Далее путь посланника, то ли Московского царя, то ли каких-то никому неизвестных сил, пролег в столицу бывшей Остирии Вену, где властитель Леопольд отчаянно боролся с Османской империей. Сначала за саму Вену, и отстоял ее в боях, а теперь за контроль над Угорскими землями. Зажатый меж двух огней. Ордынскими войсками янычар с юга и, помнившими ордынскую вольницу конниками угров с севера, еще не выбравших, на чью сторону стать, он готов был принять помощь хоть из рук восставшего из гроба Дракулы и его побратима Стефана Волчий Клык. Поэтому принял Австрийский король император Священной Римской империи, по сути никакой еще империи не имеющий, принял посла с радушием. Призрачная надежда, скорой победы и долгожданного мира, после визита странного гостя, оформилась в жесткие пункты договора, который гость этот обещал согласовать с Османской стороной. Обещания, что Венгрия останется за Леопольдом, принятое с достаточной долей скептицизма, после ряда коротких встреч с послом, оформилось у императора в твердое убеждение, и потому ждал он визита странного царя Петра с уверенностью в завтрашнем дне.
А Шереметев поспешал в Венецию. Начала окончательно оформляться Священная Лига, задачей которой, как казалось Борису, был последний передел мира. А главным в этом деле, опять же, как считал он, было выдавливание остатков ордынских воинских родов с берегов Средиземного моря, дабы избавить политику Ойкумены от их взрывного непредсказуемого поведения. Учитывая, что от осколков Орды остались здесь в западных землях, только армии турок, да небольшие отряды угров и трансильванцев, большого труда это не составит. Испанский осколок этих родов уже вошел в общую систему безболезненно, и теперь приручали этого медведя в основном лаской, хотя изредка и таской. Русь же со своими татарами и казаками всегда умела ладить. Да и истреблять их не гоже. Без такого пугала и саму Русь скоро начнут приручать. Думая так, он качался в своем возке, приближаясь к городу на островах с давних пор названному по первым ее хозяевам венетам – Венецией. Опоре старых братских общин. Одному из звеньев золотой паутины. Пожалуй, даже одному из главных домов, где сидели золотые пауки, ткущие эту золотую паутину. На самом подъезде, в придорожной таверне, где он решил перекусить перед последним броском, опять шатнувшаяся от пламени свечи тень на стене, шепнула ему в ухо.
– В городе Карнавал. На руку вашему боярству. Под маской шутейной многие серьезные дела кроются, – тень пропала сдутая порывом ветра из распахнутой двери. На столе лежала торба с маскарадным костюмом Арлекина.
– А что любезный, – обратился Шереметев к трактирщику, – В городе карнавал?
– О да, почтеннейший. В городе Венецианский карнавал, – охотно ответил толстый парень, подававший вино.
– А что у тебя и костюмы есть?
– За вашу монету – любая прихоть, – парень наклонился и извлек из-за стойки ворох костюмов.
– И лодки есть?
– Обижаете господин. Вы же сами сказали, что в городе карнавал. Как же попасть на него, как не в лодке?
– Гуляем народ! – отдал приказ посол. На следующее утро в вереницу карнавальных масок влились новые, приехавшие с рассветом на лодках, но на это не обратил внимание никто.
После карнавала, от пристани Венецианского порта отвалила фелюга, несущая пассажиров к Италийскому берегу. Без молчаливого согласия францисканцев, Шереметев не отваживался напрямую идти на поклон к мальтийским братьям.
В Риме он сразу же деловито направился в монастырь Святого Франциска, ни мало не смущаясь, что монастырь предназначался для девиц. Оставив свиту он решительно постучал, сказал условные слова и проскользнул в приоткрытую калитку, закрывая которую, чуть не прищемил нос папскому соглядатаю из ватиканских шпионов. Встреча с властителями из Собора святого Петра на Ватиканском холме в его планы не входила. Выйдя через короткое время из той же калитки, он удовлетворенно крякал и ухмылялся в воротник камзола. Подскочившему слуге, коротко приказал снаряжаться в Неаполь, а там взять два корабля с направлением на Мальту. По дороге он заскочил в мальтийский Оберег в Риме и известил мальтийского командора, что они едут на встречу с братьями.
– Ждут! – коротко ответил приор.
В море фелюгу Шереметева встретили аж семь мальтийских галер. Поэтому четыре османских корабля, невесть кем извещенные и ждущие его в засаде в узких бухтах, откатились в синие морские просторы, не желая испытывать умение мальтийских рыцарей, сходится в абордажной схватке, или знание их пушкарей расчетам стрельбы на волне. Задавать вопрос, а откуда добродушные хозяева прознали о прибытие гостя, Шереметев тоже не стал, отложив все до встречи с Великим Магистром.
Гроссмейстер Ордена Раймонд де Перейлос принял Шереметева радушно. Устроил в его честь обед, и произнес тост за вечную дружбу. На закрытом Капитуле Борис предъявил Печать Соломона, данную ему Лефортом, и сказал только одно слово «Единство». Старшие братья, прошедшие Посвящение, понятливо кивнули и попросили посланника обождать в голубой гостиной. Шереметев прождал час, устал и вышел во внутренний дворик дворца размять затекшие ноги. Среди кустов роз и акаций он увидел стоящую в глубине двора статую. Подошел поближе. На постаменте стоял бог морей Нептун, сжимая в руке грозный трезубец и опираясь на щит орденских братьев. «Надо будет по возвращению в Нептуново общество вступить!», – буркнул себе под нос и быстро вернулся назад в гостиную. Братья позвали назад еще через час.
– Ответ завтра в соборе Святого Иоанна! – возвестил глашатай.
На завтра в присутствии всех рыцарей Ордена Святого Иоанна Иерусалимского рыцарей Кипра, Родоса и Мальты на боярина Шереметева была возложена цепь с крестом Ордена, усыпанным бриллиантами.
– Мы даем свой ответ, – в полной тишине Гроссмейстер произнес одно слово, – Единство!!! – слово это взлетело под купол Собора и, отразившись от него, рассыпалось по всем нефам и нишам.
Обратно в Вену, на встречу с Петром, спешил теперь не просто Борис Петрович Шереметев – столбовой боярин, а Магистр Приората мальтийских рыцарей на Руси. И вез он с собой Святую Лигу. Союз Австрии, Саксонии, Польши, Венеции и Мальты. Союз тех, кто понял, что сила в Единстве. Союз с Русью.
Тем же путем, чуть опережая боярина, катилась дорожка совсем крошечного посольства во главе с Петром Толстым. Посол и два его верных спутника, гнали коней по тем же местам. Польша, Рим, Венеция, Неаполь, Мальта, Вена. По тем же местам и в то же время. Он танцевал под маской на том же венецианском карнавале, смотрел извержения Везувия в том же Неаполе, шел на абордаж турецких галер, с теми же мальтийскими рыцарями, ступал по тем же каменным плитам Ватикана и пришпоривал скакуна на той же дороге в Вену, что и посольство Шереметева. В то же время, в тех же местах, но не с теми братьями. В Риме он имел долгую беседу с генералом Ордена иезуитов. В Венеции с Магистром Рыцарского Тевтонского Левантинского Ордена наследником объединенного флота тевтонцев и тамплиеров. В Бари его ждали странные люди, именующие себя гражданами несуществующей республики Амальфи, и, наконец, на Мальте он разделил трапезу с рыцарями Арагонского и Прованского языков. Толстой замкнул внешний круг Святой Лиги, поддержкой тайных механизмов двигающих колесики огромных часов истории.
В Вене его ждали. Всех теперь ждали в Вене. В этот раз можно было перефразировать знаменитый девиз. Все дороги вели в Вену.
Торжественный въезд русских послов Великого посольства в Вену происходил вечером летнего теплого месяца июня. Русские были не довольны отсутствием роскоши и пышности, в противоположность расточительности и великолепию их встречи в Кенигсберге. Официальную аудиенцию отложили под предлогом ожидания прибытия подарков царя императору Леопольду, что, впрочем, не помешало свиданию Петра с Леопольдом в «галерее» дворца «Favorite». Встреча эта имела совершенно частный характер. До нее было определено, что ни царь, ни император не заговорят о делах, но среди дипломатов шли разные слухи о том, что оба государя все-таки в своей беседе затронули главный вопрос. Но что это за вопрос не знал никто.
Город полнился слухами. Рассказывали, что царь сильными жестами, большой подвижностью старается скрывать судороги, бывшие действием яда, данного ему будто еще в детстве.
– Страсть царя работать на верфях, – писал папский шпион, выуживающий крупицы информации из слухов, – также объясняется его болезненностью, так как он вследствие действующего в теле яда вынужден искать некоторые облегчения в сильных телодвижениях.
После свидания с императором Леопольдом «измученный ядами» Петр был в театре. Затем посетил арсенал, библиотеку, кунсткамеру, побывал с визитами у императрицы и у римского короля Иосифа. Отношения царя к австрийскому двору были весьма дружеские и непринужденные.
Между тем происходили разные празднества. В день тезоименитства царя у него собралось более тысячи гостей. Были музыка, танцы и фейерверк. В самый разгар праздника встал посланец Братства Иисуса. Скрестив руки на груди и воздев очи долу, хитрый Вольф, как бы ненароком восхваляя царя, сказал.
– Молимся, все мы братья, дабы Господь Бог, яко апостолу Петру дал ключи, так бы дал Великому Государю Петру, Его Царскому Величеству, право взять ключи и отверсть тайную область и… ею обладать!
Даже в шуме праздника было слышно, как хлопнул по плечу Лефорт, сидящего рядом Брюса, и выдохнул, не сдерживая эмоций.
– Баста!!!
Три дня спустя Леопольд сам посетил царя, соблюдая при этом строгое инкогнито.
Союз был закреплен. Император и Петр открылись друг другу, как братья. Затем, прошла орденская аудиенция у императора. При этой церемонии сам царь находился в свите посольства, как простой брат. Император спросил, запамятовав, по обычаю, о здоровье российского государя. Послы ответили, что как они с Москвы поехали, так его царское величество остался там, в желаемом здоровье. За обедом, последовавшим за аудиенцией, Лефорту поднесли несколько сортов вина; он попробовал каждого сорта, нашел все вина равно вкусными и на французском языке просил дозволения дать отведать их своему доброму другу, стоявшему за его стулом, то был сам царь. Ритуал введения ученика в общество старших братьев был соблюден. И Петр выдержал его полностью, несмотря на свою несдержанность и вспыльчивый норов. Уж так хотелось ключей, как своему именитому тезке, да еще от тайных областей. Круг замкнулся. Согласие или хотя бы молчаливое одобрение было получено у всех. Со всеми будущими правителями Ойкумены встречи состоялись. На пиру к Брюсу и Лефорту, уединившимся у окна, выходящего на парадную площадь Вены, присоседился расфуфыренный франт, более похожий на скомороха, чем на важного царедворца. Они о чем-то бойко болтали втроем, вертя и пробуя на вкус и цвет содержимое разных бутылок. Посторонний наблюдатель сразу понял, что местный прожигатель жизни оценил знания вин, проявленные Лефортом, и теперь у них идет серьезный разговор знатоков. Тот же посторонний наблюдатель был бы нимало удивлен, если бы его ушей коснулось содержимое этого разговора.