Это точно, судя по прошлому разу. Дай-ка подумать. — Энди отставил пиво и снова занялся котомкой. — Кстати, вот причинапо которой я здесь.
Угу.
Энди расстегнул котомку, вытащил небольшой черный металлический ящик с телефонной трубкой и заявил:
Мне придется на несколько минут отключить твой телефон.
Дортмундер подозрительно уставился на ящик.
Это автоответчик? Я же говорил тебе, Энди, что не намерен...
Нет-нет, Джон, я помню, как ты относишься к современным технологиям. — Ухмыльнувшись, Энди пожал плечами, развел руки и добавил. — И теперь я тебя понимаю. Единственная причина, по которой ты пользуешься автомобилями, состоит в том, что твоя квартира слишком мала, чтобы держать в ней лошадь.
Это что, сарказм, Энди?
Нет, что ты! Это — факс. Наверняка ты уже видел подобные.
Это точно. Не одну такую фиговину он оттащил скупщикам краденого. В обычном мире они являлись еще одним способом отправить другому человеку сообщение и получить ответ. Но среди жизненных приоритетов Дортмундера передача сообщений и получение в ответ дурных новостей явно не значились, и поэтому он не видел применения данному устройству в своем собственном мире. Даже если бы у него и был факс, кому бы он мог отправить сообщение? И что в нем написал? И кто бы ответил ему нечто такое, что нельзя было бы сообщить по телефону, письмом или за пивом в «Оу Джей» на Амстердам-авеню?
Тем временем Энди присел на корточки у телефона, выдернул его из розетки и принялся подсоединять факс.
Ну и зачем он вдруг мне понадобился? — ворчливо поинтересовался Дортмундер. — И сколько времени мне придется его тут терпеть?
Твое мнение о факсе глубоко ошибочно, Джон. Говорят, это устройство изначально придумали федералы для регулярного обмена информацией, но сейчас оно стало уже не менее рутинным, чем телефон. Минутку. — Энди снял трубку и набрал номер.
Надеюсь, это местный вызов?
Не совсем. Алло! Это Энди. Отправляй, — произнес Келп в трубку и повесил ее.
Не обращай на меня внимания, — вздохнул Дортмундер. Бурбон в его стакане практически закончился.
Не вставая, Энди обернулся к Дортмундеру и объяснил:
Мне звонил Уолли. У него есть новости, но никому из нас не хочется обсуждать их по телефону. Поэтому он...
Зазвонил телефон.
Сними трубку. Ты же рядом, — попросил Дортмундер.
Нет-нет, это Уолли.
Телефон зазвонил во второй раз, и в дверях появилась Мэй с кружкой чая. Она увидела черный ящик и спросила:
Это еще что?
Внезапно факс издал громкий высокий оглушительный писк, словно целая стая птенцов голубя, одновременно подвергшихся смертельным пыткам. Глаза Мэй расширились, чай в кружке заходил волнами, и она повторила:
Это еще что?
Голуби заткнулись — очевидно, сдохли. Ящик весело зажужжал.
Это факс, — пояснил Дортмундер. — Похоже, это единственный способ, которым отныне предпочитает общаться Уолли.
Поехало! — воскликнул Энди.
Дортмундер и Мэй в немом восхищении наблюдали, как из ящика начал выползать широкий белый бумажный язык с напечатанными на нем буквами.
Энди по-отечески улыбнулся ящику.
Напоминает станок по производству макарон, правда?
Ага, — с трудом выдавил Дортмундер.
Белая бумага, сворачиваясь в свиток, подобно папирусу, продолжала медленно выползать из ящика. Наконец, она остановилась, раздался дребезжащий звонок, и Энди нагнулся, чтобы оторвать лист. Выпрямившись, он прошествовал обратно к дивану, уселся, отхлебнул пива, развернул факс (в этот момент он напоминал глашатая, объявляющего о прибытии в королевство герцога из Карпат) и зачитал:
«Дорогие Джон, Энди и мисс Мэй...». — Он прервался и с улыбкой заметил. — Какой вежливый парень этот Уолли!
Он — чудесный человек, — заявила Мэй и присела. Но, как подметил Дортмундер, она оставалась напряженной, сидя на краешке кресла и сжимая чашку с чаем обеими руками.
Энди вернулся к оглашению воззвания, или как еще это там называлось:
«Мне удалось скачать информацию из внутренней сети «ТрансГлобал Юниверсал Индастриз», личной холдинговой компании Макса Фербенкса. Его планы изменились. Вместо Найробионлетит обратновНью-Йорк».
Хорошие новости, — произнес Дортмундер с легким удивлением, как другой на его месте воскликнул бы: «Смотрите! Единорог!».
«Он собирается прибыть завтра вечером...».
В среду, — уточнила Мэй.
Точно. «... потому что на четверг назначена его встреча с судьей по поводу Главы 11.
В пятницу он уедет в Хилтон-Хед, а затем вернется к своему прежнему графику».
Он собирается провести здесь две ночи, — заметил Дортмундер, позвякивая льдом в пустом стакане. — Где именно?
Сейчас узнаем, — заверил Энди и продолжил чтение. — «В Нью-Йорке Фербенкс вместе с женой Лютецией остановится в театре «Н-Джой» на Бродвее. Надеюсь, что смог вам помочь. С искренним уважением, Уоллес Нурр».
Где? — потрясенно переспросил Дортмундер.
В театре «Н-Джой» на Бродвее.
Он остановится в театре?!
По крайней мере, это не Вашингтон, Джон, — вмешалась Мэй. — Это — Нью-Йорк.
А ты его отлично знаешь.
Несомненно. Лучше всех. Парень живет в театре. Конечно, ведь все в Нью-Йорке живут в театрах, разве нет?
16
Хотя двумя столпами, на которых зиждилось могущество «ТЮИ», являлись недвижимость (дешевое жилье, офисные здания и отели) и средства массовой информации (газеты, журналы и кабельное телевидение), с самого начала своего существования компания старалась запускать щупальца и в другие области бизнеса. В последние годы недвижимость и СМИ переплетались все больше, принося обоюдную пользу при создании парков развлечений, покупке киностудий, переоборудовании заброшенных причалов и разрушенных городских зданий в туристические центры. Наиболее ярким примером таких взаимовыгодных связей стало строительство театра на Бродвее.
Центр острова Манхэттен — это отправная точка для развития сферы развлечений и девелоперских проектов для всего капиталистического мира. Именно сюда ежегодно стекаются
миллионы туристов со всей планеты, дабы посетить сооружения, воздвигнутые на земле стоимостью в сотни тысяч долларов за квадратный метр.
Макс Фербенкс давно хотел зримо обозначить свое присутствие в Нью-Йорке. Главным образом, потому, что многие знаменитые миллиардеры уже давно обосновались здесь, а преумножение прибыли невозможно в природе без постоянной конкуренции. Макс всерьез рассчитывал на этот проект, надеясь, что со временем тот станет для Нью-Йорка тем же, чем «Дисней Уорлд» стал для Орландо17. Не менее важным было и то, что согласно Книге, название «Н-Джой» означало «Радость».
Официально «Н-Джой Бродвей» являлся театром, предназначенным для повторных постановок некогда известных мюзиклов, но на самом деле это было гораздо более многофункциональное здание. К нему вела уютная галерея из магазинов и бутиков, стилизованная под старый Нью-Йорк и разительно контрастирующая в глазах туристов с опасностями, подстерегающими их на расположенной рядом 57-й улице.
Зрительный зал театра представлял собой современную феерию: вращающиеся платформы, поднимающиеся и опускающиеся с помощью гидравлики, полностью компьютеризированное оборудование, встроенные дым-машины и звуковые системы «Долби» под каждым сиденьем. Над всем этим великолепием возвышалась 49-этажная гранитная башня, в которой сначала шли офисы (шоу-бизнес, архитектурные конторы, несколько компаний Макса Фербенкса), а, начиная с шестнадцатого этажа, располагался отель «Н-Джой Бродвей». В среднем 82% из тысячи двухсот его номеров ежедневно были заняты, но мало кто из их обитателей задерживался здесь больше, чем на неделю. Как и в парижской «Гранд Опера», в этом здании был только один постоянный жилец18.
Звали ее Лютеция Фербенкс. Высокая привлекательная женщина с густыми темными волосами, она всегда передвигалась несколько заторможенно, словно прежде чем сделать шаг, она высматривает под ногами муравьев, чтобы наступить на них. Величественность, которую ей это придавало, вкупе с трансильванской внешностью подчеркивали склонность к пышным нарядам и высоким головным уборам.
В течение последних шестнадцати месяцев (как и в обозримом будущем) Лютеция занимала 12-комнатные апартаменты, расположенные на 15-м этаже, непосредственно под вестибюлем отеля. Защищенные стеклопакетами окна смотрели на самую знаменитую городскую перспективу через гигантскую неоновую букву «О» в вывеске «Н-Джой», украшающую фасад здания. Частые гости (Лютеция быстро заняла привилегированное положение среди местных сливок общества) добирались до ее орлиного гнезда в специальном частном лифте, расположенном рядом с входом в зрительный зал. Квартиру обслуживал технический персонал театра. За климат-контролем следили те же самые системы, что и в отеле и зрительном зале. Мебель была исключительно антикварной, а прислугу составляли отлично вышколенные иммигранты. Жизнь представлялась в розовом цвете, пока все не обосрал Макс.
Лютеции казалось, что он делает это намеренно. У него периодически возникал шальной ребяческий блеск в глазах, словно у школьника, намеренного, невзирая на риск, плюнуть жеваной бумагой в отвернувшегося учителя.
17 «Disney World» — самый большой по площади (100 км2) и самый посещаемый центр развлечений в мире. Открыт в 1971 году в Орландо, штат Флорида. Сооружение «Дисней Уорлда» превратило Орландо из скромного поселка в процветающий туристический центр.
18 Намек на роман Гастона Леру и одноименный мюзикл Эндрю Ллойда Уэббера «Призрак Оперы», заглавный герой которых жил в подвале знаменитого парижского театра «Гранд Опера».
Они встретились в среду днем в парадном зале, где Лютеция наблюдала, как идут приготовления к пятничному званому ужину, на который были приглашены новая суперзвезда CNN Джерри Гонт и эмир Хак-Как, владеющий нефтяным месторождением в Йемене. Поэтому когда Макс обнаружил супругу, он с облегчением убедился, что та занята гораздо более важными вещами, чем разборки с провинившимся мужем.