волн и бури громкой,

Огонь принёс вам Геркулес!

Наверх и тьму и водные валы́ со дна толкает буйный бес,

То, всё-таки, когда душа чиста — имеет больший вес.

Пусть гнёт утёс неумолимая волна,

И дует ветер, вздувая горные вершины,

В Валгаллу дух, порой, зовёт война

И О́дин пишет кровью бравые былины.

Миг роковой судьбы — низводит дружбу друг

До низменных и малодушных мук,

Так сильно бренен дух, и даже время тленно,

Великий ум, на суету вокруг,

Да смотрит ленно.

Презрительно взирает мудрость, да отгоняет мух,

От манны пролитой на землю –

Нет! Такой уж участи себе — я не приемлю!

Вовек жилья не сыщет сытый странник,

Голодный не узрит великодушных ваших шаек,

Поистине, лжеца не сыщет плут,

От ваших наглых слов, и баек –

Освободился я от тесных пут.

И нет вам озорных, весёлых балалаек,

Свирель свою закончил беглый Лут1

Сейчас, своей рукой, вам злато раздаёт

Совсем уж дохлый Молох,

Чуть, слышите? И звон стоит,

И тихий шорох?

Мамона шерстью по металлу трёт,

Гефест роняет молот,

Чтоб золота кусок осла привлёк –

Не хватит сил и у богов!

Хотя на блеск его и падок глупый олух.

Хоть и горька́ вам счастья чаша,

Её когда-то осквернил закон,

Да пусть и так — ведь воля ваша,

Украсили дома свои вы хрусталём,

И золотом, и райским пеньем,

Плясуний заманили вы силком,

Врата вы сторожите страстным рденьем,

Но жалкий ваш удел — простой канон!

Во век работой занят весь народ,

Правитель ею занят,

Юродий2— да ведь какой же он урод?

Он лишь судьбою обделён,

Душою он ранимый!

Да только рыжий чёрт везде снуёт,

И омут мутит гривой,

Кипит и сталь — кипит чугун

И дым затмил Аида.

Куда, о, смотришь ты?!

Слепа, иль ты глуха — Фемида?

Да апостол ты, иль остолоп?!

На что взираешь ты с небес высоких?

Иль ты возвысившийся гот3

И райских врат тебе удел убог?

Да — соглашусь — хиреет род,

И пусть! Когда ступеней круть,

По скалам путь пологий –

Когда душа черна, к вершине истины –

Вас не поднимут ноги!

Что вам не плюнь — то вам роса!

Что не скажи — всё вздор,

И даже смерти не страшна коса,

И ангелов –

Сих херувим нравоученья — не укор!

Родителям не хватит слов,

Что на ките — слонов4

Таков же ваш, хулителей, сетей улов!

И всё зовёт навязчиво стезя,

Всё манит, манит!

И мудро старцы говорят,

Горбатого — могила всё исправит –

Сосновый гроб, и правда ведь, ничуть не давит,

Хоть праведник, да есть такой — молитвы в грош не ставит,

А груз и бремя на душу ему всё давит, давит!

Так и смотри, петля невзгод возьмёт, да и удавит!

Кому что дорого — то и растёт,

Кому процент, кому брюшко́ и жаркий пыл,

Кому не хватит и Авги́евых кобыл,

И стойла к ним, да императорских хором,

Кому и мало чарки внеземной5

Слегла обдать бесстыжий пыл,

Как пьяницам не надоест глотать любимый ром,

Так алчность жмёт на шее узелок и ждёт,

Пока каприза славный час придёт,

Чтоб сяк обогатить своё нутро,

Чтоб сладок сон был наутро́.

От страсти кровь кипит,

Гремит безудержно Олимп,

Арес стучит, всё точит копья, да старчески ворчит.

И те́рпок запах вин, да всё кипит за небом винодельня,

Пусть даже льстец получит лести нимб,

То вам уж не уйти, за ваши преступленья!

От кары совести посмертной, на одре мук,

От жизни скук –

От бога проведенья!

О! Что вижу я? Да это что за привиде́нье?!

От духа тёмного, от Мефистофеля,

Что, разве нет спасенья?

А что нам Гёте говорил,

Когда он Фауста пером цедил?

Иль в этом преступленье?

Нам позабыть тропу распутства и безделья?

Тропу насмешек — лицемерья,

Что стоит нам, всем позабыть –

Всем разом!

Людей земных предубежденья,

Да мелочность, беспутство суеверья?!

А коль повинен я,

То в чём моя вина?

Как беса приняла, как в том писании, свинья?

Не принял духа я,

Гнилого смрада, да ядовитых слов,

Жестокие, на смерть всех обрекают!

И, Её, великий благодетель, её — саму любовь!

Из уст своих изрёк их пустослов –

Химеру6 чьи дерзкие сыны, на смех всё поднимают!

О, вы вруны-песцы!

Словесные вы самодуры и блудцы,

О ваш язык я вытер ноги,

На ваши головы проклятья сыпят боги!

Чьи имена хулите вы?

Чьи образа в очах так ста́ры вам, да и убоги?

Но не уйдёте вы, от срамной и худой молвы,

О, добровольный раб,

Смери7 желания свои,

Как низок был ты, как и слаб!

А я безропотно смирю судьбу,

А жизнь смирит судьбина.

Ведь чувство состраданья –

Не дикий волк, не северная льдина!

Сердец печаль — растопит аль,

Сей изобилья рог я принесу,

Ко трону созерцанья,

И так пойду с самим собою на свиданье!

А кто есть я? Я в душу загляну,

В потёмки света!

И всё-таки, как не гори свеча — в себе,

Как и во тьме — мне не найти ответа!

Слова ведь молот?! А слог ведь наковальня?!

Так бей же в цель!

Топи горнило пламенем!

Мехами, вы, толкайте жару!

Давайте же, друзья, поддайте пару!

Кует кузнец свой крепкий меч,

И в ножны меч кладет сам Ахиллес!

Так бей же Ахиллес –

Ты стали не жалей,

Давай, убей! Давай — добей!

Как добивал ты Гектора,

Как сам Гомер ронял слезу за Трою.

Разрушь свой страх –

Ты отпусти коней на волю8!

Так славен станет грек,

Как усомнится он вовек,

В песках морали и закона9,

Как шулер — карточный игрок,

Всё знает, вся видит

До исхода рокового кона!

Вперёд дорога поведёт –

Дорога созиданья!

А скупость же в душе помрёт!

Та скупость на страданья!

Да из стороны, да в сторону -

Туда-сюда, метанье,

Спокойствие, рассудком обладанье –

Нас к счастью приведёт,

Мечты чудесной обаянье!

О! А вот — Паллада держит вожжи,

Метает стрелы Аполлон,

А Дионис вам корчит рожи,

Из кубка пролитым вином,

Ручьи бегут из буйной крови,

О! Я уйду! Оставьте лишь в покое

Рассудок бедной силе воли.

Но что внизу — вы только посмотрите!

Где наш Харон, где шест его?

И где ладья — украли!

О воры! О воды тёмные, о, годы!

О Стикс! О ужас, о печаль,

Несчастного и бедного

И то — вы обокрали!

А что взамен? Целковые –

И то — вы отобрали!

Ах! Это он — сорвался пёс с цепи!

И бросился терзать, а не терзаться!

Как Цербер, спрятался в тени,

Он алчен, скуп и ненасытен!

А ты кричи, немой, кричи –

Разбойник, вор, губитель!!!

Уйди! Уйди! Ведь говорят тебе — уйди!

Тебе и впредь не тронуть сей обитель!

Пусть и силён ты, так и слаб,

Но ты — опустошитель!

Да! Настанет страшный век,

И самый грешный человек

Готов поведать между делом –

Когда погиб душой –

Погиб и телом.

Как ум тяжёл, как ноги бренны?

Как языка слова скупы и ленны,

Почём же волею бедны?

Страдаем от своей же простоты,

И помыслов столь простодушных,

Что не хватает дел великодушных,

И нет желания грести,

И быть рабом, и жизнь свою вести,

Как каторжник галерный,

Как сын надежды боголепной.

Смотрите! Красным пламенем горит тоска,

И Карфаген горит, да не разрушен!

И в Новиго́род10 наш придёт война,

С великим самодуром и шутом,

С неистовым плутом,

С лисой, довольной сыром!

И пусть — так больно жалит кнут –

Гордись и ты достопочтенным гражданином!

II

Итак, из уст гусляра льётся повесть,

Несёт крылатый демон не́весть11,

О тяжких будущих летах,

О смерти совести в худых мечтах,

О леших и чертях, закопошившихся в плохих местах,

О горьких бедах, о падших ангелах, да в прах!

Эх времена!

Ну что ж, извольте,

Засеять были семена!

Да нет! Вы уж позвольте,

Мне заново начать рассказ,

И буду слёзно лить о Белокурой Бестии –

О небывалом бедствии,

Вам древний краткий дивный сказ.

Что раньше говорил вам я — уж позабудьте!

Да будьте так добры, кто прав,

Кто виноват — уж сами растолкуйте!

III

Нет-нет! Не умер ты! Давай! Дыши!

Проснись от дрёма милый путник!

Ты — как Луна, Земли ты верный спутник!

Проснись Юпитер — громовержец!

Как обречён ты быть в дали?

Проснись Венера! Скинь ты жаркие оковы,

Проснись ты — Марс, и рой окопы!

Проснись Меркурий — весть ты донеси

До Зевса! До самого Плутона!

Последний ты — губителя в Тартару унеси!

Проснись и ты — Земля!

Меня, тяжёлого и бренного — ты на себе неси!

Прошу, и умоляю я — неси!

Проснись и ты герой! Проснись же

Прометей и наберись же сил,

Да пусть и высох древний Нил,

Сем оголив свой донъ12 и ил.

Ловя небесную искру,

Ты высеки огонь, начни ты вечную игру!

Да потопи врага ты флот,

Как тот пойдёт ко дну,

Мечом ты отведи Тритона зу́бец,

Закрой богов хулителей поганый рот,

Да возроди героев род!

На месте ты не стой — безумец!

Избавь народ людской ты от спеси́,

Дух незабвенный вытяни ты из тряси,

Не бойся ты низвергнуть в преисподню

Поэта пьяного ты лютню!

Собрать там яблок с дерева Аида,

В летах сем и ничуть,

Не омолодив бессмертием Аспи́да!

Как в кабаках о стол стучат стаканы,

Забьют солдаты в барабаны,

Уйти и скрыться трусу так соблазн велик,

Но зиждется над битвой жаркой лик,

Эгиды знатной рати,

Глазеть собьются в кучу, как бараны,

Зевать на брань все местные глупцы,

Судьбе льстецы и пошлецы!

Тогда и оголи своей души ты раны!

Зови и ты! О, Прометей,

Скорей на помощь в славной битве,

Хоть и живёт сто лет Кощей,

Не бойся, ты зови богов войны,

И жди Афины давний клич — ура!

Не проведи ста дней в молитве!

Тащи щиты, точи мечи!

И не сиди ты на печи,

Как это делал юный Му́ра13,

Илья который, и благих же каликов14 ищи,

Хлебай из топора войны ты щи,

Из бочек мёды пей,

И запрягай скорей коней!

За лес уходит стая лебедей,

Её спугнул с родимых мест дух мести,

Оставив лишь руины и угли,

Лишил он неповинных чести.

Возьми свой меч и ты, о, Прометей!

Да не робей! Пой веселей, пей веселей,

Из кубков золотых, ешь сладкие ты сне́сти15!

И ты, приди, Персей — Нептуна сын!

О, как народом ты любим,

В младых летах силён — непобедим.

Сломил ты голову тирану,

Морскому злу — супруту Кракену-титану!

Явись, средь облаков и неземных светил,

И будь Ярило — Солнцу ясно мил,

Однако ж пред Гераклом падал грозный свин,

В бою кровавом ты не трать напрасно сил!

И набирайся их пред битвой роковой,

Не падай духом! Думай головой!

Не отправляй войска ты на погибель и убой!

Когда вдали густеют тучи,

Холмы, на ясный свет паду́чи16,

Поникли небом и молчат,

Волчица прочь же мчит своих волчат,

Но реки горные по-прежнему журчат,

А старики, не зря беды, всё ша́ркают ногами и ворчат.

Старухи, на руках держа внучат,

Поют на лад старинный, колыбельные им песни,

А мо́лодцы кружа девчат, и вьют вокруг да около кудесни17.

Ведя в чернеющую гладь,

Средь буйных гроз и скал морских,

Царь Одиссей сирен не слушал,

Как войско вёл он сию ладь,

Найдя руно, запретный плод

Тот, с дерева сорвал и скушал.

И так избег невзгод мирских,

Своё он тело нарядил в простого пастуха,

Изве́рг он стрелы, из самочинного нутра,

Все планы сих сует разрушив,

И хитрецов пирок нарушив.

Раздался голос близкой бури,

Прескверные ветра задули,

Согнав всех воронов с ветвей,

Да по лесам глухим сем разбудив зверей.

Слетели шапки с грозных бгатыре́й18,

И бога Ра прикрыв на колеснице,

В даль, прочь отсель, стремятся птицы!

Деревни в пламени горят,

Уж Древний Змий19 из рыла гадкого пускает яд,

О камень перепутья точит когти, и всё острит клыки,

А ведьмы в пляс пускаясь, заблудшим рвут виски́20,

В хлевах дурные песню воют,

Могильщики могилы роют,

А нищие спасителя зовут,

От мук и ужаса над трупами сильно′ ору́т.

А княже21 благородные,

Совсем уж беззаботные,

В телеги собирают драгоценный скарб,

А девы22 монотонные,

На небе ещё сонные,

Из рук не выпускают дивных арб23.

И слышит свя́тый24 глас людской,

Да на коне, пускаясь рысью в чисто поле,

Преодолев и мёртвый риф,

И вой волны морской,

Преодолев и буйно-чёрно-море25,

Он сбросил с плеч ночной покрой,

Открылся ризой золотой,

Удар нанёс могучею рукой,

Но пал он ниц, с пробитой головой.

А наглый плут на всё махнув рукой,

С персеев26 падших собирает блат27, да злато.

Кощей, шьёт тонкой нитью и иглой28,

Костлявою рукой, кидая семя зла-то,

От глаз всех скрыв, храня судьбы яйцо в земле сырой,

Почём и выглядит и бодр и свеж, как парень молодой,

Как ткач, он ткёт лихую скатерть-самобранку,

И не скупясь на ней гадать — обкрадывать цыганку,

Всё шлёт и шлёт, да на героя белу грудь, да язву, да гнилую ранку.

А Водяной — сам чёрт морской,

Со дна подняв всю тину,

Да по лесам, да по лугам, да заложил трясину.

Утопленник домой плетёт29 тропой мирской,

Корабль уж тонет, да идёт в пучину,

И льёт с небес всё дождь стеной,

И топит и сырит30, благого пастуха, овчину.

А Черномор торгаш, укутавшись в меха,

Медяк всё тянет с бедняка,

Даёт крестьянам в быстрый рост,

Откуда к бороде его прирост.

Да в узелки суёт деньжата,

Готов обкрадывать и вора –

И родного брата.

В столпы31 идёт к деньге деньга,

Сияют серебром верха32,

А голод ведь не тётка,

И смерть совсем не лётка33!

Бушует всюду мор,

Стоит прискорбный ор.

Ох, нищие в поклоне бьются,

Из лужицы едва ль они напьются?

А ростовщик, брадою34 скрыв улыбку,

Закроет на замок калитку.

За голодом плетёт и мор,

Лавины сходят с гор,

Эфир35 затрясся от беды,

А власть осталась без узды,

Вулканы жгут –

Вруны всё лгут,

А богачи-обжоры — жрут.

Пустыни наводнил огонь геенны36,

На поле ж казни мародёрствуют гиены.

С сухих степей монгольских прёт орда,

Защита натиском слаба,

Девиц ордынец тащит в полон37,

Когда бурдюк38 добычей полон.

Батыю хану лобызают перстни,

Шуты прислужливо протягивают песни,

Наложницы в гареме тихо спят,

А орды вражьи под Киевом стоят,

Разграбить, да огню предать град норовят.

Мурза с протянутой рукой взимает дань с Руси,

Да дёргает бояр за длинные усы,

А шведы уж опешились39 с Невы,

Но там, героями сражений, станем уж не мы.

Добрыня молодой,

Мечом прокладывает путь домой.

Заблудший, в лес ступает он одной ногой,

Другой же отгоняет тварей рой,

В сражение вступает со старухою Ягой,

Едва потупил взор, закру́жил русой головой,

А уж гляди, как весь стоит нагой.

И щит дрогой40 разбит, да в щепки под горой,

И лук оборван, и колчан пустой.

Вот и погиб, в сыром болоте, наш герой.

Так и помянем, так и пир долой!

С полей сухих повеял смрад,

И сам рассказчик уж не рад,

Когда позор зарос бурьяном,

Где рать легла глава́ми41 даром.

Ась стар Китеж невидим взору,

Да не доступен и Гермесу — вору.

Но в сие место нам дорога далека,

Не приведут туда старинные веха́42.

Давно уж солнце скрылось за буграми

А тучи спять за дивными холмами,

Никто не отзовётся уж в ночи,

Слетели с то́полей грачи,

Будь, милый, добр,

И не ворчи.

В пучину пал Буян,

Помпеи скрыл вулкан,

Везувий пепел с жаром раскидал,

А волны поглотили остров,

То ж касается и тех, кто не нашёл в сем сказе о́стов43.

Эллада от копыт трясётся,

Наш Прометей на Русь несётся,

Да пред собой держа копьё,

В подземное ступил ко́пьё44.

Зажёг бессмертный он огонь,

Развеял трупов всюду вонь,

И возвеличив пламя,

Вонзил он в ска́лу си́е света знамя.

От кня́жих сил, да и от простого люда,

Затеялась, да на Руси, большая смута.

Вцепились братья в братьев,

Деды в дедов, отцы в отцов,

А мо́лодцы, да в мо́лодцов.

Бу́йны-ба́бы цел не оставили ни кос, ни платьев,

А бра́вы-во́ины — ни копий, ни серебряных да латьев45.

Спать на печи не захотела вошь,

Извозчик же седой в руке не держит вожжъ⁴⁶,

Дорогами загла́в⁴⁷ заведует грабёж,

Бгатырь бродатый уж не дюж,

Стал от распутицы глазами кос, да неуклюж.

Блудницы водят хоровод,

Бандит сидит на царском троне,

Не стра́шны им и трудности невзгод,

Покуда их дела прописаны в законе.

Ярмо несёт на шее раб,

Покуда волей слаб.

Невежа тянет за собою полный воз,

Набитый всякой чепухой,

От чьих семян повырастало ж столько лоз,

Что горб, от всяких там рогоз46, трещит дугой.

Бедняк, де скрыт за прочною решеткой,

В чертогах бедности своей,

Так, что не вывести всех вшей железной щёткой,

Да всех клещей, сосущих кровь своих же сыновей.

И сам спаситель горько б плакал,

Узрев сие разорение святых,

Руины дел своих же б он оплакал,

Обрывы жизней струн витых.

Угас в окошке огонёк,

Злой бог47 унёс, да в закрома денёк,

На волю выпустил из клеток сплетен стаю,

Беспутные по всем дворам, да навели и вой и лаю,

Что некуда бежать, от острых слов, плетей и языков,

А мы радеем встать над выжженным клеймом,

Не смея снять своих оков,

Гордимся мы своим изысканным умом,

И под конец, насытимся посмертным же венком.

Меж тем князьки от мёда и вина,

Всё утирают рты,

Им в уши льёт весёлая игра,

Высокая палата празднеством полна,

И гул, и шум стоит за три версты.

Бушует пир,

Среди могил,

Среди чумы –

Бояре пропили умы!

Да и прибу́дут к им с похмелья мудрые думы́!

Потом уж ты не отрекайся от тюрьмы и от сумы.

Паломник боле не собирается в поход,

Ему богов стал надоедлив род,

И не поможет уж Атлант держать тяжёлый небосвод,

Тогда он точно упадёт на голову невеж,

А супроти́в, не хватит на Руси средь городов высоких веж48.

Дорогу в сторону давно не охраняет Хель49,

Покуда стариков младит душистый хмель.

Зеленый змий бездонным сделал кубок,

Да жажду углубил, чтоб не напился сим вином приблудок50,

Покуда впредь его и дрём и сон, не потревожил злой поступок,

Чтоб из горла́ того, он, кубка пил,

Да чтобы с губ его гранёный кубок мёртву воду лил –

Так чтоб на чистом поле, тот бедняга, не по́днял больше вил,

От расслабления ума, да без труда работу пьянкой прекратил.

Ядро разрухи угодило прямо в грудь,

Персею храброму — едва ль живому, но отнюдь,

Свободно нам нельзя ещё вздохнуть,

И слякоть, муть — всё портит долгий путь,

А ископыть51 мешает глину с колее́ю,

Покуда жизнь герою дорога,

То не расстанется он с нею,

Олимпа же вершина высока,

Лететь с неё, да кубарем невмоготу,

Хватаясь за надежды налету,

Пока ещё ведь не упал, не ведаешь вставать нужды,

Когда уж ты с колен поднялся — то ноги целые нужны.

Мораль завяла в звонкой тишине,

Её забыл полить виновник,

И конь дорогою застрял в сырой дрязге,

Забыл путь указать сановник,

С обочины кресты стоят,

А на казнённых вороны, и оперив хвосты, сидят,

Сухие петли, да под тяжким грузом всё скрипят,

В глубоких ямах скрыты совести заботы,

С сих пор в глухих умах уж стёрты песни ноты.

Сырые казематы ждут своих друзей,

Как бьёт напором с выси вниз ручей,

Так бьётся о решётку узник головою,

Противится он муки вою,

И истязанию души душою,

Да с жаром бьётся лбом и молится в тиши,

Но откровенья дверь ему и не откроется,

Скорее уж совсем закроется,

Как к счастью, да на крыльях воли не спеши,

Хотя, сим изнурительным тупым трудом

Какой и есть грешок, да и замо́лится,

Но от разрухи в голове, всё ж запустеет отчий дом.

Настал тот час, открылся низменный ломбард,

О том, как Фауст душу дьяволу продал,

Вам не споёт уж нынче бард,

Как из-за пазухи тот вынул тощий горб,

И под залог скупой, за увеселение черта отдал,

Как магисте́рский камень не спасёт уж нищих орд,

О том, как нынче ценится распутницы младое тело,

О том, как нынче низкий грех давно — не белым-бело.

О том, как можно падать без предела,

И запустить совсем благое жизни дело.

А можно ль ранить разум словом?

Лишь поразмыслив вслух о новом?

О чём совсем не ведает Шекспир,

И сам король великих лир,

Но проницательность его хвали -

Ведь он кумир! –

Все лавры наперёд собрав,

В стихах чудесных чуть соврав,

Едва ль теперь потомка пьесой удивишь,

Когда в награду слово лишь сулишь.

И впредь уж не закрыть пристыжено лица,

Чтоб не видать земного преступленья,

Когда сомнения толпы пожрут богов сердца,

Чьи набожны и так скучны рассудка повеленья,

Тогда уж разорвутся путы вяжущие словом гнев,

Мы созерцать на век останемся, всего на миг присев,

И после пира мусор весь волною смоет утренний прилив.

От взмаха буйного все разобьются чаши, наполненные горем,

Трагедией дневное небо разразив, и бурей сине море.

Сотрём ладонью же аттическую соль мы с мёртвых губ,

Друзей же наших, каких принёс когда-то в жертву душегуб,

Сотрём же всякие улыбки, слезами горькими запив,

И боли вздохи и стенанья, уйдём мы навсегда — забыв,

Окончим путь, к мечте божественной приплыв,

И бросим якорь мы в Элизия залив.

IV

И шепчет дьявол, во всём хуля богов,

Летит, не чтя границ и берегов,

Одно лишь слово — рухнет мир,

Одна лишь песня — и не услышать лести лир,

Один лишь миг и рухнет низ,

И жизни смысл решит всего один каприз.

И не узнает странник белых роз,

Покуда стебель не возрос.

Настала полночь звон пробил,

Распутства дух средь океана душ удил,

И всё смеялся, в пляс пускался — думал петь,

Но разорвал о скалы сеть!

Тщеславным планам шёл конец,

Но вовремя ему худую весть принёс гонец.

Лукавый дух велел собраться ратью,

Руководить желал великой тёмной знатью!

Дух распутства, дух лукавства,

Дух безделья и безверья,

Дух вранья и тяжкого житья,

Дух вражды и суеверья,

Их полно́ пороков племя,

Уж настало их заботы время!

Меж тем, безумный дух на крыльях страсти роковой,

Всё мчит и мчит, да не находит за горой,

Ни упоения, ни славы!

И вдруг летит пред ним орёл двуглавый,

Вздымаясь ввысь, блестит пером,

А клюв его набит же чистым серебром.

Дух алчный жаждет адской лавы,

И камнем падает лукавый,

Он полон злости, хочет кары,

Всё мчит к безумию земли,

Вслед оставляя судна жизни на мели.

Крылатый рвёт на части бедные сердца девиц,

От совести померкшей, готовых падать ниц,

Честолюбивый замысел его толкает жар со дна нутра,

И для греха, созрев, всё ожидает тот утра́.

Дух ненасытный, дух забвенный, всё ищет в душу узкий лаз,

Да упиваясь пламенной любовью, стыдясь, не прячет всюду глаз.

Не мучает его вина,

И кровь от сладострастия черна,

Осталась ли хотя б одна душа ему верна?

Иль все потухли в тяжкой муке,

Иль он порочит честь всего лишь от великой скуки?

Не существует для него разлуки!

И нет счастливых дней,

Когда же вместе, просто, чьи-то руки,

Когда танцует свет среди теней ветвей.

Скрыв за наве́сом ухищренья,

Крылатый демон, день и ночь, готовил похищенье,

Готовый на любую низость, отрёкся от души спасенья,

Открыл врата, наполнил мир скупою злобой, да великим униженьем,

Посеял воину он всяк позорно пораженье,

Отверг, тем самым, белый свет — сердец потухших исцеленье,

Впустил могучий дух, Блаку́ру-Бестию52, а сам пошёл на пониженье!

И затряслась земля,

И Зевс упал и скрылся в глубине,

Да возопил от ужаса Аид в земной коре,

Сам Посейдон затих в своей глухой норе,

И никакой мудрец уж никогда не изречёт глагола совести,

Ведь совесть та на чёрном дне!

Пером и летописец не напишет повести,

Ведь повесть эта плавает давно в людской вине.

Дымит, ревёт с небес огонь и жар кометы,

И разом превратились в черепицу все монеты,

Да затупились копья и мечи,

Повсюду очерствели и хлеба и калачи,

А солнце скрыли грозно тучи,

Повеял ужас, страх могучий!

О боги!!! Явился к нам, да не колосс на глиняных ногах,

Не миф, не призрак и не горный белый великан,

А женщина — на златочёрных жеребцах,

Да Белокура-Бестия — Титан!

Летит за горизонт на колеснице,

И не мешает злоба этой бледнолицей,

Всё жечь, всё рушить, да всех сечь,

И воеводе не даёт народ собрать, да веч.

И лучше так в борьбе за правду полем лечь,

Да опрокинуть вековую смуту с рабских плеч?

Чем поневоле мучеником стать,

И показать свою робеющую стать?

Клоака крыс заразных расплодила,

Чума и горе люд губила,

А Бестия смеялась и наглела,

Напором, страхом непокорных одолела,

И повернула вспять сих храбрецов,

Какие ж после предали своих родных отцов.

Осадой города и крепости брала жестоко,

А в битве же с Персеем потеряла одно око,

И опрокинув наземь силою умелого стрельца,

Да стёрла Рим с земли лица!

А опосля, в жаровне адской заколола агнца́,

По ветру раскидав рукою все остывшие угли и зыбкий тлен,

Повсюду разметала прах младого и лихого удальца,

В обитель жаркую свою понабрала рабов, да в страшный плен,

Сем разорив и мир, и множество вселен.

Зияет черная дыра

На месте Вавилонской башни,

Чей купол держится едва,

И рушится от дел земных столь важных,

Готов упасть он в про́пасть,

И навсегда же в ней пропа́сть

Что в этот миг толпа спиной подпёрла стены,

Но рассыпается их общий дом и превращается в руины,

Пускают дым среди равнин пожары,

Для обнищавших приготовлены сырые нары,

И опустение грозит земле,

Покуда истина блуждает в белой мгле.

Мир рухнул, не выдержал он тяжести бесстыдства,

Набрался человек великого постыдства,

Затрепетало вновь заоблачное небо,

И выпали холодные с небес дожди,

Обрушилось заветное монахов кредо,

И ты уж ясную погоду от богов вовек не жди,

Сам дух безверья заложил надгробья арку,

Когтями разорвал уверенности арфу.

О! Знания — какие сходят с плеч,

Когда же книгами ты топишь печь,

И голова пуста, и набираешься сноровки,

Как плут, как ловкость рук у рыночной воровки,

Твой ум становится хитёр и проницателен,

А персонаж твоей судьбы, характера — столь отрицательным,

Что дух безделья ухватив тебя за хвост,

Унёсся в даль, духовно обокрав — прохвост.

А лицемеры и безмерные лгуны

Зовут к себе на пир горой,

Но попадая на объедки,

Вкушаешь голые мослы,

И видишь, как улыбки едки,

Что взорваны общения мосты,

И отвернувшись в сторону, уйди готов порой –

Куда подальше от ехидных скрыться,

И одиночеством, да в тишине, да до бесчувствия напиться.

Спокойно смотришь ты,

Как дух вражды взбирается горой,

На фоне смерти дружбы вековой,

Забавы ради барствуют и зависть

И презренье, в предместье под скалой.

Они — немудрые и праздные всему виной!

И он, худой творец, пороков адских чтец,

Рисующий себе любимому, сверкающий венец,

Берущийся за кисть, сгущает краски все смолой!

Дух тяжкого житья, углём всё топит печи,

Обманщик сей, на площади стоя,

Толкает пламенные речи,

И нет рабочему у домны уж житья,

Крестьянин сухарями зубы крошит,

Тулуп его стал уж совсем худой,

И ест он на обед один горошек,

Вкушает хлебушек с дорожной лебедой,

Всё это запивает он водой,

Не оставляя за собой ни капель, и ни крошек,

И нет ему нигде волшебного боба,

Покуда в огороде прорастает бузина.

Основа бытия погибла, во имя славной Геры!

Мучительно и звучно — от острия самой Мегеры,

Навеял ветер локонами страх,

Своею скорбью распугав всех райских птах.

Сатир на поле прямодушия,

Посеял семя малодушия,

Слезами радости пожертвовал он грёзам смех,

А телу голому — облезлый старый мех.

Одной рукой залез к себе в худой карман,

Другою угодил в лесной капкан,

Беднягу вызволил дико́й сапсан –

Так из капкана в когти угадил,

Да фрукты растерял и флейту изломил,

Вино нечаянно на землю тот пролил –

И праздный пыл сем охладил,

Веселье ж смертью омрачил,

Да хищно птицу вдоволь накормил!

На молодость дурные сглазы шлёт,

Из зависти оглохшая старуха,

И в сту́пе воду палкой мнёт,

Для злого нынче слуха,

Едва краснея перья рвёт,

Кладёт себе под брюхо,

Да низко целый век живёт,

Но всё ж в немилости помрёт,

И не избегнет старчества недуга.

Покуда волен делом подстрекатель,

Событий времени гадатель,

На ухо веет языком,

А сам доволен пятаком.

В мирских интригах главный прорицатель,

Гнилым не брезгует словцом,

И мнит себя отчаянным дельцом.

Всегда за спинами снуёт,

И правильный всегда совет даёт.

Наушник53 редкий сто́ит всех добыч,

А сплетник меткий — веских смыслом притч.

Пригретый ябеда — карманный простачёк,

Де, кривотолк и перетолк — сырой оброк –

Худой молвы обещанный зарок.

Столь жалкий хам,

Смеётся тут и там,

От наглых голосов стои́т и шум и гам,

Глумится и над бедами всерьёз, стараясь всё опошлить,

За прошлое житьё, желает всё припомнить,

И надо лишь ему о грубости напомнить,

От правды веянья аж кипяток страстей вскипит,

И маска лицемерия, да в бок, с кривого рта слетит,

Под ней то и скрывается пещерный троглодит54!

Тогда ж ещё пророк,

О простоте души изрёк –

И как благая весть всецело победит,

И как Фортуна — светлость,

На крыльях журавля к нам в руки прилетит!

Ума калека злом пристыжен,

Да на судьбу свою обижен.

Как говорит — слюною брызжет,

А смотрит — в поисках кинжала рыщет,

Чтоб под ребро врагу вонзить,

Чтоб сильным, мужественным слыть.

И жертву глупости своей высматривать готов,

Покуда не найдёт, среди таких же глупых дураков.

И лучше с умным злато потерять,

Чем так — с ума калекой, силы в споре растерять.

Ступая узкою тропой,

Проходишь ею спуск крутой,

И вольно дышишь с лёгкой головой,

Но вот испа́рина стоит стеной,

И белой адской пеленой.

Блаку́ра день и ночь проклятия метает,

Над купола́ми в небесах летает,

Да о господстве мировом, трясся копьём — мечтает.

Её ханжа, игрой чужой душой, всё развлекает,

И веру златоглавую земным добром55 тот укрепляет,

Мошной трясёт, и плату собирает,

И толстою рукой подачки загребает.

Дымит ладаном, ставит свечи,

Трудясь, молясь, во истину страстной предтечи,

Нет слаще для него, заблудшей в вере, дичи,

Нет сладострастнее, чем целомудрие даве́че56.

Тело ж рыхлое разорвано на части,

Нужды, виновной лишь от части,

В грехопадении придворной масти,

Да в отупении, ваятеля, рабочей снасти57,

Куски её разбросаны по всем земли углам,

По всем роскошным бархатным зала́м,

Где воля вольная гремящим музыкой бала́м.

И кое-где, её хоть пруд пруди, собра́лось ва́лом,

Хоть забирай всё сразу — даром!

В глухой деревни по полям взошла потре́ба58,

И пу́сты очутились погреба́,

С базарами случилась кутерьма,

По закромам прошлась лишения погре́ба59,

В амбарах ж чуть осталось хле́ба,

И так суровы сло́ва гласного доимки60,

Покуда тяжки власти недоимки61.

Поэзия наполнилась слезами,

А музыка глухими голосами.

Народа вопли носятся безумно,

От Дона до великой Сены,

И как, из века в век, руины Трои

Той скорбят о красоте Елены!

Ошибок вымысла не повернуть уж вспять,

А духи времени давно уж крепко спят.

Вот слово молвит сила страсти:

— Не избежать любви напасти,

И ей не важно — шут, король –

Какую кто играет роль.

И чтоб ковёр не съела моль,

Мораль навета сыпет соль.

А робость силе шлёт привет,

Любовник гол, да не раздет,

Не нарушает скромности завет:

— Скажи, ты любишь, али нет? -

И ждёт, вздыхая тот ответ.

— Люблю сводить с ума и красно девицу и статного плута! –

Была чертовка такова!

Ей вздохи, ахи — стали тошны,

Страницы песен нынче пошлы,

Она мелодией цепляется за нити,

Почём, и чувств и дум хитёр пленитель –

Её интриг осведомитель.

За плату звонкую найдёт ключи в греха дворец,

Натурой разменяв златой черво́нец,

Закроет де́вица ларец.

Да не чужда ему и честь,

Так и расправа по нутру, и месть!

От голода уж зверь ревёт,

От жажды дно сухое лижет -

Чернилами так строки выводя,

Любовные он письма пишет.

Зарёкся притязателю62 отмстить,

И доверху бокал вином залить,

Единым залпом оный внутрь опустошить.

— О, искуситель, — молвит дева,

Забыла заповеди Ева.

— От злободневной скуки ты спаситель! –

Но яростный триумф,

И вкус влюбленных сочных губ — её обворожитель!

Но сей порок и скверный рок,

Её под старость лет к себе в берлогу уволок,

Где разорвал её, да в клочья –

Предсмертья седовласый волк.

А Бестия завидев серп из далека,

Вцепилась в горло простака,

Она в крови ведь знает толк,

Пила её — а тот умолк.

Гнилого упыря взяла в наместники,

А генерала главного в изменники,

И потянулись вслед за ней помещики,

Искать наживу и дары,

Их скупость и намеренья — как мир стары.

Помещик дикий два алтына отберёт,

На них же, как собака на скирду, помрёт!

Едва ль на нужды он хотя бы рублик то вернёт,

Скорее шею сам себе свернёт!

Блаку́ра ведает в дарах,

Как и в жестоких злых богах,

Она стихий души и чувств богиня -

Скупая алчная княгиня.

Её державный атрибут –

Покуда черви не пожрут!

Все духи мчатся на поклон,

Вселяясь в тело, в плоть –

Разносят всюду смрад и вонь,

Чуму и зараженье,

Им горе — упоенье!

А устремляясь, машут — вон!

У трона ползает змея,

Хитрит и льстит восточная лиса,

Целуют демонице ноги,

И веселятся — нету мочи!

Цари наряжены в шутов,

И шут танцует — он таков!

И развлекать и тешить

Бестию всегда готов!

В переплетениях,

Интригах сложных,

Порочных связях,

В чувствах ложных –

Замешена царица,

Она губить людей

Большая мастерица!

А ты спеши, друг, жить,

И прекрати тужить

О бедствиях и помутнении рассудка,

О тайнах выданных врагам,

В потоке слов и предрассудков.

Возьми своё, летам не поддавайся!

А в старости уж постарайся

Собой остаться,

С умом своим не распрощаться!

На истины жрецов смешно порой смотреть -

Дают глазеть на то, что сами могут не узреть.

Обманчив вид, изменчив облик,

И заблуждения заманчив блик,

Но не дано понять им и того,

Как образ истины велик.

Им утешение — гордыня знаний,

Она им служит для прикрытия незнаний.

И как сошёл Перикл к обычным рыбакам,

Уж не сойдёт и часть ума к великим дуракам!

И хоть сто раз ты объясняй порядок мужикам -

Они тяжёлым житиём учёны,

Им смысла жизни мёд приносят пчёлы,

И лишь бы целы были чёла.

Напротив ж, знатная особа,

Не любит сок науки выживать,

Да любит не особо много знать,

Из простоты черпать не любит дум,

Для этого её уж не заточен ум.

Замёрзнув — чти огонь, сгорев — чти холод,

Мир заново ты для себя открой — дорог он новых полон,

Изведав новый путь,

Ты не забудь должок богам вернуть,

И так же не забудь о продолжении его,

Так в жизни суждено

К итогу всем прийти, и не упасть на пол пути.

Не рой другому яму,

Не только спьяну

Туда легко попасть.

Такие выдумки отставь -

На трезву голову

Ты месть оставь!

Живи же смолоду

Не мстя, и не коварствуя,

И для души во благо царствуя.

Ни то, из собственных капканов,

Не вызволит тебя, да и пяток болванов.

Порой, теряют люди человечность,

А свинья — свинственность,

И рьяно так храня беспечность,

Нескромно оголяют рыло и воинственность.

И каждому остаться бы на месте,

Но какова овца без шерсти?

Овчина выделки не стоит,

Пока в себе она покоит

Невзгод и бед плешивость.

И этим заслужив никчёмную паршивость,

Как тот баран не помнящий,

Становишься беспомощным,

Всем телом ощутив ретивость

Памяти и прошлых лет забытость.

Раз собрался отобедать

За одним столом с чертом –

Готовь длиннее ложку –

Ни то останешься голодным дураком.

И будь мудрее, хоть немножко –

Готовь побольше кружку.

Да не вкушай ты слишком много,

Была такая уж особа –

У ростовского попа корова,

От обжорства своего и треснула.

Чревоугодие оставь,

Пока на полный ты желудок не заснул,

Будь холоден к еде, как будто голод ветер сдул.

Обжорство велико,

Лишает множество оно,

А кормит одного.

Так непомерный аппетит

Рождает лишь убожество.

А Скупость на слова –

Рождает молчуна,

Щедрость — болтуна.

Поэтому-то празднословие опасно,

Тогда и сдержанность и ум прекрасны.

Они же твой поток словесный,

Так держат на цепи,

Что из пут крепких ему уж не уйти.

И смысл их многовесный,

Даёт рассудку в голову прийти.

Познание дневного ж празднолюбия –

Есть к лени ежедневная прелюдия –

Она и так и сяк валяется от бока с бока,

Её сестра и брат — есть лежебока.

И для ума нет ядовитей лени –

Людской обузы праздной тени.

И мал душой тот недоросток,

Который мнит себя рукою властной,

Его прельщает этикет –

А делом лишь скупой подросток.

Сей недоросль роняет слов букет,

И по щекам врагам небрежно хлещет,

Чему и меры нет!

О нём то и наслышан белый свет,

В томительных стенаниях зазнавшийся — опасный,

Он дал обет негласный –

Воткнуть во плоть коварства сей стилет,

Но ненависть его — всего лишь результат незрелых лет.

Глаша́тай придворный дует в рог,

А на бумаге для него и смысл

Стопа́ таков и сильно строг,

За толкование его обманщик сей выигрывает торг,

Вещать, любитель он, на все четыре стороны,

Крепки обмана сети и слова — вельможами дарованы,

Внушить желает пустозвон,

Что гром — есть колокольный звон.

Да из пустого перелить в порожнее,

К его наветам, друг, быть надо осторожнее!

Уж просто, гениальность духа вручается в награду,

Какая превращается в холсты, поэмы и отраду,

А для художника в потоки мысли!

Но главное — что б эти мысли были чи́сты!

Великим памятники, да строят быстро,

И вдохновлённая толпа,

Стуча огнивом друг о друга,

Так высечет души огонь и вложит в руки им,

И вылетит сквозь белый дым,

Сердец трепещущих, искра,

И никогда с полей любви, не унесёт пыльцу ветров молва.

Когда подруга предаёт забвению могучий символ дружбы,

То дружба превращается в подобие убогой службы,

Подружка из тебя — хоть косы вить,

Но для характера мужского такую перемену

Ни за что нельзя простить!

И лучше ползать в нищете и простоте,

Избегнув всякого людского взора,

Чем подле женских ног, у трона!

Ох! Эти элегантные девицы,

Всегда такие лёгкие, щебечут как синицы,

А сами ценят верность,

С мужами63 изменяя,

Потом, от них по случаю, рожая,

Хватают казанов за щедрость,

И тянут всякую иную ценность.

Во всех грехах самих мужей же обвиняя,

Пока не пойман — то не вор,

В своей избе не видят сор,

И нарушают данный свыше уговор.

Родное чадо в колыбели,

Где ангелы сонеты нежно пели,

Не признаёт отец,

И чужд ему гнезда его младой птенец.

Старается от крови откупиться,

— И лучше, — думает, — ему бы не родиться! –

А самому пойти в кабак повеселиться,

Напиться и забыться,

Для успокоения души ранимой,

В объятиях почтенной и любимой

Бутыли, и жизни, меньше правильной, чем мнимой,

Рождает по ночам столь гадостный экстракт,

Которому сильней, чем отпрыску, тот рад.

А мать ремнём стегает сына,

Для воспитательных и прочих мер,

Чтоб подавить в нём мужества начала,

Чтоб тот и пискнуть ей в ответ не смел!

А для того, кто зарождён в утробе горя,

Несчастная всё просит слёзно гроба,

Пока родиться не успел!

Горгона яд презренья изливает,

Её видение — герой Персей её сбивает,

Он зеркало судьбы в осколки разбивает,

И взгляд безумный, фурии, в её же очи отражает.

И ждёт медуза роковой минуты,

В засаде спят её коварства спруты,

И локоны её шуршат,

И слышен больно громко тихий шаг!

Но молния сверкнув с небес,

Её же ослепить могла,

И очи гиблые в далёко та ехидна отвела,

А быстрота уж голову то с плеч снесла! –

Ахилл несясь на крыльях словно лань,

Персея щит принёс ко Прометею в дань.

О, смертный человек,

Узри бессмертья торжество,

Ты для небесного святого божества — земной червяк,

Хватаешься за мнимое ты с ним родство,

А для него — ты лишь пустяк.

Его соизволение лишить

Тебя способно и жизни и богатства,

И стоит ли вперёд спешить,

Из-за бездонного людского любопытства?

Страдать и мучиться так безотрадно,

Как лишь способно тело, слеплённое из глины,

И было б это странно,

Если люди все были б мысли исполины.

Скука от ума, что может быть опасней?

Что может хуже быть страстей напасти?

Что ж может породить такую тягу к буйству,

Которая способна подтолкнуть к убийству

Той хрупкой совести и принципа воинственного я?

Во истину души тепла, не затушить огня.

Ведь духом пали мы, иль это лишь пустяк?

И как же получилось так,

Что победили в сей морали дикари?

Грызут других, плюют друг в друга,

И хоть на части разорви — но ничего не говори!

Мы ль себе и им прислуга?!

Они ль богоподобные цари?!

И в этом разве вся заслуга,

Что стали чужды люди друг для друга?

Но ты держись — своё ж возьми,

В себе ты зверя победи!

Что властвует над нами?

Все наши чувства — соли привкус,

А наша явь наполнена ночными снами,

И жизнь, как кислый уксус,

Так сто́ит нам грустить, молясь лишь вечерами?

Боимся мы заката,

Иль жаждем мы рассвета?

Но от заката, до рассвета -

Тьма — всего лишь пустота для света.

Вернуть назад слова, мгновения — нельзя,

Как невозможно обновить свою же шкуру,

И где же вы — мои друзья?

Иль я зову вас лишь впустую?

Иль я цепляюсь лишь за миг,

Напрасно прожитый, каким наполнен этот стих?

Вы? Иль я о го́дах пройденных тоскую?

Когда-нибудь поведает гранитная плита,

О чём же всё-таки тоскуют небеса.

Под тяжестью же́рнова мельницы,

Что прочно в жизни сей?64

Взрастить то семя ты сумей,

Какое было брошено заложницей,

Давно минувших дней.

Пока нам ум мешает жить,

Так сложно в радости продлить

Те годы юные, когда бушует молодая кровь,

Когда зовёт на подвиги любовь,

А ты становишься суров, угрюм,

И в этом виноват твой вольный ум!

С каким живётся безотрадно,

Какой так мысли впитывает жадно,

И видит всех людей насквозь,

Знакомясь с их душой лишь вскользь.

О, одиночество! Способно ль ты любить?

Иль ты способно лишь губить,

Ещё живое содроганье?

Готова ты отдать на растерзанье

Такое жалкое дитя, какое предало себя?

Когда из тишины тебя зовёт никто,

И кто тогда откликнется на зов? Ну кто?

Великий крик души лишь эхо передаст,

Но что оно, глухое и немое, для спасения отдаст?

И что взамен возьмёт?

Людское одиночество — пока ты жив — оно живёт,

А умер — и оно умрёт.

Сухой она и реку века перейдёт,

Так тесно с телом проведя холодный год,

Напустит хворь,

И превратит все силы в сор.

Не счесть погибших мотыльков,

Сгоревших в пламени людского безразличья,

На маскараде язвенных подруг и доблестных сынов,

Среди надменного величья,

Ты узнаёшь её одну65,

Её холодный лик и бледность губ,

И твой фрегат надежд идёт ко дну,

Уютный уголок души спасается

В холодном бездыханном рву,

Но жажду утолил и охладел к тебе суккуб,

И как ты зол, и как ты б не был груб.

Великим же искусником — гонча́ром,

Какой ваял меж светлым — злым началом,

Был создан добрый человек,

Чей образ плыл по поколениям, из века в век,

Как будто на галере шёл в заморье старый грек.

И вот, явился нам в людском обличье,

Герой, который скинул прочь

Долой олимпа безразличье.

Решился нам своим плечом помочь.

И как судья Самсон,

Отмщением он не будет ослеплён,

Наш славный муж,

Насытился им уж,

И битвами и кандалами -

Не прочь заняться и делами,

И подвиг совершить,

Между землёй и небесами.

V

Пока поляков вёл Сусанин,

А Пушкин на дуэли не был ранен,

Продолжим летописи сказ,

О шабаше смешной рассказ.

***

Завывая песни вьюг,

Черти злобы чертят круг,

Сажей сыпят мир вокруг,

И гурьбой летят на юг!

Быстры кони,

И в погоне,

Развиваются с лихвой,

И карета вся разбита,

Слышен недалёко бой,

Но волнение забыто,

И дорога грязью смыта,

Колеёю вязкой взрыта –

Клячу уводи домой!

В кове́н66 так пропустят? Вряд ли!

Спотыкаясь-ся о ядра,

Побросали хлопцы сабли,

Поскакали в быстры сани,

Шевеля вослед усами.

На холме, сплотившись вряд –

Мойры, демоны стоят,

Громыхнул сухой разряд,

Шабаша́ забил набат!

Зашипели три змеюки –

Кособокие старухи:

"Духи! Духи! Встаньте в круги,

Наливайте в чан сивухи,

Посрезайте в снизки67 ухи,

Да разрушьте все округи!" –

И согнулись в гибки ду́ги,

Да совместно, в три дуги́,

Эти злобные гадюки!

Три веселые карги!

Снова грозный глас в ночи:

"Пей до дна и не спеши,

Хаос, ужас разрази!

Глубоко волны́ волненье,

Широко толпы́ смятенье,

Да крови́ сильно́ смешенье!

Ленью, хворью зарази!"

И собравшись в хоровод –

Закружил водоворот,

Бес и чёрт их в мглу несёт,

Там давно хозяин ждёт,

Да сердец печаль всё жнёт!

На дороге, в путь — назад,

Смерти с косами стоят,

За проезд взимать грозят!

Да всех путников разят!

Быстры кони,

Да в погоне,

Пробираются с трудом,

Сквозь снега и буйны вьюги,

Уж не виден милый дом.

Ведьмы Бестию зовут,

Песни лести ей поют!

Пляшут, скачут и орут,

Да пускают желчи пруд!

Ведьмы:

— Королева адской жизни,

Мы кусок даём отчизны,

На скормление тебе,

Чтобы быть навеселе!

И смеются и воркуют,

Ворожбой своей торгуют,

Лебедей к столу несут,

И пророчат высший суд.

Ведьмы:

— Ты, Блаку́ра, зов услышь,

Будь волной, как гладь, да тишь.

И узри — ложатся кости,

Да спешат к тебе уж гости!

Загремели небеса,

К ним спустилась снов завеса,

Да примчалась колесница,

В ней, златой — сама царица.

Белокурая вдова,

Но мертва, как пня зола,

Лязг и скрип стоит от шпоры,

И открыла ко́ням шоры.

Дьявол ползал сам, у ног,

И прислужничал как мог.

Блаку́ра:

— Вы корявые старухи,

Получите оплеухи! –

Бьёт их, и гремит копьём,

— Подчиняйтесь мне втроём!

Ведьмы:

— О, царица,

Милолица! –

Молвит старшая — Нюкта́68,

Ночью страшная Ни́кта69!

— Мы твои навеки вечные,

Слуги, сёстры мы сердечные!

Блаку́ра:

— Браво — сёстры, вы мои,

Да примите вы дары!

Силой, злобой награждаю,

Я судьбы исход решаю!

Злато, и алмазы ваши,

Наполняйте полны вазы!

Но велю вам мой наказ,

Срочно выполнить приказ!

Разошлите сие вести по хоромам,

Да по уличным домам!

Я — Блаку́ра их царица,

Красоты, ума зеница!

Я им счастья, я им совесть

Вновь отдам!

За царя себя уж выдам,

Я уж лучше знатных дам!

Ведьмы:

— Мы летим уж к часу ночи,

Нам топтать70 уж нету мочи,

Разом мир мы облетим,

И сказаньем наградим!

Но своё мы уж возьмём,

Злобу, беды — раздаём.

Сёстры любят домового,

Злого маленького гнома,

Мы ему велим тащить,

В чаны яд, где варят щи.

Мы Кикимору загоним,

И в глазах её уроним,

Каждая красавица,

Перестанет парням нравиться.

А в глуши, вместо грибов,

Леший расплодит опасных сов,

И взберётся в огороды,

Принимать у девок роды!

Блаку́ра:

— Ах, принцессы вы мои,

Сладкощёкие сои́71,

Вы порвите струны гуслей,

Пусть народец станет грустный!

А меня уж ждут дела,

Все хотят чтоб я вела,

Да с богами счёт свела.

Улетать уж мне пора,

Ждёт меня богов гора!

И понёс её Пегас,

И покинул нынче нас,

Я на том печать поставил,

Да и публику оставил.

Но не долго нам грустить,

Надо терпеливым быть –

Рассказать, да и забыть!

VI

Прошли года,

И ратников, помятая орда,

Поникнув головами и звеня шлема́ми,

Назад же возвращается, побитая шельма́ми,

Горит их общий дом — там за столбами72,

И сердце разрывается на части,

От устали болит и голова,

И вра́ги рыскают вокруг толпа́ми,

От рук же бесноватых, одуревших нет спасенья –

Сбываются и страхи — инсти́нкта опасенья.

Злая нечисть, удачу оседлав в войне,

Неистово ведёт себя втройне.

Арес им предан и Афина,

И множество защитников лежат давно в земле,

Нет благове́сти и пуста широкая равнина,

А Сфинкс столицу разрывает,

И падать в пропасть, иль загадывать — не помышляет.

Его злой дух, и злые помыслы терзают,

А стражи вечные покоя уж не знают.

Но есть на свете и вдали от глаз и взора,

Укромный уголок, с царицей мудрой и премудрой,

Тот ангельский клочок прикрыт от ха́оса и вздора.

Герой, шагая поступью простой,

Никто и не сказал ему "Постой",

Увидел женщину над гладью озера ночного,

Услышал музыку с небесных звёзд,

Узрел и светлячка лесного,

Склонился, и вошёл во свет.

А сто́ит ли гадать о том,

Кого серьезно ранит Купидон?

Простого смертного, иль бога? –

К любви свободная дорога!

Шелка иль соболя важны

Для будущей красавицы жены?

Иль поцелую, иль поступки,

А может быть взаимные уступки?

Венеры трон мерцает в поднебесье,

Ей милый Прометей

Любовных серенад затягивает песню.

Надеясь на взаимность,

Заполучить пытается интимность.

Прометей:

— О нимфа! Плывёшь ты своею судьбою,

Сквозь бури и столпы,

Сквозь толпы и грозы!

Идёшь — ты браваду поешь,

О вечном и славном,

О дне благодарном,

О жизни, любви и мечте.

Уносит ко солнцу ангел крылый,

За край льдом покрытый,

За славную гору ту песню

О божественном и сладостном сне.

Об облако бьешься своею

Высокой мечтою, и риф,

И Зевсом наполненный кубок своею рукою

Ты льешь на несказанный миф.

Скажи мне, о ангел!

Как быть мне и как победить,

Как одолеть мне и полчища вражьи,

И как бы мне их не простить?

Они налетели в веселье, куражье,

Кого же теперь обвинить?

Прикосновенье ветра,

Прикосновенье рук,

И свет твоей души — спасенье,

И шёпот твоих губ –

Всего лишь сновиденье и обман,

Ночной дурман,

Манящие мечты, гонимые словами о любви!

Прошу — не уходи!

Ты задержись лишь на мгновенье!

У озера отдохновенного ты слово мне скажи!

Венера:

— Однажды, лишь открыв глаза,

Увидела я, как падает с травы роса,

Как лучик трогает лучинку,

Как ветер перемен несёт снежинку,

Узрела я, как ночь нежна,

Как эта ночь блаженным сном полна!

Как сон твой полон сладких грёз,

Как этот сон тебя на крыльях невесомости унёс.

И время м тихий час,

Оно тут вечно.

И в этот миг, сейчас,

Я думала о встречи.

Преодолев, через пространство, вечность,

Я окунулась в бесконечность,

Твоей любви, но там огонь погас,

Который ты принёс,

И в руки людям передал от нас,

Стихия затушила и мерцание огней,

Тех сладостных воспоминаний,

И и́скры тех блаженных дней.

Мне хочется смеяться,

Бывает, хочется грустить,

И в высь за облако ворваться,

Ведь не дано тебя сгубить

Уж никому! Изменчив мир, изменчива природа,

И лишь моя любовь к тебе

В любое время года неизменная,

Как вечность и сама вселенная,

Возьму тебя, в награду я, к себе,

В обители моей земля не тленна,

На ней плоды растут, и воды льются рьяно.

Так вот же, друг — домой вернись

И в горло Бестии вцепись,

Тебе, огня стихия, охраняет путь,

Но не забудь мне долг вернуть –

Те кудри белые, какие демоница расплела,

С какими в годы старые, как нива расцвела.

Прометей:

— Ах, дива! Любой каприз исполню я беспрекословно,

Я раб твой! Невольник я, и чувств своих я пленник!

Готов упасть я на колени,

Молить о поцелуе и ответе

На устремления мои!

Ты снишься мне во снах,

Короткой ночи безвозвратной!

Желанья жажды безотрадной

Всё мучают меня, твоя рука ложится на плечо,

Ты смотришь мне в глаза,

Ни слова — лишь молчанье,

А просыпаясь, я зову тебя,

Ты оставляешь мне воспоминанья,

И с ними я живу, иль с ними я умру?

Время — вода,

И бежит она безотчетно,

Всюду вела нас с тобою

Судьба, ты для меня, есть и была мечтою,

Самой ранней и яркой небесной звездою!

О, жив я! И жизнь кипит во мне!

Восстал, как феникс, я из пепла!

Но сердцу не хватает крепости вполне,

Без устали держаться за крыло свободы,

Но впереди меня уж дожидается поход,

И я, не зная брода,

Готов и времени ускорить ход,

Пока бездействие не довело до гроба!

Жизнь, не оборвётся запятой,

Не оборвётся и на точке,

Мне боги ниспослали в одиночку

Избавиться, в бою, от фурии,

Но не дана совсем отсрочка,

Так поспешу, уж слышу голос бури.

Я, Прометей, людскую скорбь

Вдыхаю жадно, и наполняю ею грудь,

И жизнь моя, покуда вечна,

Наполнена единой сутью, ничуть не безмятежна,

В ответе я за все приземистые су́дьба,

И позабыл давно, и отстранён от будущих обид,

Во мне червяк поганой мести не сидит!

И мой секрет за раем скрыт,

Вины моей уж нет, но искупление на мне,

Но всё же я дышу, и я живу! В словах моих

И скрыты все мои пороки,

Навеки избавления от коих нет –

Я дам, вторжению немедленный ответ!

Неведомо, как в тлеющих сердца́х

Наших отзовётся эхо расставанья,

Но ведомо, как в миг прощания

Родиться ангел в небесах,

И ты, увидишь его в снах,

Придуманных не мною,

Прощай, мне суждено расстаться уж с тобою!

И как же мне всегда бывало тяжело,

В минуту грустного раздумья,

Когда прошёл уж полный путь я,

Остановлюсь и обернусь,

Но не вернусь

Во сей же миг? Обратно нет пока дороги!

Дорога есть вперёд!

Чего же я боюсь?

Она то и зовёт,

И манит, возможно, и обманет!

Меня уж ждут ветра́ невзгод,

Дорога есть вперёд — дороги нет назад!

О, вечная подруга! –

Ты есть предел моих мечтаний,

Разбитых вдребезги страданий,

И в будущем и в настоящем дне!

Прощай же! Уж громыхает в вышине!

А я спешу на зов судьбы! Меня зовут!

Венера:

— Обиды мнимые легко забыть,

Лишь стоит их в бокале утопить,

Прощальных слёз и красного вина,

Иди же — не твоя вина,

Давно уж боги, так решили –

Тебе же, Прометею, победу присудить.

Спеши, они способны передумать!

И стоит ли сейчас страдать и думать?

Иди, скорей прощайся,

И без победы ты не возвращайся!

Прометей:

— Мне жарко! Мне не хватает сил!

И страсти не хватает!

Слова мне коротки, а ночь скучна,

Но сердце мне сожгла

И вновь воспламенила одна она –

Моя мечта, моя искра восторга и желания!

И я не буду одинок, и впредь я никогда

Не буду робок! Час пробил!

Мне не хватает слабости,

И так же не хватает слов!

Пусть гаснут свечи от гуляющих ветров.

И вот — уж воцарилась тишина,

Она ушла — оставила меня.

И вместе с ней, мечта, такая кроткая,

Столь быстро растворилась в ней,

В тиши, в стране теней,

В тумане искреннего чувства!

И как моргнуть я не успел!

О, Венера, таков ли мой удел?

Меж тем, трубит со стана,

Трубач, высокого и злого сана,

Разверзлись облака

И колесница в облаках видна,

Героев вряд собрался полный пантеон,

Но нет его — остался только он!

Завыли вьюги, закружили вихри,

И все герои уж притихли,

И песни ратные в войсках затихли.

Армагеддон случился, как комета,

Да в зиму превратилось лето,

Ударили озе́мь копыта,

Что раскололось то корыто,

Какое в сказке было скрыто,

И землетрясения недуг,

Всех поглотил героев слуг.

На Бестию накинулись, и кто как мог,

Да и никто из них не смог,

Им стоит лишь легонько оступиться,

И Бестия сумеет кровушкой напиться.

И стоит им слегка остыть,

То Бестия начнёт ужасно выть.

Коня пустил бгатырь седой,

Но от Блаку́ры воя — стал немой,

И так от острых жал погиб Илья,

Который Му́ра! Погиб, да в чистом поле,

Враги избавили его от божьей воли!

И не глаголила такой судьбы ему семья,

Погиб от стрел из лука пуще,

Блаку́рой Бестией, пускаемых всё гуще!

Посмертный крик коней сих поднял на дыбы,

Что колесница Бестии расшиблась о дубы!

Илья Муромец:

— Зря пролежал я на печи,

И в одиночестве мечтал о битвах и походах,

Не думал я о злате и доходах,

В дрогу Мать-Сыра-Земля

Сейчас так сладко поманила –

Меня в себе почти похоронила.

О, белы груди!

Кровоточи́те вы смертельной раной,

Я знаю — помирать мне рано,

И столько я побил злодеев,

Долой же прочь гонимых лицедеев,

Что неразлучны мы с тобой,

Мой крест, и образа скрываемые простотой,

Всегда со мною.

То всё окажется засыпано землёй, –

Илья поник,

Раздался громкий крик.

И пал Ахилл — Афин любимец,

Упал он вниз, свалился ниц,

Среди знакомых бранных лиц.

А подвела его пята –

Его с рождения беда,

Блаку́ра луком овладела,

Его в пяту́ и поразила!

Сам Геркулес

Остался гол и без

Великих сил и дара,

Не выдержал он мощного удара,

Пронзенный молнией грозы и бури,

Отдал он душу Бестии Блаку́ре!

Огромный Святогор,

Напуган высью гор,

Он ног своих не может оторвать,

А Бестия уж рядом,

И начинает в клочья рвать!

И нет в руках уж силы,

Ему пророчество сулило,

В из гроба своего не выйти,

Его оплошность эта погубила!

Персея прах давно гуляет полем,

И Посейдон таким исходом не доволен,

Скорбит отец об убиенном сыне,

Он зол, он нелюдим отныне!

Волнами топит яростно суда,

И не пройти уж никому туда,

Где поле бранное гремит,

Но Прометей на крыльях Аргуса летит!

Сварога молот поломался,

А сам он оказался в миг у ног,

Злой Бестии, но он держался

Столько — сколько смог!

Тылы всё пали, пали кузни,

И поломались вскоре гусли,

Оставил братство трус союзник,

И Велес уж в цепях –

Идёт склонившись узник.

Попович бился с ратью тёмной,

Мечом махал и головы срубал,

Великозмея силой побивал!

Но обратили братцы тыл,

И от укуса ядовитого Алёшенька остыл.

Так бойся ахейцев, дары приносящих,

Коней поневоле во степи умчавших!

Не пал Одиссей и под Троей

И в плаванье цел оказался!

Блаку́ра напала с безудержным роем,

И конь под седлом отказался

Совсем от героя,

Не слушал и мчался и царь растерялся!

На копья врагов своей грудью нарвался.

Стрелой поражённый,

Пан с дерева наземь упал,

И шею о камень себе он сломал,

Орфей же от крови совсем заскучал,

И струнный форми́нга в бою замолчал,

И нет нигде песни, и музыка тонет,

И раненый в муках, страдания стонет,

Густую же тьму кто разгонит?

Кто Бестию адскую насмерть заколет?

Сам Минотавр ноздрями пышет,

Над головами падших жарко он дышит,

Тесея нет, и Ариадна громко плачет,

Чудесной нитью сети вяжет,

А Бестия уж рядом, ещё чуть-чуть — её накажет!

Порвались сети, друг погиб!

Любви уж новый господин,

Рогатый бык её несёт,

И вряд ли Бестии вернёт.

Могилы оскверняют демоны ехидны,

Кусают грудь

И не дают вздохнуть

А злыдни на плечах сидят,

Мешают воинам копьё воткнуть

Во плоть врага, и не дают передохнуть

Ни на секунду, и многие лежат -

Для них закончен бой

С самой судьбой!

А после уж погибли все,

Иже еси́ на небесе́.

VII

На холме стоят ворча

На глухого трубача,

Во всё горло хохоча́,

Три колдуньи с давеча́

Льют помои с горяча.

Рвут траву́,

Кусают ногти,

Отпускают о́стры когти,

И пускают в ход молву,

Всё помёт свой тря в муку.

Разливается река,

Боги смотрят свысока,

Но пока та грань тонка,

На равнине велика

Духа бранного война.

Первая ведьма:

— Задержавшийся обоз

Нам всех нитей не привёз!

Все тут есть, но нет его,

Может ли нарочно кто,

Так запрятал далеко?

Вторая ведьма:

— Нить его, конечно, ва́жна,

Не иметь её опасно,

Оборвать и после можно,

Только нужно осторожно.

Третья ведьма:

— Если бестия узнает,

Нас щадить она не станет!

Вторая ведьма:

— Мы другие оборвём,

Ту скорее так найдём!

Первая ведьма:

— Мы Блаку́ре врать не станем,

Скажем мы, что так уста́ли,

Пять ночей совсем не спа́ли,

То восход с полей встречали,

Прочь долой печали гнали,

Нитей много мы порвали –

Жизни быстро угасали!

Вторая ведьма:

— Чую-чую, я тоскую,

По щекам себя секу я,

Нужно браться нам за дело,

И губить героев смело,

И Блакур́е тем помочь.

Первая ведьма:

— Можно так, давай, ну что ж!

Судьбы в пепел уничтожь!

Третья ведьма:

— Про отраву позабыли!

Первая ведьма?

— От которой кони в мыле?

Да, то зелье ещё в силе!

Нам бы мелочью помочь,

И помёт перетолочь,

Чтоб покрепче были копья,

Оставляли крови хлопья!

Вторая ведьма:

— Да чтоб крючило живот,

Может кто так и помрёт?

Ползал б в приступах согнувшись,

Иль слюною поперхнувшись,

Перестал в строю́ стоять,

Во все стороны махать!

Первая ведьма:

— В стороне тихонько встанем,

Но с врагом шутить не станем!

Своё дело чётко знаем,

Если нужно погубить,

Мы готовы придушить!

Вторая ведьма:

— Хватит!

Надо поспешить,

Чтоб народ не рассмешить,

Нам закончить ворожбу

И узнать её судьбу!

Первая ведьма:

— Ждёт Блаку́ру милый гость.

Вторая ведьма:

— Ты сестрёнка это брось!

Первая ведьма:

— То уж было,

Всё сошлось!

Вторая ведьма:

— Хватит ныть, давай. Пророчь!

Первая ведьма:

— Не успеем мы помочь…

Третья ведьма:

— Кости накъ, приворожи,

И с царицы глаз сними.

Первая ведьма:

— Я плохих вестей чураюсь,

С ворожбой столетья знаюсь!

Вторая ведьма:

— Где же нить?!

Давай ищи!

Громом небо разрази,

Как найдёшь, сюда тащи!

Нитка та давно в кармане,

В балахоне на смутьяне,

Он с тех пор лежит в бурьяне,

То ли мёртвый, то ли ранен.

Тут Афина подхватила,

Из кармана нежный бархатный конец,

Намотала на десни́цу и сплела себе венец.

Сикинид на ухо Афине:

— До богов им не добраться,

Как бы сил им и хватило.

Стоит ли к Олимпу рваться,

С вольной жизнью распрощавшись?

Ведь для них вопрос нехилый,

Для меня же он немилый,

Их нутро так разомлело,

Что мне в доску всё осточертело!

Нужно мчать, во что есть мо́чи,

К ночи завтрашней прискочим!

Лес затих,

Раздался вой.

Под горой уж бьёт прибой,

Уж звучит ко сну отбой!

Афина Сикиниду:

— Подслушав разговор,

И различив старухи го́вор,

Герою я не вынесла тот смертный приговор,

Который наречён ему судьбой.

Ведь не палач я,

И не пешка,

К чему такая спешка?

К чему готовлю я себя?

Меня ведь смерть героя

Способна осушить до дна,

Как глубока бы не была река

Великодушия Афины,

По ней несясь летят дельфины

Наивной юности моей.

Отдам же должное я ей,

Чему она меня учила?

Откуда в ней такая сила?

Куда она во снах носила

Значение забытых дней?

Давно вернуться мне пора,

Не оставаться ж навсегда

Богинею добра без ремесла?

И пусть дурак ведёт осла,

Пусть он гребёт без легкого весла,

Но я не для того сюда пришла,

Чтоб дружбу заводить осла и ишака!

А для того чтоб бурю разыграть

Между титанами — им волю дать!

После чтоб ни думать,

И в гуще ни гадать,

Своё свободно взять.

Ну, а в замен отдать

Земную благодать!

И унесла Афина нить,

И стоит впредь о ней забыть.

VIII

Деметра — вольная богиня,

Она землёй владеет,

Её луга, поля под властью зеленеют.

Красавица свежа и высока во имя

Братиев своих, какие стадо стерегут,

Чтоб уродился больше гурт,

Зерно в муку всё трёт на мельне,

И топчет виноград на винокурне,

Рождает пир и празднество́,

Тем укрепляя с пастухом родство.

Для Бестии земля — осколки,

Гармония и безмятежность — колки,

Её же мир — сплошной обман,

Окутан тайною и канувший в туман

Тартары вечной и забвенной,

И шире он самой вселенной,

Чернее только ад,

Готов я биться об заклад –

Туда — раз не попал –

Всем сердцем рад!

Завоевательница рая!

Её друзей готова стая

Порвать и в пыль стереть любого,

И малого и уж большого,

И ни гнушаясь мертвяком,

Ни падалью, ни червяком,

Пожрать готова землю,

Да обглодать всё до последнего камня́ –

И подавившись твердью,

Закончить утром завтрашнего дня.

На чьей Гека́та стороне?

Гоняет дичь в чужой войне,

Деяния вершит,

Не зная наперёд –

Какой поступок совершить.

Ей Дионис даёт из кубка пить

Сухое красное вино,

Меж тем из уст его

Летит молва о том герое,

Способном Бестию убить.

Во честь и славу не пролить

Порочного напитка наземь,

Тем блуд с развратом расплодить,

И лишь позволено ему отпить

Малу́ю каплю, и забыть

Об оргиях в бою гремящих

Калёной сбруей и шипящих –

Вороним маслом раскаленным.

В молве своей едва упомянул об отдалённом

Великом пире и веселье, где нет войны,

Где ужас спасовал,

Где так вольготны львы –

Сам Дионис там долго пировал!

И Палефату гимном подпевал!

Арес остался при врагах,

Афина в доблестных сынах

Свою опору отыскала,

Она исхода наперёд не знала,

Но приняла́ решение уйти,

На гру́ди белые взойти

Блаку́ры кровожадной,

И как любая битва -

Сулит быть очень жаркой!

Его, веселья божество,

Решила посетить Афина.

Афина:

— Пока, ты распиваешь вина,

Горит долина за долиной,

И их тушить –

Уж некуда спешить!

Но ты скажи,

Мой Дионис,

Пока не выпил ты кумыс,

На чьей ты стороне,

Ты в латах, или на коне?

Смеется Дионис,

Его улыбка, из тысячи веселых лиц,

Единственно, довольна.

Дионис:

— Покуда Бестия на бранном поле вольна,

Её не охладит душистый хмель,

И если ж я от горя смел

Её во брани потревожить?

То скорчил бы ей только рожу.

Геката молвит той Афине:

— Была бы только георгина,

То я сумела бы помочь,

И есть заклятие точь-в-точь

Какие Бестия воркует,

Тогда нам боги растолкуют,

На чьей я стороне –

Так лучше на коне,

Чем навзничь на спине!

А есть на выжженной земле,

Хотя б один лишь цвет?

Иль мёртво всё, и жизни нет? –

Всё стоптано,

Но солнца свет

Афине указал в то место,

Куда прохода нет,

Куда идти опасно!

И там растёт единственный букет,

В шатре во стане у Блаку́ры,

Который сторожат три бури,

Но против хитрости им сил так мало!

Афине же победа так легко досталась,

Гекате цвет тот отнесла –

Сама цела осталась!

И рвёт Геката лепестки,

Не скрыться больше от тоски

Уставшей Бестии в ночи,

И прорастают уж ростки

Паденья превосходства,

В болото гадкого уродства!

Геката:

— Пусть сил лишится та вдова,

Чьи кудри пожрала

Старуха Седина.

Хоть Бестия свежа,

Но молодость ушла!

Её уж не вернуть,

И как бы долог не был путь,

Все соки время выжимает,

И даже для богов оно сжимает

Те временные рамки,

Покуда силы тянут лямки,

Но старости бессилие,

Способно совершить насилие

Лишь над собой.

Да! Вступлю я в бой!

Дионис:

— Тогда и я, моя сестра! –

И Дионис отправил

В гущу битвы доблесть,

Великую отвагу -

И ре́ки отравил

Веселою отравой,

Чтоб битва стала

Лишь забавой,

И не смущала гибелью,

Манила только славой!

Афина:

— Пусть Аполлон, –

Афина молвит, –

Сидит за праздничным столом-

Он наш вершитель дела,

Когда избавимся от тела -

Блакур́ы опустеет трон.

Дионис:

— Так решено, –

Возликовал наш Дионис, –

Достойно лишь Оно

Уйти в небытие своё,

И в заключении души,

(Её хоть черти унеси)

Ей суждено Тартару заселить,

И ни вино, а лаву только пить!

Геката:

— Помните, как Данте

Кру́жил по опасным ступеням?

Так же Блаку́ра покружит

По пепельным стенам!

***

Во стане Бестии у трона

Собра́лась знать держать корону.

Марс:

— Служить дозволено так гибко,

Насколько гибкости хватает нам в войне.

Ведём себя мы дико,

И даже рвём врагов и мечемся во сне!

Но службу мы свою так знаем твёрдо,

Что Аполлону мы ответим верно –

Наш выбор пал на Бестию вполне!

Дьявол:

— Во зле она есть сущий дьявол,

Когда вонзается когтями, я мол

Не такой жестокий как она,

И всё же Бестия вдова.

Меня б жениться позвала?

И сколько я смутил сердец,

Но тут остался без колец,

Какие подарил,

Когда себя я ей сулил!

Ведь повод был!

Тогда б я на земле зажил!

Она — само моё почтенье,

Советую возобновить ученье

О святости её же преступленья!

Мы храмы возведём с большими куполами,

Монеты отчеканим мы с Блаку́ры головами,

Насытимся врагами,

И забудем о чём же врали,

И о чём у трона этого мечтали!

Я потираю руки,

Без лишней скуки,

Свою я спину окрылю,

Всецело я себя ведь Бестии дарю!

Марс:

— Война — есть самый ценный дар,

Она куда получше ваших дивных чар!

Эрос:

— Я дев смутить помог

Развратом оргий и утех,

Да от чего и занемог болезнью томной,

Какие есть у всех паршивых тел.

Сейчас болею я болезнью сонной,

И тело уж не просится на грех!

Но блуд так крепко уж засел

В сердцах горячих потаскух,

Чьи голоса мне режут слух,

Там и дурманом всё пропитано вокруг!

Дьявол:

— Ух!

А где теперь тот синий цвет?

Даве́ча был,

Теперь уж нет?

Иль быстро так завял букет,

Который я недавно подарил,

Который так сердца разил

И мне и Бестии,

Ну что ж, остаться нам на месте?

Или пуститься в кругосвет?

Эрос:

— Я б дал ответ –

Ответа нет!

Марс:

— Мои щиты готовы,

А лезвия остры,

И все порушены мосты,

И все дома и все хоромы

Давно уж сожжены.

Дьявол:

— И всё ж,

Я уж не прочь

Пуститься за Блаку́рой,

И кто из вас решил помочь?

Эрос и Марс:

— Мы!

Блаку́ры дикие сыны!

Фемида обнажила золотом весы,

Нетерпеливо ждёт решенья, надеясь на часы,

Какие нескончаемо бегут песком,

Которые не спят ни днём,

Ни ночью, минуты коротая,

Но боги впредь о них не зная,

Секундным мигом лишь живут,

Бессмертие имея,

Всем людям непрестанно лгут

О скоротечности мгновенья.

А Аполлон,

Увешанный и золотом и серебром,

Решает замысла исход,

Каких трудов поход,

Героя Прометея, будет стоить

Для их божественных сынов.

Насытится ли Бестия людьми,

Иль мало ей?

И хоть богов поработи?

И смотрит Аполлон всё веселей.

Аполлон:

— Не счесть тех дней,

Какие белизной богаты

Тех нескончаемых полей,

Где дует ветер и шумит Борей,

Мне нужно торопиться и решать быстрей!

А кто остался,

Те со мной решили совещаться,

Ну что же я тяну, иль я немой?

Четыре "за"!

Три "против"!

И пятым буду я!

Дерзайте братья, сёстры –

Устремляйтесь в бой!

Под аркой, да вдали от стрел

И мёртвых тел,

Мыслители вдвоём

Толкуют вот о чём.

Гомер:

— О, слышишь Фауст, иль птицы райские порхают?

Или невидимые боги

Над головами в облаках витают?

И если так, на нас, или на них взирают?

Фауст:

— Устали мы с дороги,

Тебе мерещится твоя же Илиада,

Но кроме беспросветной тьмы и ада

Ну, ничего не вижу я!

И может стоило мне выпить яд,

Который я готовить так умею,

Но погубить себя не смею,

Покуда перед битвою немею!

Гомер:

— Но всё-таки богов честней начало,

Им, видимо, невинной крови мало,

Что тянут так с исходом боя,

Я стар уже, и требую покоя.

Фауст:

— И велика ль беды вся суть?

В сражении и мне нельзя вздремнуть,

Бессилен я пред духами и тьмою,

Да, могу пожертвовать собою,

Но я за сердцем камку крою

Волшебной магии лишенья дым -

Могу покрыть долину им.

Гомер:

— О, Фауст, прав ты муж учёный,

На годы долгие ты обреченный

Служить науке

В адской муке,

Под гнётом книг!

Но в сих божественных делах

Невежа ты, твой разве пыл утих?

Ты истину искал в словах,

А я нашёл её в стихах!

Фауст:

— Да! Гомер,

Твори, покуда цел!

А я уже творил,

И столько, раз, наговорил,

Что этим всем накликал я беду!

Но ни на шаг не отступлю

И пусть прогонят боги,

Всё ж верю я в природу,

И в философию, в живую воду,

Меня то держат ещё ноги!

Гомер:

— О, боги!

Деметра:

— О чём же спор ведёте вы?

Учением и словом ли способны

Помочь герою Прометею,

О, мудрецы?

И оба в рассуждениях свободны

От вихря битвы жаркой.

Стоят, и спорят под высокой аркой,

И ни малы,

И ни высоки,

Но нерешимы,

От них сражения так далеки,

Что из оцепенения в беседе

Пора их вывести в досаде

На прегрешения в прошедшем лете.

Фауст и Гомер:

— Сверкнуло!

Гомер:

— Молния, но грома нет!

О, господи! Подальше отведи меня от бед!

Но что это? О, голубь мира?!

Смотри же, Фауст, о нас Деметра не забыла!

Фауст:

— Голубь, как голубь.

Не верю я в твои божественные знаки!

Всё это сказки — враки!

Гомер:

— А в знаки в книгах веришь!

Фауст:

— Меня, Гомер, ты не изменишь!

Но молния меня смутила,

Во мне дрожащего червя

Так смело победила,

Тогда же в бой вступлю и я!

Фауст и Гомер:

— Героев в бой одна семья,

Всей мощью устремясь

Вступила, остался я,

На гибель не стремясь.

Богов неведомые знаки

Зовут в словесные нас драки!

Так уж пора,

Творить лишь росчерком пера!

Деметра:

— Тогда дождёмся Прометея,

Пусть душит гадостного змея!

Легко идёт он не робея,

Забудет и Сизифов грех,

Каким не обзавёлся и вовек,

И совершит благое дело,

Мечом, да умертвит Блаку́ры тело!

IX

В шатре. Дьявол один.

Дьявол:

— Пока герой любезничал с красавицей Венерой,

Князь тьмы не просидел без дела!

Огонь богов тихонько выкрал,

И ожерелье Бестии украсил!

Себе же изумруд забрал.

О, и как сейчас бы время скрасил! –

И Дьявол обратившись в ма́лого дьячка,

Легонько удалился выпить коньячка.

***

Меж тем. Царство мёртвых. Бес держит огненный шар.

Аид и бес.

Аид бесу:

— Но что принёс ты неразумный,

Да разве я безумный?

Взять на себя ответственность –

Принять людскую безответственность!

Зачем мне их мирская благодать?

Сюда, во царство мёртвых,

Куда не попадает свет,

От солнца, звёзд, планет.

Здесь постоянно от богов я жду дурную весть,

И души мёртвых сир сюда стекаются — не счесть!

Сей странный огненный предмет

Чужд загробным предпочтениям,

И вековым обычаям.

Его нисколько не желаю я принять, к тому же лично!

Я не скажу — что безразлично!

Отнюдь! О, нет!

Довольно уж меня тревожить, пора тебя унять!

И мне, наверное уж не понять,

Твоих намерений бесстыжих,

Друзей своих привёл ты рыжих,

Но разве так легко они тебе помогут?

Коли забудешь ты обратную дорогу?

Бес:

— Прощение прошу у вашего сиятельства!

За наше дело и на досуг ваш посягательство.

Меня Блаку́ра попросила

Запрятать это диво.

Куда уж больше никогда не ступит,

Едва ль и краешком наступит,

Героя Прометея грузная нога.

Она вручила мне вот этот шар,

Который ели как я дособрал!

Затмение наслала на зарницу,

И скуку небывалую на озорницу.

А мне отвесила такого тумака,

Что ноги я унёс едва!

Аид:

— Ну, раз Блаку́ра так велит,

То царь Аид благоволит.

Он в страхе к Бестии хранит соизволение,

Для быстрого принятия её решения.

Но теперь, и я прошу прощения,

Какие сверху ходят слухи?

Вы мои, или Блаку́ры слуги?

А шар горит, он жаром дышит,

Энергией и чистотою пышет.

Тот самый шар, какой зажёг и преисподнюю,

К седьмому соизволил дню.

О, не доволен будет Ра,

Хотя, мы с ним далёкие друзья.

Бес:

— Вам сто́ит от рассуждения отвлечься,

Немного баснею развлечься.

Так вот!

Персея растерзала

И прах по полю разметала

Бестия. И очень крепко привязала тело к колеснице,

Летала рысью от станицы до станицы!

Как Ахиллес, глумился над убитым Гектором,

При яростной осаде,

Блаку́ра в бешенной досаде

Поиздевалась, поистязалась краше,

Но погребение прошло намного гаже.

Тьфу!

Аид:

— Он молод был, да и красив,

Хотя немножко и спесив.

Так вот же, бес,

Не исполняй её приказы,

Нам не хватало бешенной заразы.

Особо ей не верь,

Она коварный зверь,

И нашу опосля расколет твердь!

Огонь же Прометея остаётся тлеть,

Коль выживет герой, тогда воротиться за ним.

Всё это время шар под защитой и храним.

Ещё — ты отнеси ему и яблок,

Их вкус божественный так сладок,

Что к жизни мёртвого вернёт,

Но не забудь об этом, плут!

Аид в сторону:

— О, что я творю?

В аду горю!

Не зол, а добр!

Как будто я не я — а Аполлон!

И бес закружился,

И в миг умчался,

С Аидом, проникшимся, едва ли распрощался.

***

Бранное поле. Блаку́ра. Прометей и другие.

Марс:

— О, реки — реки крови!

Рыдают, падают от горя!

А что творится за границей –

Известно Дьяволу м не мне!

Ослаб и шум, и лязг утих,

Среди высоких гор,

Среди равнин,

Блаку́ра в поисках гуляет,

Его найти и жаждет и желает.

Ослабла Бестия

От нескончаемых, неутомимых битв,

И выпила уж крови не один из горла литр,

Да гла́за нет, и а́мфора73 войны разбита,

Но рать мертва — лежит на поле ею бита.

Смеётся Бестия и пляшет,

Копьём орудует и машет.

И думает, пришла её победа,

Кричит, что песня спета.

И ждёт дары и дань,

Но льётся сок из ран.

И вдруг окликнули её,

Ударили по темечку сильно,

И в битве равной закружили оба,

Что довело бы их до гроба.

И хитростью решив из Прометея выбить,

Все замыслы его, и в спину оробевшего убить,

Смогла то слово лести проронить.

Блаку́ра:

— О, подчинись мне милый путник,

Я знаю — ты ж тот ещё распутник!

Хоть учинил ты и расправу — безрассудный,

Но я сулю тебе процентик ссудный,

И станешь барствовать в денёк же судный,

И будешь править миром,

Большим и властным третьим Римом!

Начнёшь судить,

Царём же всех царей, всецело, быть!

Лукавство прочь,

Ведь я вознаградить тебя не прочь!

Тебе лишь нужно голову склонить,

Все распри наши позабыть,

Облобызать мои перста,

И знать почёт, и поклонения места,

Хоть и до них лежит и не одна верста,

Давай не будем портить кровью мы холста?

А Прометей согласья слов не выдал,

Он горько и сполна си обещания отведал,

В ответ на то уж слово молвил,

Меж тем аркан для шеи тихо вил.

Афина Дионису:

— Что-то будет!

Дионис Афине:

— Он мести не забудет!

Афина:

— Всё сделали мы для того,

Чтоб Бестия оставила его

В живых,

Чтоб пыл её притих!

Дионис смеясь:

— Го́ре-друзья уж мечутся,

Они от зла излечатся,

Могу пообещать –

Прольётся кровь их идола.

Боюсь ли я приврать?

Веселая сегодня ночка выдалась!

Афина:

— Блаку́ра почти ж выдохлась!

Деметра:

— Готовить ли преподношенье?

Уж мне не хочется сношенья

С подобной гадостной особой,

Гнилой и буйственной персоной!

Дионис Деметре:

— Ну, потерпи подруга,

Запомни слово друга -

Не делай выводов поспешных,

Исход сулит закончиться успешно!

По другую сторону, Дьявол Эросу:

— Проспали!

Не уж то обокрали!

Эрос Дьяволу и Марсу:

— Колдуньи нам наврали!

Не обольстил я их, но так хотел!

Не оказался духом смел.

Марс всем:

— И нить потеряна,

Победа, после этого, утеряна!

Не хватит сил у нас противиться

Герою Прометею,

Их нет, но может образумится?

Эрос всем:

— По мне, до нас так скоро доберутся,

Пора бы нам уж убираться!

Так будем мы целы,

За пол цены,

Какую бестия за нас отда́ла,

Когда ей было, видите ли, мало!

Дьявол:

— Любимою свою не брошу!

Хотя, затем такая ноша?

Тут позаботиться бы о себе,

Остаться бы здоровым, уж вполне

Сгодилось бы.

Марс Дьяволу:

— О, Бестии сыны!

Предатели, идите прочь!

И ты, моей богине не пророчь,

Кончину от полукровного червя -

Так оскорбить посмею я!

Эрос:

— Но Прометей Титан,

Он важный пан!

Дьявол всем:

— Кто хочет — оставайтесь,

Но впредь со мной не знайтесь!

Счастливо оставаться! –

И соизволил он умчаться.

Эрос Марсу:

— Должно быть статься,

И мне пора бы упорхнуть,

Пойду — вздремнуть!

Марс:

— Да пропадите пропадом мужи!

Трусливые гадюки и ужи!

Останусь я с Блаку́рой навсегда,

Таков мой выбор, такова судьба!

Афина Гекате:

— Смотри, Геката,

Должна быть этому ты рада!

Во стане смута воцарилась,

Она на всех распространилась!

Геката Афине:

— Остались ведьмы,

За ними присмотреть бы!

Тем временем ведьмы перешёптываются.

Первая ведьма:

— О, любовнички бежали!

Вторая ведьма:

— И нас они не подождали!

Первая ведьма:

— Бессовестные шлюхи!

Вторая ведьма:

— Эроса больные потаскухи!

А кто? Сам Сатана и Казанова!

Первая ведьма:

— Их устремления не но́вы!

Третья ведьма:

— А зря вы так кряхтите и бранитесь,

Вы лучше поскорей угомонитесь!

Первая ведьма:

— И ты?

О, Брут!

Третья ведьма:

— О, и на меня орут?!

Вторая ведьма:

— А ведь сестра права,

Защита держится едва!

Была фортуна наша,

Но стало всё иначе!

И это просто, словно "дважды два" –

Ноги уносить отсюда нам пора!

Третья ведьма:

— Вот нас уж двое,

А было б трое!

Остались бы на век в покое,

Залезли б мы в нору́,

И теснота нам по нутру

Была бы, но нет, надо показать,

Как надо ноги лобызать,

Почти уж по́мершей тварюге!

Вторая ведьма:

— И я об этом говорю подруге!

Давай уж не томи!

Крылатый и мохнатый уж в пути!

Первая ведьма:

— И что меня тут держит?

Награда мне какая?

Иль миска золотая,

Иль посеребрённый стержень?

Лишь за одно спасибо

Остаться я способна, либо

Отсюда вымести свой тощий зад,

Пока Блаку́ру всё ещё не свергли в ад!

Согласна я, уж что тут спорить,

Пора забыть о ссоре!

Вторая и третья ведьмы:

— Прощай Блаку́ра золотая,

Нам жаль что ты седая, -

Поднялся вихрь, и беса чёрт принёс,

Колдуний заморе унёс!

Геката Афине:

— И ведьмы испугались,

Что зря они связались

Со всеми нами.

Афина Гекате:

— Потом мы разберёмся,

Дело вкопанным конём не встанет!

Дионис:

— Что, воро́ны разлетелись воробьями?

Не будем с ними мы друзьями!

Пусть носятся, спасение ища, в угаре!

Афина всем:

— Прометей созрел,

И ум его от пыли отрезвел!

Прометей с глазу на глаз с Бестией.

Прометей:

— Ворожбу-ка́

Оставь ты, ну́-ка,

Окаянная змеюка!

Ан лучше голову к пеньку приставь,

И иголи́ще74 о́струю ты в сторону отставь,

А идоли́ще75 в горло пламени же вставь,

Так пусть горит — не будет худо,

Тогда и я уйду от сюда.

Вернуть тебя туда,

Откуда ты пришла –

Есть долг мой и удел,

Хоть я навек остался не у дел,

Как видишь бодр, как видишь цел!

Но след её простыл!

Осёкся Прометей, растерянно застыл.

И укусила Прометея в шею,

И выпила крови́цу не жалея.

Упал герой,

Да с раненой ногой, едва живой.

Афина:

— Вставай!

Вновь укусить себя ей не давай!

Блаку́ра:

— Попался, молоде́ц! –

Конец — и делу венец!

Меж тем под руку Прометею сунул бес,

Те яблоки, и незаметненько исчез.

Прометей:

— О, погибель!

Не забирай меня отец во свой обитель!

Живу не только я душой, но и любовью жаркой!

Жаровница горит внутри меня,

Дышать же дымом мне так сладко!

И я, заколотый и выпитый до дна, ползу,

Как на охоте дикий зверь,

В свою нору-могилу.

Меня, отец, в бессилии члено́в не разуверь!

О, как тяжело дышать,

И нету мо́чи кровь глотать,

Когда умру, ча́ю, лягу спать,

Земля мне станет как кровать.

Бес:

— Постой же ты несчастный,

Не прихожу я ежечасно

На зов заколотых зверей,

На стоны ланей и бешеных вепре́й.

К тебе, послушай, потерпи,

Послал меня великий тихий покровитель,

Могучий яростный хранитель

Божественной искры.

Вот эти яблоки из сказочной страны,

Ты их вкуси.

И жуй быстрее,

Чем больше тянешь — тем они гнилее!

Да, я был когда-то и рогат, и зол,

Но шкура ведь не праздничный камзол?!

Поверь, или смирись,

Живым иль мёртвым обернись!

Вкусил герой кусочек счастья,

И сбросил с плеч долой ненастье.

Поднялся и расправил груди,

И грозно указал Блаку́ре.

Да сил прибавилось, как с две горы,

И от чего смотрящие пораскрывали рты.

Прометей:

— Попалась ты –

Не я! Удача впредь моя!

Итог — вцепились бранью друг во друга,

Два непокорных божьих вра́га,

И сбил герой со́ шлема рога́,

Не помогли же стерве и подруги.

Стоптали землю под собой,

Помяли в войнах род людской,

А Бестия пустила жало,

Но промахнулась и бежала.

Да щит её догнал с медузы головой,

И встал пред ней высокий лес стеной.

Марс в сторону:

— Моя победа заржавела?

Что Бестия так борется несмело!

Владеет остриём умело,

Но мажет, словно онемела!

Настиг её наш Прометей могучий,

Войдя бесстрашно в лес дремучий,

И выжег факелом ей глаз,

Её сверкающий топаз!

Лишилась Бестия единственного ока,

Как выжег Одиссей глазницу у циклопа,

И не помог ей ни страстей запас,

И ни проклятия мешок, ни сглаз!

Марс в сторону Прометея:

— Если не был я так стар,

Я тебе бы показал!

Бранилась Бестия и сторонилась,

На смертном одре всё глумилась,

От ужаса крутилась и бесилась -

Об острый камень повеления судьбы разбилась!

Блаку́ра:

— Пощади! Хоть на мгновенье!

Останови свой гнев во имя умиленья!

Позволь мне слово молвить,

Ведь знаешь ты,

Что страсть мне голову вскружила,

Меня любовь к себе приворожила,

Хотела я матриархат, но получила шаг и мат!

Всё по́ миру бродила,

В скитаниях желая счастья,

Но очи воротила

От любящих и вожделеющих сердец.

Как завещал мне мой отец,

Что Бестии придёт конец –

Её погубит ласковый юнец,

Но ты не ласков!

Со мною ты не ласков!

Ты смотришь на меня с опаской!

Время вечное уродует тела,

Не пощадило время и меня.

Стара, не то, что раньше!

Как огнедышащий дракон,

Я занимала высший трон.

Как в красоте, так и в уме,

Всегда была на высоте!

И чем затягиваешь дольше,

Тем громче

От бессилья ты плачешь,

Но всё пройдёт, как не иначе?

Сердец танцующий огонь,

Всё пляшет оголяя лоно,

Своей белеющей рукой

Даю тебе вот этот белокурый локон

В надежде на пощаду,

Но знаю — поёшь другой ты серенаду,

Той, лучшей, которая нежнее ветра,

Чья ласка и любовь заметны

По всей земле!

И мною не затменны!

Я разрушаю,

А не творю!

Я смерть дарю,

Поэтому себя гублю

В отчаяние, сошедшем с колеи,

Так нужно ли

Себя жалеть мне дальше так безумно?

Совсем неумно?

Брать те верха эмоций и желаний

Копьем, мечом и наслаждением телесным.

Покуда мистика душевных врачеваний

Спасала тысячи голов невинных,

Без разных вольных и повинных.

И так жила, в порыве молодости чувства,

Какой и не изведала я никогда,

И от того мне грустно,

Что кончена дурная жизнь моя,

Что не дано мне материнство,

И нянчить будущих детей,

Что я разрушила людей единство,

Невежеством своим,

И изобилие всегдашних дней.

На смертном одре

Всё открылось мне,

Хоть я слепа.

Узри же зрячий — по своей природе

Ненависть к другим — есть ненависть к себе,

Жестокость порождает лишь жестокость нравов,

Любовь рождает лишь любовь,

Она волнует и остывшую с годами кровь.

Страдания других рождают только муку,

Готова за грехи отгрызть ту руку,

Которая деяния вершила,

Когда так Бестия, любившая себя, грешила

Против всего — против своей же женской сущности.

Но жизнь ушла,

И умерла моя душа,

Остался лишь заполненный сосуд

Телесных мук!

Давай руби!

Меня, ты, падшую, уж больше не щади!

И не жалей,

Хочу погибнуть я быстрее!

И зарыдав,

Блаку́ры душу увидав,

Набрался сил герой,

Поднял он щит с шипящей головой,

Занёс он меч и совершил поступок волевой -

Срубил он голову Блаку́ре –

Богоподобной мерзкой Фурии!

Да на поклон ушёл к Сатурну,

И кинул сей отрубок в урну!

Марс, падая на колени:

— Да неужели голову ей снёс?

Куда? Куда её понёс???

О, несчастная Блаку́ра,

Царица, нежная сестра!

Крокодильи слёзы лью я про тебя!

Прометей тихо:

— Таков судьбы её удел,

С чумою счёты свёл я, её то и сгубил, –

Победы рог с холма

Во славу Прометею прогудел,

— Своё ж я взял, и тварь убил!

Давайте, люди — начинайте пир…

Над телом Бестии склонился бог войны.

Марс:

— О, как загнул смердящий пёс!

Я не могу смотреть без слёз!

Погибло всё!

О, боги!

Обратной нет дороги!

И вряд ли ноги,

Словно кони

Унесут меня от пересуд!

Пора б порушить копья,

Собрать в охапку земли́ комья

И рассадить везде сады,

И никакой золы, и ни какой смолы!

Не видеть оных страх,

А слушать пенье райских птах!

Дионис Марсу:

— Да, давай старик,

Пора сдаваться!

Марс Дионису:

— Ведь невозможно разорваться?

Без смерти битва не вредит,

Но ежели ты бит,

Будь ты способен с честью распрощаться,

Без обид!

Афина Дионису:

— О Дионис, ты мне так мил!

Дионис Афине:

— Осталось бы для пьянки больше сил!

К телу подходят Прометей и Венера, держась за руки.

Венера держит в руке кудри Бестии.

Венера:

— Мне птицы напели

Благие свирели!

Мне кудри отдали,

По ним нагадали

Любовь и затмение зла.

Прометей:

— Когда-то был я опрометчив,

Держал несдержанные речи,

Но освободился я от юности несносной,

И без любви я лестной,

Не справился б — и это честно!

Выходят все.

Все:

— Прометей и Венера,

Как новые Зевс и Гера,

Сподвижники добра,

Вас принесла

Сюда Гомера

Мириада существа!

Выходит Аполлон.

Аполлон:

— Свершился суд,

И я на нём судья был,

Хоть бой казался и без правил,

Закон же этот я исправил!

И в лучезарных лаврах,

В шлемах, с рогами минотавров,

Герои возвращаются домой,

Для них, живых, закончен бой.

Но слушатель, постой!

Твой бой ведь не закончен,

Хотя рассказ и кончен.

И вот простой наказ тебе:

Ты доверяй себе,

Стремись ко звёздам, чтобы выше!

Ко счастью так, да чтобы тише!

Лети ко солнцу и мечтай,

Тогда и для тебя наступит рай!

А теперь — прощай,

И, друг мой, ни скучай!

Появляются Фауст и Гомер.

Гомер:

— Смотри же, Фауст — свершилось!

Фурия то разрешилась!

И правду говорят,

Неведомо нам то,

Что смело боги так творят! –

Неведомо их провиде́нье,

На нашу долю осталось лишь презренье

Ко безголовому худому туловищу.

Фауст:

— Но обратимся к будущему,

Оно — не наше!

Наше будущее краше!

Жить ослеплением невежества,

Нельзя друзья!

Война же с ним вдохнула свежести

И силы в хлипкие перста,

А знания — огонь в холодной но́чи,

Гоняют по́ небу дикарства злые тучи.

Гомер:

— Истины вы не ищите,

А для себя вы лучше отыщите

Огонь в душе,

Ведь жизни путь спиралями закружен!

Вам огонёк вдали всего лишь нужен.

Фауст:

— Пойдём, Гомер, писать,

Нам нужно это лишь потомкам передать!

Они уж сами разберутся,

В словах же наших вряд ли ошибутся!

X

За пышными буграми,

За дивными холмами,

За горными хребтами,

В глухом бору сосновом,

В высоком срубе новом,

За праздничным столом,

Закончив старый том,

Сих басен несказанных,

Бочонок мёда поднят был,

А слог по во́лнам сказки плыл,

Так, как конец я позабыл,

Таким, да сей рассказец кротким слыл.

На том и держится молва,

Мораль же басни такова –

Пока набрался сил, уж помирать пора!

Закончил буйство дикий бес!

Когда душа чиста — имеет больший вес!

Конец

Ноябрь-Декабрь 2016 года.

Поэма третья. Невыносимая гордость