– Так мне все говорили.
– Кто? – Голос у мисс Дженингс был спокоен и мягок. – Твои родители?
Дани не ответила.
– Вижу, что ты не обратила особого внимания на то, что говорил судья Мэрфи. Это не зависит от твоих родителей. Решать твою судьбу будет только судья. Он может и оставить тебя здесь, и послать в Перкинс для наблюдений, а так же отправить домой. Только ему решать, что лучше для тебя.
– Он не может вечно держать меня здесь, – возразила Дани.
– Почему ты так считаешь, Дани? – спросила мисс Дженингс. – Разве причина, по которой тебя доставили сюда, не достаточна, чтобы и дальше держать тебя здесь?
Дани уставилась в пол.
– Я не это имела в виду, – мрачно сказала она.
– Откровенно говоря, ты считаешь, что сможешь убедить судью Мэрфи отпустить тебя домой. Все, кто попадают сюда, говорят то же самое. – Мисс Дженингс потянулась за сигаретой. – Ты должна доказать ему своим поведением, что, если он отпустит тебя домой, ты больше не будешь причинять никаких хлопот.
Она пошелестела бумагами на столе.
– Я только что закончила досье на девочку, которая уже несколько раз была здесь. На этот раз судья поступил с ней довольно решительно. Она не доказала, что ей можно доверять. – Она посмотрела на Дани. – Думаю, ты знаешь ее. Она была в соседней с тобой комнате.
– Вы имеете в виду Сильвию?
Мисс Дженингс кивнула.
– За что? – спросила Дани. – Она же такая хорошая девочка.
– Может быть, для тебя она и в самом деле такая. Но она вечно попадает в неприятности.
– Ее единственная неприятность в том, что мальчишки сходят от нее с ума.
– Это лишь одна из ее неприятностей, – улыбнулась мисс Дженингс. – Сильвия неразборчива в связях. Она тут в третий раз. Каждый раз ее находят с другим мальчиком и каждый раз выясняется, что она подбивает ребят угнать машину, чтобы покататься. Она беззаботно относится не только к своему моральному облику, но и оказывает плохое влияние на всех, с кем сближается.
– И что с ней сделают?
– Скорее всего, ее направят в исправительное заведение, пока ей не исполнится восемнадцать лет.
Дани промолчала.
– Я пыталась помочь ей. Но она не дала мне такой возможности. Она уверена, что все знает сама. Но ведь это не так, не правда ли?
– Думаю, что нет, – призналась Дани.
Сдвинув в сторону стопку бумаг, мисс Дженингс положила перед собой другую стопку, расположив их так, что Дани могла видеть текст.
– Я получила отчет от мисс Спейзер, – сказала она, нажимая коленом вмонтированную в ножку стола кнопку включения магнитофона. – Сегодня она побывала в школе мисс Рандольф, а затем побеседовала с твоей матерью.
– Да? – вежливо поинтересовалась Дани.
– И учителя, и твои одноклассники проявляют большое участие к твоей судьбе. Они говорят, что у тебя со всеми хорошие отношения.
– Очень мило.
– Твоя мать была очень удивлена, узнав, что у тебя были сексуальные отношения с мистером Риччио.
Дани поперхнулась от возмущения.
– Кто это сказал?
– Но это правда, не так ли?
– Это неправда! – возразила Дани. – Кто бы это ни сказал, он лжец!
– Тогда что нам делать вот с этим? – Мисс Дженингс вынула из ящика стола плоский металлический футляр. – Это было найдено в твоем столе под фотографиями.
Дани подняла на нее глаза.
– Это все Виолетта! – сердито выпалила она. – Она знала, где я держу ключ.
– Кто такая Виолетта?
– Горничная моей матери. Она вечно все вынюхивает и шпионит за мной!
– Ты не ответила на мой вопрос, Дани, – резко прервала ее мисс Дженингс. – Если это не мистер Риччио, так кто же тогда?
– Почему вообще кто-то должен быть? – возразила Дани. – Только потому, что у меня нашли эти штучки?
– Ты кое о чем забываешь, Дани. Когда ты прибыла сюда, тебя обследовал врач. – Она взяла очередной лист бумаги. – Хочешь, чтобы я прочитала тебе ее заключение?
– Не стоит, – насупилась Дани. – Это могло случиться и от верховой езды.
– Тебе лучше знать. Это одна из самых старых отговорок. – Она наклонилась вперед. – Я всего лишь пытаюсь помочь тебе, Дани. Я не хочу, чтобы судья отсылал тебя, как Сильвию.
Дани молча смотрела на нее.
– Расскажи мне, что произошло? Он изнасиловал тебя? – Она серьезно смотрела на Дани. – В таком случае, расскажи мне все. Это поможет судье понять причины твоего поступка. И он учтет их, когда будет выносить решение.
Несколько мгновений Дани колебалась, глядя в глаза психолога.
– Да, – наконец призналась она тихим голосом. – Он изнасиловал меня.
Салли Дженингс, не отвечая, внимательно смотрела на нее.
– Ну? – спросила Дани. – Разве это не те слова, что вы хотели от меня услышать?
Психолог откинулась на спинку стула, не в силах скрыть раздражение на лице.
– Нет, Дани. Я хотела, чтобы ты мне рассказала правду. Но ты скрываешь ее. Ты врешь. – Она снова нажала кнопку, на этот раз остановив запись. – И если ты врешь мне, я не могу помочь тебе.
Дани опустила глаза.
– Я не хочу говорить об этом, мисс Дженингс. Я даже не хочу вспоминать ни о чем, что было раньше. Я просто хочу все это забыть.
– Так легко не получится, Дани. Единственный путь избавиться от того, что тебя мучает, это откровенно выложить все и прямо посмотреть в лицо действительности. И тогда ты поймешь, и почему ты так поступила, и что нужно делать, чтобы это никогда больше не случилось в твоей жизни.
Дани не ответила.
Психолог надавила кнопку вызова надзирательницы.
– Хорошо, Дани, – устало сказала она. – Можешь идти.
Дани встала.
– Завтра в это же время, мисс Дженингс?
– Не думаю, Дани. Мне кажется, что нам больше ничего не удастся выяснить. И в дальнейших беседах нет никакого смысла, не так ли?
– Я тоже так думаю, мисс Дженингс.
– Конечно, если ты захочешь еще поговорить со мной, я буду на месте.
– Да, мисс Дженингс.
В стеклянную дверь постучали. Психолог встала.
– Удачи тебе, Дани.
– Спасибо, мисс Дженингс. – Направившись к дверям, Дани остановилась и повернулась. – Мисс Дженингс?
– Да, Дани?
– О Сильвии, – сказала Дани. – А вы не думаете, что она никогда не попала бы в беду, если бы у всех ее знакомых ребят были свой собственные машины?
Мисс Дженингс с трудом подавила невольную улыбку. Многим подросткам с отклоняющимся поведением такой подход кажется наилучшим решением. Дать всем по собственной машине.
– Не думаю, – возразила она, придав лицу самое серьезное выражение. – Видишь ли, Сильвия вообще склонна к неправильному поведению. Если бы не машины, которых она заставляла ребят угонять, было бы что-то другое. В действительности же Сильвии необходимы были доказательства, что они достойны ее благосклонности. Она понимала, что если они совершат подобный поступок, то и ее поведение не будут воспринимать, как что-то плохое. Таким образом она пыталась оправдать сама себя.
– Понимаю, – Дани задумчиво посмотрела на психолога. – Прежде чем меня тут не будет, смогу ли я еще повидаться с вами?
– В любое время, Дани, – ответила мисс Дженингс. – Я всегда на месте.
10
Варварский берег, как его принято было называть, представлял собой лишь россыпь грязно-серых зданий, которые ныне используются под склады и маленькие мастерские. Разбросанные между ними тут и там, ютятся различные ночные клубы, которые ведут отчаянную борьбу за существование, торгуя грехом и потускневшим блеском прошлых дней. Лучшие из них расположены на одном уровне с уличными магазинами, и в них играет джаз. На какой-то дикой смеси чикагского и нью-орлеанского стилей.
Они привлекают «аффисионадос» и мальчиков из колледжей, мечтательно слушающих диковинные звуки, в которых, как они уверены, заключены новые формы искусства. Худшие же кабаки имитируют обвитые плющем берлоги на Норс-Бич или напоминают второразрядные забегаловки.
«Денежное Дерево» относилось к этой последней категории. Остановившись перед ним, я посмотрел на часы. Было уже около полуночи. По обе стороны от входа красовались длинные узкие фотографии. На обоих было изображено одно и то же. Грузная, оплывшая пожилая женщина в тугом вечернем платье с блестками, как минимум, на четыре размера меньше того, что было бы нужно ее затянутой в корсет фигуре, и с полным ртом золотых коронок. Над фотографиями сияли огромные буквы: «ВНУТРИ ВАС ЖДЕТ МОД МАККЕНЗИ!»
Если бы я был на бирже увеселительных заведений, такая фотография могла бы привлечь меня в последнюю очередь. Но я был в совсем другом месте. Здесь работала Анна Страделла, и я договорился с ней встретится по окончании последнего представления. Она была фотографом в этом клубе.
– Заходи, приятель, – пригласил меня швейцар. – Представление начинается.
Я посмотрел на него.
– Наверное, я так и сделаю.
Прищурившись, он подмигнул мне.
– Если ты нервничаешь из-за того, что придется сидеть в темноте, скажи своему официанту, что Макс попросил его позаботиться о тебе.
– Спасибо, – поблагодарил я, заходя внутрь.
Если на улице был сумрак, то здесь просто сплошная тьма. Не было видно даже собственных рук. Из темноты выплыл белый пластрон на груди старшего официанта.
– Вы предварительно заказали место, сэр?
Я усмехнулся про себя, заметив целый ряд пустых столов с белыми скатертями.
– Нет. Но ничего страшного. Я посижу у бара.
– Простите, сэр, – вежливо возразил официант, – бар обслуживает клиентов только по субботам и воскресеньям. Но у меня есть прекрасный столик как раз впереди.
У них не было ничего другого, кроме прекрасных столиков впереди.
Заняты были, максимум, столов десять из шестидесяти. Он придержал стул, пока я усаживался, и остановился по обок в ожидании чаевых. Я сунул ему мелочь, и он испарился. Возможно, он и огорчился, но все же это лучше, чем ничего.
За спиной у меня возник официант, и я заказал бурбон. Без воды. Они и так подливают ее в бутылку. Отхлебнув виски, я огляделся. Анны Страделлы нигде не было видно.