м, что Боги не дадут ей Живой воды, пока не наступила Эра Водолея, рассеялись как туман, над озером. Эта рыжеволосая кроха действительно была Совершенной. Он понял это потому, как разговаривали с ней там внизу, те, к кому она подходила, за советом или за помощью. Он понял, что они не просто уважают ее, они ее любят. Все. Все без исключения. Даже не знающие любви Аринии Богини Мщения. Он ждал, когда она поднимется к нему. Она подошла.
– Послушай меня, девочка. Я очень стар и, говорят, мудр, – Симон сделал паузу, она не перебивала, – Ты хочешь раскрутить мир вокруг оси Ойкумены. Ты хочешь завершить Эпоху, цикл, тем, чтобы опустить мир на дно зла? Я правильно понял?
– Да! – спокойно сказала Совершенная, – Что бы потом…
– Я знаю, – остановил ее он, – Ты хочешь окропить идеалы новой Эпохи Мертвой водой еще в это время, чтобы с первых шагов в новом времени они могли воспринять Живую воду? Я правильно понял?
– Да! Я хочу, чтобы Свобода, Равенство и Братство напились Мертвой воды уже сейчас!
– А чем ты удержишь мир, чтобы он не расползся у тебя под пальцами, как гнилое одеяло, – он чуть повысил голос, – Если ты не держишь его единой властью, и единой верой в одном кулаке?
– Я удержу его золотой сетью!
– Вот как!!! – Симон опешил, – Ты водрузишь золотого тельца!!! Но зачем?
– Затем, что бы ты успел, объединившись с Петром возродить в людях веру в себя, веру в Мать-Природу, в собственные силы, и собственные соки текущие внутри каждого человека. Чтобы не только я и мои жрицы, поклонялись Зеленой Богине. Что бы не только ты знал путь к Дереву Познания, Дереву Добра и Зла. Чтобы….
– Я все понял. Но ты уверена, что у вас хватит сил бороться с этим миром, пока я буду возрождать дух сыновей и внуков божьих в них самих? У вас хватит сил, ходить по колено в крови и отбросах. Натравливать людей друг на друга, вместо того чтобы беречь их?
– Мы постараемся, – тихо ответила она.
– Как это «мы постараемся», – зло сказал волхв, – Взялся за гуж – не говори, что не дюж! А если у вас не хватит сил? Вы что ж выпустите на волю все людские пороки, всю грязь, все войны, все болезни, а потом у вас …не хватит сил!? Ты думаешь, что ты говоришь и что ты делаешь?
– Но ты же Великий Учитель будешь стоять на страже Портала, ты будешь у Врат, и никто никогда не сможет их открыть, чтобы перейти в Навь!
– Значит, если вы не сдюжите, в Яви будет полный Хаос, а я должен спасать Навь? Нет! Девочка. Ты должна победить! Или не начинать этого вообще!
– Если мы будем бояться начать, это произойдет само собой. Ты ведь знаешь это. Ты же пророк! Я ведунья, но ведь и ты пророк! И ты знаешь, что этот путь необратим. Мы только можем его чуть-чуть подправить. И я не боюсь это сделать!
– Хорошо! Я согласен нести этот крест вместе с тобой! Ты все сказала, что им делать? – пальцы его, сжимающие посох, побелели от напряжения.
– Да!
– Последний вопрос. Кто? Кто опутает мир золотой паутиной?
– Фрея и Роллан.
– Взбалмошная богиня, помешанная на свободе во всем, и главный над тайными палачами, – Симон хмыкнул, – Странно устроен мир в Яви. Но пусть будет так! Ты уверена в них?
– Как в самой себе!
– Тогда я готов. Приказывай, Сиятельная! – и он преклонил колено пред ней как перед богиней.
Весь Вселенский Собор увидел это. На фоне грозового неба, озаренного заходящим солнцем в какой-то кроваво-красный цвет, четко выделялась фигурка маленькой богини с распущенными волосами, полыхавшими огнем в последних лучах Солнца и коленопреклоненного перед ней Учителя мудрости. Великий волхв признал своим кумиром эту маленькую хранительницу русской земли с тонкой талией и вздернутым носиком. С синими-синими глазами, как два русских озера, но полыхавшей в их глубине могильной тьмой. И с седой прядкой в огненных волосах, полученной когда-то в юные годы.
Глава 7Заговор
Движение к добру человечества совершается не мучитетелями, а мучениками.
Неожиданно для всех новый император вознамерился жить в Зимнем дворце в Петербурге. Аргументы, что тот еще не достроен, мало убеждали его. Приказ был краток, чтоб к лету было готово сто комнат с отделкой и мебелью. Все делалось в спешке и в суете. В последние дни перед переездом Петра III во дворец луг перед ним был настолько загроможден строительными материалами разбросанными между всяческими шалашами и хибарами, что к дворцу нельзя было подъехать, а между тем луг надо было очистить до переезда императора.
– А вы предложите народу забрать себе все, что тому пожелается, – со смехом подсказала княгиня Дашкова, хитро подмигнув Екатерине.
– Только от имени государя, а то не поверят, – сразу поняв ее задумку поддержала та, – Где ж это видано казенное добро безнаказанно домой тащить.
Анненковские кавалеры Петра, попавшись на удочку, и не видя другого пути угодить государю, отдали приказ огласить императорскую волю, и разрешить всем брать то, что ему по душе из лежащего на луге перед Зимним дворцом. После сей публикации, произошло столпотворение великое. Весь Петербург властно как взбеленился в один миг от этого. Со всех сторон и изо всех улиц бежали и ехали целые толпы народа. Всякий спешил и, желая захватить что-нибудь получше, бежал без ума, без памяти и добежав, кромсал, рвал и тащил, что ни попалось ему прежде всего в руки, и спешил относить или отвозить в дом свой и опять возвращаться скорее. Шум, крик, вопль, всеобщая радость и восклицания наполняли тогда весь воздух. Трудно было разобрать, что там кричал народ, но серые тени шептали в уши Екатерине Малке:
– Народ кричит, что государь совсем с умом расстался. Что только безумные может добро свое в распыл пущать. Что он такоже и государство растащить велит, коли на троне засидится…
Тащили до полудня ни мало не смутясь тем, что приехал вскорости сам император. Сам государь же не мог довольно нахохотаться, смотря на оное. И что же, не успело истинно пройти несколько часов, как от всего несметного множества мусора и токоже хижин, лачужек, хибарок и шалашей, стоявших на лугу, не осталось ни одного бревнышка, ни одного отрубочка и ни единой дощечки, а к вечеру как не бывало и всех щеп, мусора и другого дрязга.
– Эк чисто подмели, канальи. Впредь там, где грязь буду народ звать, пусть чистит, – смеялся властитель земли русской.
– Вот так они и Русь растащат, дай им только волю, – зло сплюнула Малка.
Петр III же, вволю нахохотавшись вошел во дворец. Навстречу ему шагнул Растрелли, поднес большой план дворца. Петр бросил на ходу:
– Я должен подарить что-нибудь Растрелли? Но деньги мне самому теперь нужны. Я знаю, что сделаю, и это будет для него приятнее денег. Я дам ему свой голштинский орден, он не беден и с амбицией, и примет это за особую милость, и я разделаюсь с ним честно, не тратя денег.
К середине лета, однако, дворец и серый грязный Петербург ему наскучили. И подстрекаемый с двух сторон, с одной Воронцовой, а с другой Екатериной, он начал склоняться к мысли, что в Померанцевом городке, не в пример этому серому городу, краше и милей. Государь объявил, что он возвращается в Ораниенбаум к своим пистолям и скрипкам, а по случаю сему дает прощальный обед. Екатерине же тоже негоже оставаться здесь в гнилых болотах, так что пусть собирается в Петергоф.
За обедом под пристальным взглядом Малки Петр опять зачудил. Вдруг вскочил с бокалом и сбивчиво закричал.
– Дядя Фриц дает мне совет венчаться немедля на царство в Москве! Мол, я здесь никто! Мол, меня еще Русь не признала! Я покажу этому сброду бородатых козлов, как себя вести! – он залпом опрокинул в себя бокал вина, – Я прикажу поснимать все иконы в церквах!
– Может, хоть Богородицу оставишь? – тихо спросила Екатерина.
– Деву Марию? – он икнул, – Оставлю, – согласился неожиданно даже для себя, но тут же закричал, – А попы пусть сутаны снимают и бороды бреют! Тех, кто старые веры чтит…, – он задумался, ничего не придумал и вдруг выпалил, – У монастырей земли и имущество отнять!!!
Орденские братья переглянулись. Первыми покинули обед братья Святого Самсона, за ним иоанниты, последними встали опора трона, кавалеры Святой Анны и братья обители Александра Невского. Екатерина поняла, Петр остался один. На утро он в окружении личной гвардии отбыл в свой дворец между двух потешных крепостей на берегу Балтийского моря.
К началу лета, и сама Екатерина перебралась в Петергоф, но по совету Екатерины Малой расположилась не во дворце, а неподалеку, в павильоне «Монплезир», у самого берега. Там она затаилась в ожидании событий готовая либо встретить посланцев от заговорщиков, либо бежать от слуг мужа. Петр передал ей, что он приедет в Петергоф, чтобы отпраздновать свои именины в Петров день, и что она должна быть готова принять его.
– Что кроется за этим желанием? – думала молодая императрица, – Еще раз оскорбить ее публично или заточить в тюрьму, как он сто раз обещал?
А маятник заговора начал отсчитывать последние часы. Сбор был назначен у братьев Орловых.
Когда все вернулись из Беловодья в Явь, Брунгильда вымолила у Малки право самой найти героев этого приключения, и, получив разрешение, с радостным воинственным кличем удалилась. Не успел Микулица приехать в Москву под именем господина Одара, в котором правда весь двор без труда узнавал загадочного графа Сен-Жермена, как она представила ему своих питомцев. Это и были братья Орловы.
В ее выборе не было ничего удивительного, поскольку братья Орловы были, по словам неистовой валькирии, действительно уникальными личностями. Родоначальника их знаменитой династии она знала еще со времен стрелецкого бунта. За храбрость и силу, еще тогда, товарищи прозвали его Орлом. Приговоренный к смерти и возведенный на плаху, он спокойно оттолкнул ногой окровавленную голову казненного товарища, мешавшую ему пройти. Брунгильда, увидев это, сделала все, чтобы царь помиловал Орла. За храбрость свою он был, затем, возведен в чин офицера и получил дворянство, не без покровительства валькирии. У него было девять внуков. Из них пятеро остались в живых. Это и есть пятеро знаменитых братьев: Иван, Григорий, Алексей, Федор и Владимир. Трое из них – Григорий, Алексей и Федор офицеры гвардейских полков, так необходимых для осуществления переворота. Старший из Орловых, Иван, достаточно влиятельный человек, отстаивала тогда перед чернокнижником свой выбор воительница. Он, отказавшись от чинов и орденов, между тем пользуется большим влиянием в Сенате и в гвардии. Владимир, самый младший брат, вице-директор Академии наук, и знает всю ученую братию в стране. И в конце тогда она добавила главный свой аргумент, противовеса которому по ее разумению и быть не могло: