– В чем была твоя Доля? – перебил его Христофор.
– Слить воедино Петра-камня и Симона-волхва. Восстановить единство веры, – запальчиво вывалил наболевшее Брюс.
– Может это только начало? Может слиться должен не Петр, а его семя? Может, настоящая Чистая еще не пришла, и вы поторопились дать ей это имя? Может, может, может…. Истины факта случайны, – сказал он словами Лейбница. Великий Мастер Исаак Ньютон просил передать тебе одно слово – «Терпение». Терпение мой друг. Ты, в отличие от меня имеешь преимущество. Ты можешь ждать. Я не могу. Потому, как мой век ограничен, и я скоро покину этот мир, а ты вечен. Ты можешь ждать. Жди.
– Так дай же совет! Я не могу сидеть, сложа руки или плыть по течению, как мусор! Что мне делать? – на лице Якова было отчаяние.
– Ждать. Великий Мастер храмовник. Ждать.
– Чего?
– Истины факта! – Рен встал, давая понять, что разговор окончен. Пошел к выходу, но на ходу обернулся, – Твоя Доля не в Петре, а в том, что будет от него.
– Спасибо!!! – громко крикнул Брюс, не стесняясь тишины Храма.
– Тихо ты неугомонный колдун, – шикнул на него, улыбнувшись, Рен.
– Артемида простит чернокнижника, – подхватывая его на руки и целуя в щеку, громко ответил тот, – Простит Микулицу, ради своей любимицы Малки, – шепнул в ухо не понявшему его старику и, поставив его на каменный пол, стрелой вылетел из Храма. Теперь его не держало в Париже ничего.
Посольство собралось мгновенно и направилось домой в Россию спорым ходом. Оставляя Францию, Петр заметил:
– Жалею о короле и о Франции: она погибнет от роскоши.
– А короли от свободы, – поддержал его Брюс.
Часть третьяЗвездочет
Знание смиряет великого, удивляет обыкновенного и раздувает маленького человека.
Глава 1На пути домой
Есть только одно благо – знание
И только одно зло – невежество.
Печальная весть встретила посольство на пути домой. Скончался князь-кесарь Федор Ромодановский. Ушел из этого мира. Кажется, все считали, что эта огромная фигура с вислыми усами олицетворяет на этой земле незыблемость самого мира и пригляда за царями и монархами со стороны высшей все охватывающей силы. Но вот. Нет ничего незыблемого и вечного в этом мире. Князь-кесарь оставил свой пост и отошел в обитель иную. Брюс размышлял, покачиваясь в седле, что Федор теперь, наверное, в Беловодье, а здесь в обществе Петра и его птенцов остался он один. Так и поговорить не с кем, мало кто теперь из Посвященных по земле ходит, а еще меньше тех, кто помнит Микулицу со стародавних дней.
В придорожном трактире, серая тень незаметно сунула ему в руку трубкой скатанную грамоту. Он развернул, прочел сверху надпись «Воинский Устав», пробежал глазами вниз. Увидел подпись самого Петра. Удивился, мол, на кой ему этот устав, но зацепился глазом за отчеркнутый услужливой рукой абзац, вчитался:
– «Если кто из воинов будет чернокнижник, заговорщик ружья и богохульный чародей, то наказывать его шпицрутенами и заключением в железах или сожжением», – прочитал еще раз. Как будто колдовская сила, какая подняла его. Встал и, тяжело шагая, пошел к столу, где сидели Петр и Меньшиков.
– Ты с ума, что ли спрыгнул, самодержец? – сквозь зубы выдавил он, – али перепил, перед тем как указы подписывал?
– Ты чего Яша? – опешил Петр, – Тебя какая муха укусила?
– Это что? – Брюс швырнул на стол Устав.
– Это Устав новый, – не понял Меньшиков.
– А ты вообще сиди, молчи, пока я тебе башку не снес, мразь плюгавая, – рявкнул чернокнижник и глаза его метнули такие молнии, что Алексашка чуть под себя не наделал.
– А что тут не так? – пытаясь держать фасон, огрызнулся царь.
– Если ты и этого не понял, то… – Брюс многозначительно помолчал и добавил, – чтоб завтра эту ерунду прекратил. Волхвов не трогал, звездознатцев и ворожеек не обижал. А я с дороги отверну, в Москву заскочу к новому князю-кесарю, выскажу наше почтение, – он пошел от стола, неожиданно вернулся, – Ты бы Петруша подарил мне башню Сухареву. Она ни тебе, ни твоим прихлебаям ни к чему.
– Бери. Бери, – примирительно согласился Петр, – Съезди в Москву и в Парадиз наш к брегам пустынных волн возвертайся скорее.
– Ладно. А ты, – колдун повернулся к Меньшикову, – ежели хоть раз еще встрянешь не по делу, заупокойную молитву над твоей могилкой читать ни один, даже пьяный пономарь, не отважится. Щен!
Посольство покатило к городу на Неве, а юркая кибитка Брюса в окружении преданных ему денщиков в сторону Москвы. На том и расстались.
В кармане камзола вез царев советник Ивану Федоровичу Ромодановскому, сыну Федора личное послание от царя. Петр писал:
– «Как словесно Вашему Величеству били челом, так и письменно доносим, дабы благоволили дела Приказу Преображенскому принять так, как блаженной памяти отец ваш управлял», – устно же наказывал Якову, – Поздравь нового Приора Сиона с вступлением в должность по наследственному праву и по заслугам, кои отмечены самим Великим Навигатором за беспорочную службу за двадцать лет, что он помогал отцу в деле неусыпного слежения за Русью и всем тем, что на земле этой творится и делается. Также наказывал поздравлять с сорокалетием и желать здоровья отцовского и неугомонности в Доли своей. И приглашай к нашему столу, в город наш Парадиз. Всегда рады будем встретить хлебом-солью.
Кибитка шла ходко по весеннему снегу, неся Брюса через подтаявшие поля, пока еще покрытые белым покрывалом, через темные еловые леса, по тонкому прогибающемуся льду рек и речонок. Кибитка несла его через Русь по ямскому тракту, по пути иноземному к Москве, а проницательный взор ведуна и чернокнижника нес его через года по пути, уготованному новому князю-кесарю Ивану Ромодановскому в долгой его и трудной судьбе.
Через месяц Иван Федорович примет приглашение царя Петра и со свитой своей явится пред его светлые очи на берег свинцовой реки Нави. Петр встретит его за городом, со всею пышностью в данном случае положенной. Поздравив с новым титулом, сядет в его карету под пушечный салют, покатит ко дворцу в Летнем саду. Там по наущению Брюса, новая царица Екатерина сама поднесет ему чарку водки в серебряной стопке на расшитом рушнике. С тех пор так и поведется, что каждый год будет царь, а потом и император Петр Алексеевич отмечаться своим визитом к князю-кесарю или его торжественным приемом у себя, то на корабле, то во дворце. О каждом деле великом и малом, о мире заключении или войне начинании, али о флотских делах каких, незамедлительно писать будет Петр новому Приору, называя его по-старому, как и отца его «Величеством» и подписываясь, тоже как и ранее «нижайшим слугою». Получив же благосклонное разрешение на дела свои, князь-кесарь делал их успешно. Екатерина попыталась, было, встрять в эти дела, указывая Петру, что ныне он император всеми землями признанный и не гоже ему кому не попадя кланяться, но получила такую выволочку от Меньшикова, помнившего слова Брюса, про пономаря над могилкой, что навсегда мысль Ивана Ромодановского приструнить, отбросила.
Видел своим чернокнижным взором Яков, как приедет Иван Федорович на свадьбу Бутурлина главы всешутейшего, всепьянейшего собора, того Первого круга, что скрывал за собой и Нептуново общество и Третий доверенный круг, в коем теперь вместо Лефорта выполнял роль главы, он Яков Брюс, чернокнижник и колдун, Посвященный и Великий Магистр Ордена Тамплиеров, Командор Ордена Андрея Первозванного – Микулица.
Князь-кесарь явится на эту свадьбу (перед взором Микулицы картина была живой и явственной, будто он не будущее ведал, а в окно кибитки смотрел), в одеянии древних царей, о которых уже и забыли все. С плеч его будет спадать бархатная мантия, подбитая горностаями, на голове сверкать россыпью драгоценных камней лепестковая корона, которую уже и носить-то никому не позволено, в этом мире. В руке скипетр, в другой держава. Слуги вкруг его кареты будут одеты в старые наряды. Впереди кареты будут бить в барабаны четыре барабанщика, средь которых и сам Петр. Даже супруга князя-кесаря будет одета в красную бархатную мантию с древней царской короной на голове, обсыпанной жемчугами и самоцветами. Въезд их на свадьбу сразу покажет всем. Кто на Руси хозяин?
С тех пор так и поведется. Как праздник пошире, позабористей, так во главе его Ромодановский. Один раз в белой лодье с медведями на корме, как бы показывая, что медвежьи роды его власть приняли, на ее защите стоят. Второй раз – в обличие судьи, все простителя. Еще раз взбрыкнула Екатерина на пиру у Апраксина. В присутствии стоящей жены Ромодановского они с принцессой Макленбургской соизволили сесть без спросу. Наказаны были как последние сенные девки, только что не пороты. Последним щелчком по ее курносому носику было то, что Брюс ехидно напомнил ей, что Анастасия Ромодановская родная сестра царицы Прасковьи, жены Ивана Алексеевича, такого же законного государя, как и муж ее Петр, если не законнее, да еще из рода бояр Салтыковых, а не невесть кто, кого он Брюс царицей сделал. С этого момента на род князя-кесаря Екатерина стала смотреть не то чтобы с опаской, а даже со страхом, потому, как колдуна боялась панически.
А Ромодановский, разместившийся в доме на Моховой, где всегда стоял главный стол правителей этой земли, правил Москвой и всеми землями окрест.
Кибитку тряхнуло на выбоине, и Микулица потерял видение. Достал дорожную мерку с водкой, настоянной на травах, приложился прямо к горлышку, крякнул, опять погрузился в картинки будущего.
Он листал страницы книги судеб легко, научившись этому давно у самой Сибиллы. Сейчас он листал книгу Ивана Федоровича, не отвлекаясь на других персонажей, проскакивающих на ее страницах.
Вот новая императрица Екатерина Первая, помня затаенную злобу, отменяет звание князя-кесаря. Однако, вспомнив жгуче-черные глаза чернокнижника, приглашает теперь уже тайного советника Ромодановского на свадьбу своей дочери Анны Петровны с герцогом Гольштинским и сажает его за главный стол, среди самых верных и почитаемых. Увидев же на груди его орден Андрея Первозванного, указывающий на его принадлежность и к этому тайному Ордену, она подчиняет ему Тайную канцелярию, до этого стоящую под рукой Петра Толстого.