– И я люблю тебя, Люк. – Она прижалась щекой к моей груди. – Я же говорила тебе, что это не прощание.
Я приподнял ее и уложил на койку.
– Ты и я никогда больше не должны прощаться, – шепнул я. Ее взметнувшиеся руки потянули меня вниз, в волшебный мир, которого я никогда доселе не знал.
Как прекрасна плоть любви.
Когда ночью я проснулся, она спала на своей половинке, спиной к стене и подтянув колени, насколько позволяло ей пространство. Глаза ее были закрыты и даже в лунном свете я видел, какие длинные и темные у нее ресницы и как она во сне напоминает маленькую девочку. Она медленно открыла глаза.
На секунду прикрыв их, она затем снова приоткрыла их. На лице ее появилась озорная улыбка. Она притянула мою голову к своей груди.
– Иди сюда, малыш.
Ее груди были как маленькие спелые плоды, нежные, твердые и теплые, как июльские персики. Целуя их, я слышал, как она стонет от удовольствия. Позже, много позже, она легла, уткнувшись лицом мне в плечо.
– Люк, – шепнула она. – У меня никогда не было так раньше. Никогда.
Я нежно погладил ее по голове. Мне не хотелось отвечать. Она подняла голову, чтобы заглянуть мне в глаза.
– Ты веришь мне? Веришь?
Я молча кивнул.
– Ты должен верить мне. Ты должен! – яростно прошептала она. – Что бы там люди не говорили.
– Я верю тебе.
К моему удивлению, ее стала бить дрожь и она была готова разрыдаться.
– Есть люди, которые ненавидят меня! Которые завидуют всему, что у меня есть, и всему, что я делаю. Они вечно распускают обо мне разные слухи. Рассказывают всякую чушь.
Припоминаю, что в этот момент я почувствовал себя куда более мудрым и старым, чем она.
– Забудь о них. Такие людишки всегда существуют. Но я знаю тебя. И каждый, кто знает тебя, уже ничего не будет слушать.
Я снова прижал ее голову к плечу, и несколько погодя она перестала дрожать.
– Люк, о чем ты думаешь? – Подняв голову, она вглядывалась мне в лицо. – Люк, я должна сделать тебе одно страшное признание.
Внезапно где-то под сердцем я ощутил страх. Если она собирается соврать мне о чем-то, я ничего не хочу знать. Я не хочу знать ничего, что может нарушить наше единство. Я не мог вымолвить ни слова.
Думаю, она догадалась, что со мной делается, потому что поддразнивающе улыбнулась.
– Я не умею готовить.
Я ощутил такое облегчение, что ситуация стала едва ли не комичной. Я рассмеялся. Затем сполз с койки и отправился готовить кофе.
Вернувшись, я увидел, что она нашла кусок проволоки. Пока я ставил на стол крепкий кофе, она сидела, играя с ним. Я не мог скрыть восхищения, видя, как кусок металла оживал у нее в руках, обретая очертания прыгуна в воду. Она увидела, что я смотрю на нее, и бросила проволоку.
– Не бросай, – остановил я ее. – Хотел бы я уметь делать такие штуки.
Она улыбнулась.
– А мне порой не хотелось бы уметь. Я хотела бы остановиться, но не могу. В любом предмете я вижу его внутреннюю сущность, и она словно требует от меня, чтобы я освободила ее. Ты понимаешь, что я хочу сказать?
– Думаю, что да. Ты баловень судьбы. Многие видят суть вещей, но не могут высвободить ее.
Несколько секунд она смотрела на проволочную фигурку, а затем небрежно отшвырнула ее.
– Да, я одна из тех, кому повезло, – едва ли не с горечью сказала она. – А ты? Что ты собой представляешь?
Я пожал плечами.
– Не знаю. Никогда не задумывался над этим. Пока я просто обыкновенный парень, который ждет окончания войны.
– И чем ты тогда будешь заниматься?
– Искать работу. Может быть, если мне повезет, я успею поставить несколько домов, прежде, чем состарюсь и меня выкинут. Хотя я даже не знаю, по силам ли мне это будет. У меня не было возможности проверить себя в деле. Сразу же после колледжа я ушел в авиацию.
– Профессор Белл говорит, что ты был очень способным.
– Да, ему так кажется, – улыбнулся я. – Я был его любимчиком.
– Может быть, я смогу помочь тебе. У меня есть двоюродный брат, который очень известный архитектор.
– Знаю. Джордж Хайден. «Хайден и Каррузерс».
– Откуда ты знаешь?
– Сказала твоя мать.
Она задумчиво посмотрела на меня, а потом потянулась за сигаретой.
– Мать не теряет времени даром, – она глубоко затянулась.
Я не ответил.
Она откинулась на спину.
– Здесь так тихо. И так далеко от всего мира. Никакого шума, который ты постоянно слышишь, нет людей, которые пристают к тебе. Потрясающее спокойствие. Словно ты совершенно один в другом мире.
Я по-прежнему молчал.
– Люк, – она не смотрела на меня. – Ты хочешь жениться на мне?
– Да.
Теперь она снова была со мной, и ее глаза, не теряя своей темной глубины, зажглись.
– Тогда почему ты не сделаешь мне предложения?
– Что я могу дать такой девушке, как ты? – спросил я. – У меня ничего нет. Ни денег, ни работы, ни будущего. Я даже не знаю, смогу ли я содержать свою жену.
– Неужели это так важно? У меня хватает…
– Но я такой, и не могу быть иным, – прервал я ее. – Считай, что я настолько старомоден.
Она встала рядом на колени и взяла меня за руку.
– Это неважно, Люк. Верь мне, это в самом деле неважно. Попроси меня, чтобы вышла за тебя замуж.
Я молча изучал ее. Она отвела глаза.
– То есть… если ты действительно этого хочешь. Но из-за того, что между нами было, ты ничем мне не обязан. И я хочу, чтобы ты это знал.
Я повернул ее лицо к себе, чтобы видеть его.
– Я люблю тебя. Ты выйдешь за меня замуж?
Она ничего не ответила, а только посмотрела на меня и кивнула. На глазах ее блестели слезы. Склонившись к ней, я нежно поцеловал ее в губы.
– Я должна сказать Сэму об этом.
– Сэму? – переспросил я. – Зачем?
– Это необходимо. Это часть его обязанностей. Он должен будет составить сообщение для прессы. Так будет куда лучше, чем если первым все узнает сплетник-колумнист и сочинит какую-нибудь статейку.
Я не ответил.
Она взяла меня за руку.
– Сэм – хороший друг.
– В ту ночь, когда мы познакомились, ты с ним встречалась.
– А, вот в чем дело. Ты его ревнуешь. Я промолчал.
– Не стоит. Сэм много лет был мне хорошим другом. С тех пор, когда еще ходила в школу.
– Знаю. Он мне подробно все рассказывал. Несколько секунд она не сводила с меня глаз.
– И все это время он был мне всего лишь хорошим другом. Что бы там люди не говорили, между нами никогда ничего не было.
– Это одна из тех вещей, относительно которых ты хочешь меня предупредить? – спросил я.
– Да. Это одна из их грязных сплетен!
Вот именно тогда я и сделал первую ошибку в нашем браке. Пусть это была ложь, но это была ее ложь. Не знаю, как я догадался, но все понял. Может быть, чересчур честный прямой взгляд, которым она смотрела на меня, и убедительный тон ее голоса. Что-то тут было не так. Раньше я такой ее никогда не видел, что-то тут было не то.
Но я сам сделал ошибку, и теперь уж ее не поправить. Одна ложь влечет за собой другую, втягивая в свои сети не только лжеца, но и того, кто пытается верить ей – пока правда не становится настолько ужасной, что ее уже невозможно воспринимать. Но тогда я еще ничего не знал.
Вместо этого я решил, что события, которые она хочет скрыть от меня, были давным-давно. Они происходили, когда я еще не знал ее, и сейчас они не имеют никакого значения. Я любил ее, она любила меня, а все остальное осталось во вчерашнем дне. Поэтому, наклонившись к ней, я легко поцеловал ее в щеку.
– Я верю тебе, – сказал я.
7
Посмотрев на Дани, сидящую рядом со мной, я перевел глаза на Нору, которая сидела по другую сторону стола между Харрисом Гордоном и своей матерью. После того, как мы обменялись несколькими вежливыми словами при встрече, она старательно избегала моего взгляда. Интересно, вернулись ли к ней злые демоны памяти, терзающие ее так же, как меня.
Харрис Гордон взглянул на часы.
– Думаю, что нам лучше подготовиться, – сказал он. Он глянул через стол на Дани и улыбнулся. – Вставай и бери свое пальто, девочка.
Дани несколько секунд смотрела на него, а потом молча встала и покинула помещение. Между нами воцарилось неловкое молчание, словно с ней исчезла та невидимая связь, которая делала возможным общение между нами.
Гордон откашлялся.
– Дани может ехать вместе с матерью и бабушкой. – Он повернулся ко мне: – Я буду рад, если вы составите мне компанию, полковник. Нам представится возможность переговорить.
Я кивнул. Это было то, что и я хотел. Мне по-прежнему ничего не было известно кроме того, что я узнал из краткого телефонного разговора прошлой ночью. Во время завтрака мы старательно избегали касаться темы, которая свела нас.
– Мы можем ехать на моей машине, мама, – сказала Нора. – Чарльз отвезет нас.
Невозмутимость покинула миссис Хайден, когда она поднялась. С мрачноватой улыбкой она глянула на меня.
– Довольно неприятное дело – становиться старой вороной. В этом нет никакого благородства, как бы тебе этого не хотелось.
Кивнув, я улыбнулся ей в ответ. Я прекрасно понимал, что она имела в виду.
Когда старая леди в сопровождении Гордона вышла, мы с Норой остались наедине.
– Еще кофе? – спросила она, беря чашку. Я кивнул.
– Со сливками или с сахаром? Я посмотрел на нее.
Она покраснела.
– Как глупо с моей стороны. Я и забыла. Черное! Без сливок. Только с сахаром.
Какое-то время мы молчали.
– Тебе не кажется, что Дани стала очень хорошенькой?
– Да, она стала хорошенькой, – согласился я, отпив кофе.
– Что ты о ней думаешь?
– Не знаю, что я могу думать о ней. Все это было так давно, а сейчас я видел ее всего несколько минут.
В ее голосе появились нотки сарказма.
– Не думаю, что тебе потребуется много времени сообразить, что к чему. Ведь вы всегда так понимали друг друга.
– Понимали. Но это было так давно. Теперь она выросла, и нам обоим много чего пришлось пережить. Не знаю, может быть, со временем все и вернется.