Сейчас тоже хлынул большой поток эмигрантов после распада Союза, но это уже другого духа люди, хотя многие из них тоже тянутся к церкви, как к островку оставленной Родины, но тяга эта скорее ностальгическая, чем духовная. Особенно интересно, что даже некоторые евреи из Украины и России посещают нашу Православную церковь, которая им милее и ближе, чем синагога.
Сегодня, несмотря на воскресенье, день был темный, туманный и дождливый. Скользящие по улицам фигуры людей в плащах с капюшонами походили на шествие средневековых капуцинов. Мы с Германом взяли такси и поехали в монастырь, где Владыка должен был рукоположить Германа во пресвитера. В сан диакона Герман был посвящен еще в России.
К началу литургии народу в церкви собралось много. Это, в основном, была разношерстная публика, состоящая из эмигрантов послеперестроечной волны. Они стояли тихо, переминаясь с ноги на ногу в ожидании начала службы. В большинстве, конечно, это были женщины в шляпках и платочках. Воздух в храме был влажный, теплый, пахло ладаном и свечным воском. Царские Врата были еще закрыты, и псаломщик, стоящий за аналоем, громко и отчетливо читал Часы.
Сегодня службу совершал сам Владыка, и Герман в диаконском облачении старательно прислуживал ему. Он был бледен и, видимо, очень волновался, но ектении все же произносил без запинки. Сам чин рукоположения во пресвитера начался после Херувимской песни. И вот его, ни жива ни мертва, повели к Владыке, который благословил его, и Германа стали водить около Престола, и каждый раз Владыка благословлял его. И в алтаре собравшиеся священники запели тропарь: «Святии мученицы, иже добре страдавше и венчавше, молитеся ко Господу, спастися душам нашим. Слава Тебе, Христе Боже, апостолом похвала, и мучеником веселие, их же проповедь Троица Единосущная».
Владыка возложил руку на голову Германа и тихим проникновенным голосом произнес со слезой: «Божественная благодать, иже всегда немощная исцеляющая, и недостаточная исполняющая поставляет Германа, благоговейнаго диакона, во пресвитерство. Помолимся убо о нем, да приидет нань благодать Пресвятаго Духа».
И я, новообращенная христианка, хотя незримо, но каким-то внутренним сердечным оком чувствовала и видела, как Христова благодать священства из далеких первохристианских веков через апостолов и цепочку святителей нисходит на моего Германа. И я стояла, подавляя рыдание, и глотала слезы радости.
Потом Владыка одел на него епитрахиль и фелонь и все пели: «Аксиос! Аксиос!» – что означает: «Достоин! Достоин!»
Владыка его первого причастил Святым Телом и Кровью Христовой и поставил в ряды со священниками.
Когда мы приехали домой, Герман был так взволнован и потрясен, что не мог говорить и отказался от праздничного обеда, но только выпил бокал шампанского и ушел в сад, где до вечера просидел в беседке.
По традиции после рукоположения он всю неделю ездил в монастырь служить Божественную литургию. Владыка оставил его в Баварии и послал служить на приход в небольшой город на Дунае. Забот и хлопот в приходе оказалось выше головы. Да будет известно, что Бавария, в отличие от лютеранской Германии, является областью католической, и отцу Герману досталась давно пустующая католическая кирха, которую надо было приспособить под православный храм. Католическое начальство, сдавшее в аренду костел, парты из него убирать не разрешало, но милостиво согласилось на закрытый, по православной традиции, алтарь. Своими силами надо было соорудить иконостас с Царскими Вратами и развесить по стенам храма иконы. Но как и на что, на какие деньги делать это переустройство – было никому не ведомо. С заработной платой священнику тоже было абсолютно глухо. По германским законам государство с налогов содержало только лютеранские и католические приходы, другие же конфессии были предоставлены самим себе и как-то паслись на подножном корму.
Православных прихожан на богослужения приходило мало, да и почти все они были неимущие остарбайтеры. Нам с отцом Германом пришлось круто. Надо было срочно искать какие-то источники дохода и какую-то работу. Мы с этой целью поехали в Мюнхен; видно, благословение Божие было с нами, и мы без большого труда получили все, что хотели. Я устроилась переводчиком в одном книжном издательстве, а Герман реставратором в большом антикварном магазине. Причем работу нам доставляли из Мюнхена на дом.
По субботам, воскресеньям, а также в православные праздничные дни отец Герман совершал богослужения. На службу приходило человек десять. Это были угнетенные жизнью на чужбине бесправные люди: украинцы, русские, молдаване. Бедствуя у себя на родине, они подались в чужие края в надежде на лучшую жизнь, но здесь было еще горше. Зарабатывая себе на жизнь, они мыли посуду в ресторанах, сидели с престарелыми и больными, убирали у состоятельных немцев квартиры, выгуливали собак, красивые девчонки в кабаках показывали стриптиз, были и блудницы. Официально получить им приличную работу было крайне трудно, поэтому все они трудились незаконно за мизерную плату. Правда, среди выходцев из СНГ были и такие ловкачи, которые быстро адаптировались в новых условиях, сумели сколотить немалые денежки, открыли свое дело, а некоторые даже фирмы, но, к сожалению, таковые в церковь не ходили.
Батюшка Герман, как мог, старался благоустроить храм: обновил побелку, отремонтировал двери и рамы, по вечерам писал храмовые иконы. Служил он хорошо, истово. Евангелие читал на русском и немецком языках. Вначале в хоре я пела одна, но постепенно увеличивалось число прихожан, увеличивался и хор. В хоре появились и немцы. Известно, что баварцы – большие любители хорошего пения, и наше церковное пение им очень пришлось по душе. Я им латинскими буквами писала славянские тексты, мелодию им напою, и они успешно подхватывают.
Неожиданно какому-то католическому храму понадобилось заменить парты. Были присланы грузовые машины, которые вывезли не только парты, но вообще все, что можно было увезти. Храм стал совсем пустой и гулкий. При таких обстоятельствах поехали мы плакаться к Владыке. Он нас выслушал и обещал помочь. У него оказался знакомый – престарелый и одинокий богач, который спрашивал у Владыки совета: куда бы поместить капитал на помин души? И Владыка обещал направить его к нам.
И действительно, вскоре во двор нашей церкви въехал микроавтобус, из которого два лакея выкатили на кресле старого тучного господина, державшего в одной руке дымящуюся сигару, а другой рукой он придерживал на коленях портативный компьютер. Это и оказался наш благодетель. Опросив Германа, он прокатился вокруг церкви, осмотрел все внутренние помещения и, так как был архитектором, быстро при помощи компьютера составил объем работ и смету. Будучи скуп на слова, он попрощался и уехал. По его воле через пару дней приехала строительная бригада, и работа закипела. Отец Герман разместил в Мюнхене заказы на резной иконостас и иконы, нанял живописцев, которые расписали стены храма Евангельскими сюжетами. Через несколько месяцев церковь, как непорочная невеста, блистала красотой и благолепием.
Я отлично понимала, что без Божьего вмешательства здесь не обошлось. Все сотворилось, как в сказке. Итак, в Германии засиял еще один очаг Православия. И как в пословице молвится: «Свято место пусто не бывает». Я это говорю к тому, что через год храм был полон прихожанами. Но что еще я могу добавить к моей истории? Кажется, ничего больше. Слава Богу за все!
Башня Силоамская
Середина осени с ее месяцем жовтнем, раскрасившим осинки и клены в багряный цвет, а березки – в золотистый, застала меня на довольно глухом полустанке в Средней России перед стальной колеей рельс с их холодным тусклым блеском, уходящих в дальнюю даль яркой лесной просеки.
Солнце, из зенита переместившееся ближе к горизонту, уже едва согревало мне лицо, легкий ветерок слегка шевелил листьями, в кружении летевшими с деревьев на пожухлую, тронутую первыми заморозками траву, а поезд, которого я ожидал, должен был прибыть на этот полустанок ночью и, остановившись на две минуты, двинуться дальше. Так что до прихода его еще надо было ждать и ждать.
Ждать нужно было в помещении полустанка, включавшем в себя каморку кассира с зарешеченным оконцем, комнатку начальника и крохотный зал ожидания, в котором томилось несколько человек – ехавшие на базар сельские жители, обремененные бидонами, корзинками и плетушкой с гусаком, который высовывал из нее длинную шею, шипел и все норовил ущипнуть за ногу свою хозяйку. Кроме селян, в уголке с небольшой корзинкой примостился сельский батюшка – старичок в теплой рясе, с наперсным крестом на цепочке, в круглой бархатной шапке с меховой оторочкой. Видно, эту рясу, провисевшую все лето в шкафу, он надел впервые, так как от нее изрядно попахивало нафталином. Священник был стар, и седые пряди волос, выбивавшиеся из-под шапки, и борода отдавали в желтизну.
Вечерело, и солнце, заходившее за лес, бросало косые лучи на вспыхнувшую золотом и багрянцем листву деревьев. Подувший из-за леса вечерний ветерок понес неведомо куда множество серебристых осенних паутинок.
Я опять зашел в ожидальню и сел рядом с батюшкой, который, сняв шапку и расстегнув рясу, копался в своей корзине.
– Пора бы уже закусить, не желаете? – обратился он ко мне. – Ох уж эта матушка, припасла мне еды, как на Маланьину свадьбу.
Он вывернул на расстеленную салфетку жареную курицу, крутые яйца, пироги, хлеб и бутыль с клюквенным квасом.
– Экая благодать, – сказал я, – и отказываться просто грех.
Мы познакомились. Батюшку звали отец Никодим. Прочитав молитву перед ужином, он благословил трапезу, и мы приступили.
За трапезой батюшка рассказал, что едет в областной город к Владыке хлопотать о пособии на ремонт храма. С перрона в дверь пролез кудлатый, весь в приставших репейниках, пес. Помахивая хвостом, он стал обходить пассажиров, смотря на них просящими глазами. Батюшка предложил ему кусок пирога.