– Благодарю тебя маэстро, – взяв виолу, поклонился наследник, – Это подарок Великого Мастера. Чем отблагодарить тебя?
– Ты не далек от истины, – про себя сказал Микулица, – Это подарок Великого Мастера, – вслух ответил, – Научись на ней играть. Это будет лучшим подарком мне в ответ. А сейчас извини, я пойду. Завтра мы начнем уроки, – Он повернулся и вышел.
Уроки проходили тихо, но успешно. Через месяц маэстро засобирался домой. Проводить его приехала сама императрица. Она вошла в сопровождении четырех слуг, которые, увидев скрипача, слегка помягчели суровыми лицами. После прощального концерта императрица и иноземный кумир уединились в будуаре.
– Увижу ли я тебя еще, Яков? – с надеждой спросила Елизавета.
– Увидишь государыня. Я теперь все время буду рядом. Доля такая, – приложился к руке императрицы маэстро, – Скоро и Малку увидишь. Разума отправь невесту Петру искать. Пора.
– Пора ли?
– Пора. И в дом ее возьми и воспитай. Ей потом Русью править и все, что ты начала, заканчивать.
– Останься Яша?!
– Не можно государыня. Никак не можно. Обвинят тебя, что ты мертвяков из гроба поднимаешь и в любовники себе определяешь. Сожгут еще на костре.
– Шутишь, Яша. Государыня я. Чего захочу, то и оживлю! С кем захочу, с тем спать и буду, хоть с оборотнями своими, хоть с волками живыми. Промолчит народ!
– Не промолчит! – он сбавил тон, – Не о том я. Живи Лиза. Скоро Малка придет. Она тебя поддержит. А я пошел. Надобен буду, почую и приду. А Петра жаль. Он ведь третий Петр-то. Третий, – и странно закончил, – Трижды отреклись, прежде чем пропел петух.
Часть четвертаяПетру Первому Екатерина Вторая, Petro рrimо Catharina secunda
Сказано, что мы обязаны прощать своих врагов, но нигде не сказано, что мы обязаны прощать своих друзей.
Глава 1Таинственный посланец
Протягивая руку друзьям, не надо сжимать пальцы в кулак.
Изысканный, утонченный, галантный, грациозный, куртуазный, жеманный – все эти эпитеты подходили кавалеру д. Эону, буквально обворожившему весь двор императрицы Елизаветы с первых дней своего пребывания в Сарской мызе. Он явился с письмом от французского короля Людовика и с еще одним зашитым в подкладку камзола от маркизы де Помпадур. Но по своей молодости и ветрености обо всем этом разболтал в салонах и мало кто не знал, что молодой посол больше представляет здесь при российском дворе фаворитку короля, чем самого короля. Он обаял сразу же не только весь двор, но и саму императрицу. Правда, глядя на юного графа, все удивлялись, чем он вообще мог приковать к себе всеобщее внимание. Издалека он более походил на юную даму, чем на куртуазного кавалера. Всегда затянутый в облегающие шелковые камзолы, расшитые золотом и серебром, причем он предпочитал зеленые оттенки молодой травы, в длинном и пышном напудренном парике, в шелковых чулках, плотно облегающих стройные, почти дамские ноги, он был похож скорее на утонченную кокетку в маскарадном мужском костюме. К нему сразу приклеилась прозвище, кем-то очень метко пущенное в первые дни его появления. Теперь за глаза его звали везде не иначе как кавалер-мадемуазель. При этом многие придворные кавалеры и не только кавалеры, но и дамы мечтали проверить, кто ж он этот загадочный посланец. Кавалер… или мадемуазель.
Он появился внезапно, так внезапно, что его проморгали и Тайная канцелярия, и шпионы иезуитов, и даже личная охрана императрицы. Он просто появился во дворце. В суматохе стройки новых апартаментов, никто и не заметил, как подъехал верхами в сопровождении двух слуг, какой-то молодой человек, спрыгнул на землю и, уверенно войдя в двери, пошел по коридорам к опочивальне самой императрицы. Он шел так уверенно, а слуги его так уверенно распахивали двери, что остановить его, или хотя бы спросить по какому праву он ходит здесь, никому не пришло в голову. Он дошел до самых дверей спальни Елизаветы, где ему заступили дорогу верные стражи государыни – Угрюмы. Заступили и тут же отошли в сторону, почтительно согнувшись в поклоне. Только этого никто не видел. Гость вошел в опочивальню, подошел к кровати, на которой вольготно раскинулась, разметав по подушкам рыжие косы, Елизавета Петровна и спокойно сказал:
– Ну, что пора вставать. Не заспалась? Крестница!
– Ты кто? – удивленно открыла глаза владычица Руси, протерла их спросонья и пружиной взвилась с кровати с радостным криком, – Малка!!!
– Угомонись, весь дворец перебудишь, – улыбнулся приезжий, снял парик и по плечам рассыпались такие же рыжие, только больше в огонь, косы Малка умело собрала их в пучок и уложила короной на голове. Елизавета, почти в то же время, сделала то же самое. Со стороны они смотрелись как сестры или как мать и дочь.
– Вот я и приехала, – просто сказала Малка, – Пора и делом заняться. Делу время – потехе час. Чем занимаемся властительница?
– Да вот, решила перестроить дворец здесь в Сарской мызе, совсем обветшал, – она встала, одевалась сама, не приглашая фрейлин. Разговор не для чужих ушей.
– Слышала я, что у тебя мысли шальные появились, – Малка пододвинула столик с кувшином, налила себе вина в бокал.
– Что за мысли? – притворно удивилась Елизавета.
– Да ты вроде бы надумала в монастырь податься, Елизавета? – Ведунья потянулась всем телом как хищная кошка.
– Ну, как бы тебе сказать? Наследник трона приехал…
– Как есть, так и говори. С чего это ты там, где когда-то смоляной заводик стоял и твой старый дворец еще батюшкой твоим Петром тебе построенный, пожар устроила? Да так, что там одни головешки. Чего это ты, туда Варфоломея Растрелли снарядила? Там кроме обители Спаса нет ничего, да и не было испокон веку.
– Да ведь, Сиятельная…, – Малка остановила ее движением руки.
– И в Синод прошение подавала, что желаешь на месте смольного завода обитель величественную возвести на полторы сотни сестер. Так ли? – голос ее стал строже.
– Так! – обреченно выдохнула Елизавета, – Значит, я виновата.
– Да нет тут твоей вины. Ты у нас просто сама не знаешь, куды тебя ветер несет, – резко сменила тему разговора, – Архитектор твой где? Ах, да, ты ж сказала – Смольный монастырь строит. Хватит вам ерундой заниматься. Пусть там ученики его обитель достроят, для девиц благородных, а он пусть делом займется, начнет город строить на берегах Невы. Я сама с ним побеседую. Так. Для тебя я посол госпожи Помпадур граф д. Эон, вроде бы как любовник твой. Угрюмов я забираю себе. Тебе уже бояться нечего. Разум пусть готовиться в Европу ехать. Мы с ним вместе поедем, искать будем Чистую, твоему Петру. Кровь будем искать Боголюбского, черенок, что к вашей лозе прививать, дабы от нее хорошие плоды пошли. Все, пожалуй. Отдай приказ разместить меня, и делам моим не мешать. Все!
– Люди!!! – хлопнула в ладоши императрица, – Посла – кавалера д. Эона разместить согласно его титулу и званию, как моего лучшего гостя! Оказывать помощь ему во всем, и в делах ему не перечить!!! Слуг своих отдаю ему в услужение!!! – она увидела, наверно впервые в своей жизни, как загорелись радостью глаза Угрюмов, подумала про себя, – Меня так никто не любит. Ко мне позвать Алексея Разума! – опять громко приказала она. Повернулась к послу, – А вас, граф, рада буду видеть вечером на балу, впрочем, как и каждый день у себя в апартаментах, а вечерами на машкерадах.
Вот так появился при дворе загадочный кавалер-мадемуазель.
Спустя несколько дней его видели на стройке Смольного монастыря. Он стоял, грациозно отставив ногу, и беседовал с архитектором Бартоломео Франческо Растрелли. Случайный слушатель был бы весьма озадачен их разговором.
– Я очень рад познакомиться с достопочтенным братом ордена Святого Иоанна Латеранского, если не ошибаюсь, Растрелли Флоренским, – галантно взмахнув шляпой, начал гость, – Разрешите представиться – граф д. Эон.
– Чем обязан такому визиту? – повернулся к нему архитектор, – И откуда вы знаете мой второй титул?
– Я знал вашего отца Карло, когда он работал в Риме и Париже. Если я не ошибаюсь, его ведь там встречал мой старый приятель Лефорт. А он был в достаточной большой чести среди орденской братии.
– Да господин граф, мой отец работал в Париже, и там встречался с Великим Магистром Лефортом. Буду рад помочь вам, если моя помощь понадобится.
– Уважаемый Варфоломей, так вас, кажется, называют в этой стране, не сочтите за труд покажите мне свою работу.
– Извольте, – архитектор повел гостя по двору, – Это будущий Воскресенский монастырь. Мы зовем его просто – Смольный. Жить здесь должно более чем ста сестрам. Для каждой свой апартамент, с комнатой для служки, кладовой для припасов и кухней. Рыцарская такая архитектура, как когда-то у сестер вравроний была. Двор крестообразный, а по контуру кельи и в каждом венце по домовой церкви, дабы сестра и в стужу и в зной могла бы из-под крыши не выходить. В центре креста – Собор и колокольня. Собор буду ставить не по ромскому маниру в один купол, а по старым обрядам на пять куполов, как в Святом граде Володимире стоял. Да колокольню вознесу метров на полтораста над водами реки сей – Навы. Стиль будет вычурный, парадный, богатством все будет блистать. Для великой императрицы в великой стране строю. Стиль свой называю барокко, буквально значит «вычурный». В Европах такое тоже строят, но бледно. У нас злато, колер дивный лазоревый и бирюзовый. Европам за нами не угнаться, не в укор маркизе де Помпадур. Их Версаль, как это у русских говорят, нам в подметки не годится. Так то вот!
– Хороша задумка! Кроме тебя каменщик, кто сможет дело довести?
– Мастер каменщиков вольных. А что?
– Будешь дворец ставить в сердце города нового. Здесь, супротив крепостницы, что на Веселом острове стоит.
– Супротив Павла и Петра, – уточнил Мастер.
– Супротив Петра и Павла, – поправила его Малка.