И я почувствовал, как у меня сжалось сердце. Она все знала, и все же отпустила меня. Это было больше того, что любой мужчина может требовать от своей жены.
Я посмотрел на Нору, и мне показалось, что я в первый раз по-настоящему вижу ее. Сэм Корвин был прав, когда говорил, что единственное, чем она по-настоящему была увлечена, было ее искусство. Кроме него, для Норы никого и ничего не существовало.
– Я приехал помочь Дани, – тихо сказал я. – Но не для того, чтобы разрушать чью-то жизнь.
– До чего благородно. И теперь, насколько я понимаю, ты будешь изливаться мне, как ты любишь свою жену!
Я задумчиво посмотрел на нее. Внезапно я улыбнулся. Она сама все обрекла в слова.
– Это верно, Нора, – подтвердил я. – Я в самом деле люблю ее.
– И что же, как ты думаешь, останется от ее любви, после того, как она увидит те снимки, которые я ей послала?
Я ждал этого. И ничего не ответил.
– И какая тогда у тебя будет причина отказывать мне?
– Самая убедительная в мире. Я не люблю тебя, вот и все. После таких слов любовь не может больше существовать. Она умирает. Она сгорает, уничтожая саму себя в пламени слов, полных ненависти и взаимных обвинений.
Ее разрывает на части гнев и насилие. Но и после взрыва от нее остаются останки, терзая сердце и память воспоминаниями о несбывшихся надеждах, о чувствах и страстях, которые так и не принесли плодов. И затем, когда звучат простые, словно бы сказанные ребенком, слова, она умирает окончательно.
Исчезают все призраки, испаряется чувство вины. Все встает на свои места, как и должно быть. Что бы ты ни сделал.
Направляясь обратно в мотель, я опустил окна в машине. Свежий ночной воздух охладил даже ненависть, которую я старался изгнать из души. Теперь Нора ничего не значила для меня. Больше ничего не значила.
17
Вернувшись в мотель в четверть одиннадцатого, я сразу же направился к себе в номер. Ровно в одиннадцать часов раздался стук в дверь. Я открыл ее.
С испуганным выражением на лице в дверях стояла Анна Страделла. Я сделал шаг назад.
– Входите, Анна, – сказал я, пропуская ее. – Почему он послал именно вас?
– Он подумал, что если тут будут полицейские, вы не передадите меня им.
– Не стоит так боятся. Тут никого нет.
В глазах ее появилось выражение облегчения.
– Я и не думала, что меня встретят полицейские.
– Вы принесли письма?
Молча она открыла сумочку, вынула оттуда письма и вручила их мне.
– А что, если я скажу, что у меня нет денег? Она пожала плечами.
– Это не имеет значения.
– Что же вы скажете своему брату?
Она повернулась ко мне лицом, и я увидел, что глаза ее полны скрытой боли.
– Я ничего не должна ему говорить. Прежде, чем взять у него письма, я вручила ему сто долларов.
– Почему вы это сделали? – спросил я.
– Потому что хотела, чтобы вы получили их. Мы и так причинили вам достаточно бед.
Она заплакала.
Я стоял, глядя на нее.
– Анна, прошу вас, не надо. У меня есть деньги.
– Я не из-за этого плачу. – По щекам у нее обильно текли слезы, и тушь на глазах оставляла темные подтеки. – Все так запуталось!
– Что именно? – спросил я. – Из-за чего вы плачете?
– Из-за Стива. Сегодня он попросил меня выйти за него замуж. И я не знаю, что ему ответить.
Я улыбнулся. Я так и не научусь по-настоящему понимать женщин.
– А я-то думал, что этого-то вы и хотели.
– Я хочу этого, – она высморкалась в «Клинекс», который вытащила из сумочки.
– Тогда в чем же проблема? Он же знал о своем брате.
Она посмотрела на меня.
– Да, он знал о Тони. Но он не знал кое-чего другого.
– О чем же еще он должен был знать?
– О том, что было известно Тони. О том, что приходится делать девушкам, которые работают на Кориано.
Я перевел дыхание.
– Вы хотите выйти за него замуж?
Она кивнула.
Я положил ей руку на плечо.
– Тогда не раздумывайте. Все остальное не имеет значения. Она подняла на меня глаза.
– Вы в самом деле так считаете?
– Он любит вас, иначе не просил бы выйти за него. И это главное. Она начала улыбаться.
– А теперь идите в ванную и умойтесь. Я позвоню портье и попрошу его прислать кофе. Оно необходимо нам обоим.
Зайдя в ванную, она закрыла за собой двери. Я созвонился с соответствующей службой мотеля и, сев в кресло, принялся просматривать письма.
Первым я открыл послание от Дани. Мне стало не по себе, когда я читал его. Такое письмо мог написать только ребенок, но то, о чем она писала, ребенок не должен был знать. Это было именно то письмо, которое имел в виду Лоренцо.
Кто-то постучал в двери. В этом мотеле прекрасно работает обслуживание, подумал я. И открыл двери.
Передо мной предстала Нора. Я застыл на месте, уставившись на нее.
– Могу ли я войти? – спросила она, проходя мимо меня в комнату. – Я пришла извиниться, Люк. – Она вынула конверт из сумочки. – Вот все твои снимки. Я не использовала их.
Машинально я взял конверт. Я так и не успел вымолвить хоть слово, как открылась дверь ванны, и оттуда вышла Анна.
В руках она держала полотенце, которым стерла грим с лица.
– Принесли кофе, мистер Кэри? – спросила она и, увидев Нору, запнулась.
Несколько секунд они смотрели друг на друга, а затем Нора резко повернулась ко мне. Выражение, с которым она зашла в номер, исчезло с ее лица. Теперь оно было одновременно озадаченным, гневным и обиженным.
– Я должна была бы лучше знать тебя, – холодно сказала она. – А я уж в самом деле начала было верить во все, что ты говорил.
Я взял Нору за руку, чтобы остановить ее.
– Нора.
Она грубо стряхнула мою руку и посмотрела мне прямо в лицо.
– А теперь ты можешь заткнуться. Ты не господь Бог. Ты только пытаешься говорить от его имени!
И за ней захлопнулась дверь.
– Простите, мистер Кэри. Я вечно во все влезаю…
Я продолжал смотреть на захлопнувшуюся дверь. Мне никогда раньше не доводилось слышать, чтобы Нора извинялась бы за что-нибудь. Никогда. Наконец я перевел взгляд на конверт в руке. В нем были снимки. Я сунул пакет в карман.
Снова раздался стук в дверь. На этот раз пришла горничная. Я расплатился за кофе и наполнил чашки.
– Вот, – сказал я, протягивая одну из них. – Выпейте. И вы себя будете лучше чувствовать.
Затем я вернулся к столу. Анна села по другую сторону от меня, и в ее больших глазах читалась печаль. Я вынул письмо Норы, доставшееся мне от Ренцо.
Внезапно мне показалось, что в комнате никого больше нет. Я видел только строчки письма, которое рассказало мне все. Все недостающие детали. Все ответы на те вопросы, которые я тщетно искал. И чтобы окончательно убедиться, я перечел последний абзац.
«А теперь, мой дорогой, когда мы окончательно назначили День Благодарения днем нашей свадьбы, хотела бы тебя предостеречь относительно кое-чего. Я женщина властная и ревнивая, и если поймаю тебя на том, что ты хотя бы бросил взгляд на другую женщину, я вырву тебе сердце и разрежу его на мелкие кусочки. Так что будь осторожен.
Со всей любовью,
Нора».
Откуда-то издалека донесся голос Анны.
– Что случилось? – спросила она. – Вы стали бледным, как полотно! Я поднял глаза от письма. Виски мне сжимала тугая боль, но когда я увидел сочувствие во взгляде Анны, она стала отпускать меня.
– Со мной все в порядке, – пробормотал я. – Ничего страшного. Теперь все стало на свои места. Все части и куски головоломки.
Спрямились мучительные повороты и исчезла изощренная ложь. Теперь я знал правду о том, что произошло между Норой и Дани, и я был единственным, кроме них, кому она открылась. Теперь оставалась только одна проблема.
Осталось только доказать суду, что моя дочь не совершала убийства. И что убийцей была ее мать.
ЧАСТЬ ПЯТАЯИСТОРИЯ ЛЮКАСудебный процесс
1
Дани была бледной и напряженной, когда вошла в зал суда. Следуя за Мариан Спейзер, она остановилась в дверях и огляделась.
Мы сидели за тем же длинным столом, что и во время последнего слушания, только на этот раз доктор Вайдман поместился рядом с Норой, а Харрис Гордон занял место между Норой и ее матерью. Мне досталось место у противоположного конца стола, где были места для Дани и инспектора по надзору.
Судья уже был на своем месте, так же, как секретарь суда и стенографист со своей машинкой. Охранник в форме стоял в своей привычной небрежной манере, прислонившись к закрытым дверям.
Когда Дани проходила мимо меня, я коснулся ее руки. Она была холодна, как лед. Я ободряюще улыбнулся ей.
Она попыталась улыбнуться мне в ответ, но у нее только искривились губы. Я поднял большой палец, давая ей понять, чтобы она приободрилась. Кивнув, Дани прошла мимо. На мгновение остановившись, чтобы поцеловать мать и бабушку, она проследовала на свое место.
Судья сразу же, не теряя времени, приступил к делу. Едва только Дани опустилась на стул, грохнул его молоток.
– Целью данного слушания, – объявил он, – является определение порядка будущего содержания и опеки Даниэль Норой Кэри, исходя из ее собственных интересов и интересов штата. – Он посмотрел на Дани. – Ты это понимаешь, Даниэль?
– Да, сэр, – кивнула Дани.
– Ты должна так же помнить, – продолжал он, – что, когда на прошлой неделе ты была в данном суде, я сообщил тебе о твоих правах: ты можешь вызывать собственных свидетелей, обращаться за помощью к своему адвокату, у тебя есть право задавать вопросы и делать любые заявления, если ты сочтешь, что какие-то слова оскорбляют тебя или искажают истину.
– Да, сэр.
– Я также вижу, что ты вместе со своей семьей согласны, чтобы мистер Гордон защищал ваши взаимные интересы. Ты подтверждаешь это, Даниэль?
– Да, сэр, – ответила она, не поднимая глаза на судью.
Судья посмотрел на всех присутствующих.