Куда ты скачешь гордый конь… — страница 24 из 71

Наученные им, они прятались под личиной разбитных и разгульных компаний, основу которых составляли мастера отстраивавшие новый город. Шумные и веселые компании каменщиков, плотников, кузнецов часто собирались в тавернах и пабах туманного города над Темзой, чтобы после трудового дня поесть и выпить, покурить и поболтать в дружеской компании. Жители городских кварталов, отстроенных в основном по профессиональному принципу, настолько привыкли к ним, что считали нормальным, то, что строители Лондона сидели в кварталах оружейников и ткачей, врачей и торговцев. Их можно было встретить везде. На Квадратной миле в Сити, и в еврейском квартале Уайтчепеля, в Сохо – центре веселья и Вестминстере – центре политики. Они стали обыденностью города. Кто же обращает внимание на веселые пьяные компании. Известно же, что шутовство государству не помеха.

Из четырех таких Лож и собирались сегодня «Под яблоню» члены этих веселых дружеских кругов. Из паба «Корона», что возле театра Друри-Лейн, почти на Оксфорт-стрит в самом центре Лондона, пришли строители нового Королевского театра. Из таверны «Гусь и противень», что расположилась во дворе собора Святого Павла, уже поднявшего свой величественный купол и два минарета по бокам от него над серыми крышами домов и трубами каминов, пришли отделочники, украшавшие фасады домов вокруг собора. Из таверны «Виноградная кисть» в Вестминстере были те, кто восстанавливал после пожара усыпальницу королей – Вестминстерское аббатство и дворец, который, говорят, построил еще Вильгельм Завоеватель.

Все они собрались здесь в Ковен-Гардене шумной и дружелюбной компанией, потягивающей крепкое темное пиво и старый эль.

Христофор присмотрелся к картине, ясно стоявшей перед его глазами, и увидел себя сидящего в темном углу и дающего советы незаметному серому человеку, который через некоторое время объявил, что, мол, настала пора братья выйти из тени и объединить усилия всех в строительстве общего Храма. Храма свободы, равенства и братства, а для этого надо слить все наши Ложи в одну Великую Ложу, потому как Великая цель требует и великих сил.

Картина начала меркнуть и скоро закрылась туманом и моросящим дождем.

– Надо ли все это делать брат? Надо ли общину подставлять под удар судьбы? – задумчиво спросил Рен.

– Тот, кто увидел завтра, не в силах изменить его сегодня. Открытие следующих дней дает тебе силы и возможности подготовится к ним достойно, а не право изменить их, – назидательно ответил Брюс, вставая, – Извини брат, я пойду заберу своего ученика. Он слаб умом и телом, и надо отвести его домой.

– Удачи тебе храмовник. Я не завидую твоей Доле. Она тяжелей моей. Я хотя бы созидаю, а ты разрушаешь? Дай тебе Высший силы все это вытерпеть, – он склонил голову, как перед старшим.

– Дай тебе силы выдержать тоже, – Брюс обнял Рена крепким объятием, – Может, свидимся. Наш путь длинен, а век долог.

После Посвящения Петр простился с королем и вместе со свитой отбыл в Голландию, где их ждал Лефорт.

Три недели он приходил в себя и наверстывал упущенное. В Гильдии кузнецов и Гильдии плотников. Три недели Петр гонял, оставленных здесь своих потешников по всем областям тех знаний, что они здесь получали в его отсутствие. Остался недоволен, за исключением Алексашки Меньшикова, да, пожалуй, Апраксина. Разобравшись со всеми, приказал ехать в Вену, однако, переговорив с Лефортом и Брюсом, изменил решение и повернул к Лейпцигу. Два друга, два Совершенных искали следы Кудеяра, по слухам они были в Саксонии, туда они и держали путь. Однако след оказался ложным. Хотя так манил город Галич, называемый германцами Галле,…но обознались. Кудеяровы следы здесь не обозначились. Отдохнули за ужином у местного графа, где Петр дал волю своей свите и себе самому. Опрокинув в глотку добрый кубок вина, почитай с полведра, он развеселился окончательно и, увидев рослого барабанщика из графских ополченцев, выдернул у него из рук барабан, и, вспомнив любимое занятие свое в Преображенском и Измайлове, ударил в него. Государь барабанил, так искусно, что ловкостью своей привел в восторг не только графа и его гостей, но и самих графских барабанщиков. Под грохот барабана он построил всю свиту и, промаршировав с ней по плацу, вышиб весь хмель из буйных голов. Саксонский граф вздохнул с облегчением.

– Я благодарю Бога, – Шепнул он жене, – Что все кончилось благополучно, ибо опасался, что не вполне можно будет угодить этому немного странному господину.

Из Дрездена Великое посольство направило свои стопы через Прагу в Вену, где их уже ждали, подготовленные заранее посольством боярина Шереметева, делающего свое дело тихо, но с достоинством.

Все было спланировано и подготовлено, все, включая въезд государя и его размещение. Все было подготовлено, проплачено и отрепетировано, и этикет и все церемонии. Шереметев знал свое дело. Он вдохнул надежду в сердца иезуитов и всех других, оставив право ее развеять самому государю и его окружению.

Сам же он при появлении посольства ушел в тень. Пора было, и отдохнуть, он и так сделал немало.

Глава 4Малые посольства и великие дела

Борис Петрович Шереметев выехал после отправки Великого посольства спустя три месяца. Выехал, не спеша по летней пыльной дороге, выехал без приключений и направился в свою коломенскую вотчину, как будто ему было некуда спешить. Старый дипломат, старый лис. А, как известно, старый конь борозды не портит. Тихо провел три дня среди родни, тихо отбыл в свою кромскую вотчину. Неделю провел в Кромах. Отдыхал, бродил по полям, удил рыбу, охотился на перепелов в полях. Так же тихо имел встречу с братьями иоаннитами, чей кром стоял рядом на берегу Оки, в старой крепости. Получив от них подорожную, он осторожно пошел домой. Слуги его, вышколенные и умелые, аккуратно опекали хозяина, чтобы рядом не крутился никто посторонний. Опекали слуги, опекал человек Ромодановского, опекала серая тень, присутствие которой чувствовалось в воздухе, но схватить за хвост которую было равносильно тому, чтобы схватить свою тень. И все же в какой-то момент боярин пропал. Он просто пропал из глаз, повернув за угол тропинки. Слуги опешили. Человек князя-кесаря остолбенел. Серая тень пошла кругами, как ищейка, принюхиваясь к воздуху, и первая спокойно села посреди полянки на пенек. Своим собачьим нюхом она учуяла запах хозяйки, неуловимый, но родной. Не ее самой, а кого из тех, что стоял рядом с ней, или был в ее компании хотя бы раз, но недавно, и впитал ее лесной аромат. Унюхала и успокоилась, значит все идет по плану.

Боярина умыкнул Лефорт, чем нимало изумил его.

– Так ты Франц уже три месяца как в пути. Ты ж уже Курляндию проехал! – изумился Шереметев.

– Не жужжи Борис, – закрыл ему рот рукой Лефорт, – Тут уши кругом и глаза как на Лобном месте. Слушай Борис, я знаю, что братья Святого Иоанна послали тебя на Мальту. Я знаю, – с нажимом повторил Лефорт и боярин понял, что он действительно знает, – Ты поедешь именно туда, куда они тебя послали. С давних лет, после того как на Жидовском острове сожгли Великого Магистра храмовников Жака де Моле, и тамплиеры подались из Галлии на все четыре стороны, часть из них ушла на остров туманного Альбиона. Но и там их преследовали, и они ушли дальше, в Шотландию к Брюсу. Имущество их досталось братьям иоаннитам.

– Я все это знаю, – кивнул Шереметев.

– Слушай дальше. После этого Уотт Тайлер – страж ордена, поднял тайных братьев Великого общества, как они стали называть себя, прячась в укрытиях. Все пошло немного не так, как должно было пойти. Восставшие должны были сделать только одно. Ворваться в Лондон и сжечь Тампль. Сжечь Тампль со всеми тайнами и манускриптами храмовников. Они сделали это, но простые братья не смогли удержать толпу и сами поддались ее порыву. Кто-то направил их на комтуры госпитальеров. Они убили Великого Магистра и разграбили их храмы.

– И это я знаю.

– С тех пор единство между орденами дало трещину. Грубо говоря, между храмовниками и госпитальерами пробежала черная кошка. Теперь этому надо положить конец, – Лефорт взял его за руку.

– Кому надо? Храмовникам?

– Совершенным! – коротко и властно сказал Лефорт, – Это надо Совершенным, храмовникам, госпитальерам, тевтонам, иезуитам. Всем! Так что, поспеши. Скажи там на Мальте. Наша сила – в единстве, и дай им вот это. Он протянул ему Печать Соломона.

– Последний вопрос, посланник, – боярин спокойно смотрел в глаза этому посланнику неземных сил.

– Да.

– Приорам…

– Приорам Сиона это надо тоже!

– Хорошо. Я сделаю как надо, Франц Лефорт, советник царя Петра. Теперь я знаю, кто ты, – он подумал и закончил, – И знаю, с кем мне надо быть!

Через неделю посольство Шереметева пересекло русско-польскую границу. У последнего верстового столба на своей земле боярин остановился, набрать в мешочек пригоршню земли, и услышал шепот.

– В Речи Посполитой очередной рокош, очередная волна мятежей и убийств. Продолжай путь с великим опасением.

– Кто ты? – вскинул голову Шереметев.

– Друг, – ответило что-то, мелькнувшее как тень, – Переоденься в простое платье. Возьми имя простое, например Роман, так легче проскочить будет.

Проскочить не удалось. Кто-то донес. Конные шляхтичи скрутили посольство и кинули в подвалы замка. Однако вечером в замок проскользнул человек в бурой рясе, подпоясанной вервием с тремя узлами на конце. Разговор был бурным, в основном со стороны гордой шляхты, но закончился к общему удовольствию. Из бездонного кармана нищенствующего монаха в бескорыстные руки благородного панства перекочевал объемистый кошель, издававший мелодичный звон талеров, и на утро посольство продолжило свой путь.

Посольство держало путь к саксонскому курфюстру Фридриху Августу. Саксонский правитель послал на встречу послу из далеких земель карету зело богато позолоченную. После встречи вышел сам проводить до самых дверей. О чем они там толковали за закрытыми дверями, осталось для всех тайной, больно скрытен был боярин Московский. Потому и было для всех, как гром среди ясного неба, когда гордая польская шляхта и высокородные саксонские графы выбрали, спустя короткий срок, новым королем Речи Посполитой под именем Август, радушного хозяина. Видно не только у нищенствующих монахов были бездонные карманы. И не только опоясанные вервием имели дар убеждения, или так, и они тоже наравне с другими имели дар убеждения. Поэтому до самых дверей Шереметева провожал без пяти минут новый король Польши.