– И что все это значит? – осведомился он. Безупречный выговор. И ни единого стона! Пенелопа едва не лишилась чувств от облегчения. Радостно улыбаясь, она шагнула к кровати.
– Прекрасно! Значит, у вас все в порядке!
– После этого небольшого удара по голове? – фыркнул он.
– Мне следовало бы знать, что ваш череп слишком крепок, иначе я не стала бы так волноваться, думая, что нанесла вам серьезное увечье.
– Возможно, но что…
Он не успел договорить. Пенелопа прыгнула на постель, бросилась в его объятия и стала целовать.
Не в силах противиться, он отвечал на поцелуи, наслаждаясь каждым мгновением, упиваясь вкусом и ощущением ее теплого рта.
Он с трудом оторвался от нее… от поцелуя, в который она умудрилась завлечь его.
– Пенелопа…
В ответ он получил сияющую улыбку. Довольная Пенелопа прильнула к нему.
– Я пришла сообщить, что приняла решение.
– Понятно. Какое же решение?
Она прикусила полную губку, а потом ослепительно улыбнулась.
– Вы сказали в тот раз, на галерее, что если я захочу узнать больше, с радостью научите меня всему, при условии, что я окажусь старательной ученицей. Так вот, я пришла пообещать, что буду очень стараться, и прошу стать моим наставником.
Он не успел найти подходящих слов, как она снова заговорила:
– Понимаю, что леди моего положения должна оставаться в неведении о подобных деталях, пока не выйдет замуж, но поскольку я решительная и неумолимая противница брака, то и посчитала, что в противном случае я обречена на вечное невежество, а это совсем не в моем характере. Поэтому я благодарна за ваше предложение.
Он изобразил легкое любопытство:
– Почему же вы так настроены против брака? Я думал, это мечта всех молодых леди.
Пенелопа поджала губы и решительно покачала головой:
– Но не моя. Только подумайте…
Она еще теснее прижалась к нему и потерлась о его бедра своими.
– …чем может привлечь меня замужество?
Его ноющее от желания тело теперь пульсировало, горело, томилось…
– Что может предложить мне брак в возмещение за неизбежную цену, которую приходится платить? – продолжала она.
– Цену? – нахмурился он. Пенелопа сухо усмехнулась:
– Моя независимость. Возможность жить так, как я хочу, а не как предпочитает муж. Скажите, какой джентльмен нашего класса позволит мне после свадьбы посещать трущобы и спасать сирот?
Он вынудил себя кивнуть:
– Мне совершенно ясны ваши доводы.
Он не лгал. Ее рассуждения были безупречно разумны и логичны.
Но он не мог принять их.
Потому что она нужна ему. Не только как любовница. Как жена.
Но сейчас, когда она лежала на нем, прижимаясь каждым сладостным изгибом, каждой нежной выпуклостью, он стремительно терял способность мыслить.
Он сам предложил наставлять ее в науке страсти нежной. И теперь, когда она приняла предложение, не мог отступить. Какие бы объяснения он ни привел, она оскорбится и почувствует себя отвергнутой. И никогда больше не подпустит к себе.
– Итак?
Тон ее был неожиданно чувственным, обольстительным и зазывным. Вопрос, вызов и откровенный соблазн – все слилось в одном слове.
Медленно улыбнувшись, он поднял руку и снял с ее носа очки. Понимая, что сам этот жест означает капитуляцию.
– Вы можете обойтись без очков?
Пенелопа удивленно моргнула, улыбнулась и кивнула:
– Я всего лишь близорука и вполне ясно вижу все на расстоянии пяти футов.
– В таком случае… – Он положил очки на столик. – Они вам не понадобятся.
Барнаби наслаждался осознанием того, что она здесь, пришла по доброй воле и готова отдаться ему.
Это был пьянящий момент. Он крепко прижался губами к ее губам, словно обещая грядущие наслаждения.
Он даст ей все, о чем она просит. Покажет ей, что такое страсть. Истинное желание. Безграничное наслаждение.
Одним сильным нажатием он провел ладонью от ее талии к холмикам грудей.
Пенелопа ахнула, не отнимая губ. Он и раньше ласкал ее, но теперь, когда обрел уверенность, что на этом не остановится, прикосновения стали более пылкими. Несравненно более страстными.
Каждое было обещанием.
Восторг и тепло распространялись по телу Пенелопы. Пламя наслаждения сжигало ее. Груди заныли: им стало слишком тесно в шелковом плену.
Придавленная тяжестью его тела, она прижалась ноющей плотью к его ладони и тихо застонала.
Тогда он ловко, не торопясь, расстегнул пуговки ее лифа, так что края разошлись и давление на груди ослабло.
Все это вдруг возбудило в ней еще более сильную жажду чего-то неведомого. И Барнаби, словно ощутив это, сжал ее все еще прикрытую шелком грудь.
Он играл, испытывал, терзал ее чувства, проверяя и изучая реакции. Обучал ее, показывал, сколько восторга может получить она от простого прикосновения.
Другая рука Барнаби, лежавшая на ее талии, скользнула вниз, по ее бедру, и медленно провела по ягодице, не властно, скорее обещающе, рассылая жар и огненные искры по всему ее телу.
Неужели это страсть разгоралась в ней?
Барнаби прервал поцелуй и, подняв голову, посмотрел на нее из-под тяжелых век. Еще секунда – и его губы искривились в опасной улыбке. Он перекатился на спину, увлекая ее за собой.
Пенелопа от неожиданности растерялась, попробовала приподняться, но он снова обнял ее за талию и, притянув к себе, завладел губами в новом поцелуе.
Забрав ее в плен, он ослабил хватку.
Несколько секунд она свыкалась с необычной позицией, с теплом его мускулистых ног и твердой плоти между чувствительными внутренними поверхностями бедер.
Потом она ощутила, как его пальцы быстро развязывают шнурки у нее на спине. Когда края платья разошлись, он проник ладонями под ткань.
Нетерпение его все росло. Усилием воли он подавил неуместные порывы и согнул ее ноги в коленях так, что, упершись ладонями в его грудь и приподнявшись, она словно оседлала его.
И поскольку он лежал высоко на подушках, оказалось, что она сидит на его талии, так что ее груди оказались вровень с его лицом.
Именно там, где ему и хотелось.
Вздохнув от удовольствия, он поднял руки и спустил платье с ее плеч. Рукава скользнули вниз, сковав руки. Пенелопа взглянула в его лицо. Он смотрел на то, что открылось его глазам. И выражение было сдержанным. Он явно управлял ситуацией. И владел собой. Как и Пенелопой. Но в глазах пылало вожделение. Горело синим огнем, который согревал ее.
А он в это время ловил ее запястья, чтобы расстегнуть пуговицы на манжетах. Наконец и рукава сползли с ее рук. Она позволила ему помочь, после чего вцепилась в его плечи. Теперь лиф лег вокруг талии мягкими складками, а Пенелопа с восторгом предвкушала, что будет дальше.
И не слишком удивилась, когда он потянулся к длинным концам банта, которым был завязан присобранный вырез ее сорочки.
Барнаби потрогал тонкую шелковую тесемку. Он давно гадал, что именно носит она под платьями. Фантазировал… грезил… и она его не разочаровала.
Сорочка, как и платье, была очень простой. Ни единой оборки или волана. Зато ткань была тончайшей. Прозрачный, почти невесомый шелк, слегка шелестевший при малейшем движении, как ласка любовника – дерзкая, бесстыдная, обольстительная.
Та скрытая чувственность, которую он с самого начала ощущал в ней, существовала на самом деле. И его тело напряглось как струна. Наверное, потому, что она девственна, и он первым видел ее такой – разгоряченной, потерявшей голову…
Он прерывисто вздохнул, цепляясь за остатки самообладания, и благоговейно поднес ладони к ее грудям.
Его руки медленно ласкали ее соски. Чуть сжимали. Гладили. Ее глаза были закрыты, а между бровями прорезалась тонкая морщинка. Хищно улыбаясь, он приподнял голову и… лизнул.
Она охнула, покачнулась, но не открыла глаз.
Звук проник ему в душу. Он снова стал увлажнять языком розовый бутон, пока ее ногти снова не впились ему в плечи. Только тогда он захватил губами пульсирующую вершинку.
Она жалобно застонала, но стон словно застрял у нее в горле, и тело заныло еще сильнее. Она почти обезумела. Задыхаясь, теряя голову, она боялась, что больше не выдержит. Но он продолжал играть с ее грудями. Жар, исходивший от его языка, постепенно спускался вниз, сосредоточившись между ее бедрами. Заветное местечко влажнело, набухало, пульсировало.
И он, казалось, это понял. Она даже не заметила, как он поднял ее юбки, чтобы скользнуть под них рукой и сжать ее бедра. Погладить ноги. И снова подняться до талии.
Хотя ее глаза по-прежнему были закрыты, но, по мере того как его ласки становились все более изощренными, а длинные умелые пальцы, скользнув между ее бедер, стали гладить сомкнутые створки ее лона, она дрожала все сильнее.
Наконец его пальцы скользнули между ее влажными бедрами и медленно, неуклонно проникли внутрь.
И тлеющий в ней огонь внезапно вспыхнул ярким пламенем.
Пламенем, которое разжег он.
Снова и снова он подводил ее к краю.
И каждый раз пламя грозило пожрать ее чувства, разум, волю.
Она ничуть не сомневалась, что Барнаби желает ее, жаждет ее. Но поистине откровением стало осознание того, что он стремится возбудить желание и в ней. Старается, чтобы она захотела его с таким же отчаянием, какое она ощущала в нем.
Она вдруг поняла, что его повторяющиеся ласки постепенно поднимают ее на новые высоты чувственности.
И когда он проник в нее уже двумя пальцами, откровенно готовя ее к своему вторжению, она охнула и прильнула к нему, снова зажмурившись.
Но тут он снова отнял руку, оставив ее словно парить в воздухе.
Прежде чем она смогла вернуться к реальности и запротестовать, он опустил руки и отстранился.
– Нужно это снять, – прошептал он, собирая в горсть подол ее платья.
Она не сразу поняла смысл его слов. И даже не смогла помочь ему. Только беспомощно позволила стащить с себя платье.
Он быстро развязал шнурки ее нижних юбок, которые последовали вслед за платьем и исчезли в темноте.