— Тебе эта дорога кстати, — сказал Кудеяр, — а мне нужна другая. Была бы жива моя Настя, я бы так и сделал, но лютый змей съел мою добрую, бедную жену! Теперь что мне королевские милости! Что мне поместья! К чему мне богатства? Одна дума осталась на душе — отмстить злодею. Не удалось мне задушить его своими руками в тот день, как он извел мою Настю… У мучителя хитрости такие, что не смекнешь заранее… Но теперь — разве жив не буду, а то я его, изверга, тем или другим способом, а доконаю. Вот ты, друг, зовешь меня в Литву, а я бы иное сказал: не ездить бы тебе в Литву, а остаться и спасать свою землю от мучителя. Ты ведь прирожденный московский человек. Тебе бы за твою землю постоять! Много теперь таких, что мучитель обидел. Их бы всех собрать да идти с ними на мучителя!
— Э, друг, — сказал Костомаров, — черт с ними, со всеми этими московскими людьми. Пригляделся я в Литве, как вольные люди-то живут: совсем не по-здешнему. Там шляхтич — что у нас сын боярский, а таков ли, как наш? Нет, он знает свою честь и говорит: шляхтич у себя на загороде равен самому воеводе. А сенатор — что у нас боярин, таков ли, как наш? Вздумал бы там король так дуровать, как царь у нас дурует! Эге! как бы не так! А у нас и боярин, и князь — все равно что подлый человек перед царем. Какого добра надеяться от такой земли! Там из прадедов, из прапрадедов есть вольные люди, а у нас всякий московский человек, каков ни буди из прадедов и из прапрадедов, — раб подлый, и только! Больше ничего! Нет, друг, ты как себе знаешь, а я отрекаюсь навсегда от проклятой Московской земли и он людей ее: детям своим, если у меня будут, и внукам, и правнукам дам зарок не ворочаться в Московщину…
Костомаров, однако, очень пригодился Кудеяру: на будущее время он познакомил его своими рассказами с состоянием Московского государства. Он сказал ему, что у царя-мучителя есть двоюродный брат Владимир Андреевич, которого мучитель не любит, а многие его любят и хотели бы посадить на престол Владимира. Он объяснил ему, кроме того, что многие втайне считают Ивана незаконным по рождению{32}, так как отец его, великий князь, развелся с законной своей женой Соломонией, заточил ее насильно в монастырь, а сам женился от живой жены на другой, а от этой другой родился мучитель.
— Бают, — говорил Костомаров, — что как Соломонию-государыню заперли в монастырь, а она объявилась в тягости, родила сына, а новая государыня со своими клевреты, не допустив о том вести до великого князя Василия, велела тайно извести младенца, а великий князь Василий, хоть и узнал про то, что прежняя жена родила сына, но ему сказали, что тот сын, родившись, тотчас умер, а говорят, будто тот сын жив; да это, знаешь, только так бают, а правда ли тому — Бог весть!
— Вот, кабы отыскать этого сына! — сказал Кудеяр. — Но как его нет и найти невозможно, так надобно за Владимира Андреевича браться.
Ни Кудеяр не уговорил Костомарова остаться в Московском государстве и стать за Владимира Андреевича против мучителя, ни Костомаров не уговорил Кудеяра покинуть Московское государство и уйти в Литву. Друзья расстались. Костомаров повернул ближайшею дорогою в Литву, а Кудеяр на юг, по направлению к Белеву.
КНИГА ТРЕТЬЯ
IРазбой
Кудеяр ехал, выдавая себя за новокрещеного татарина; остановившись на постоялом дворе, он услыхал, как проезжие люди рассказывали друг другу, что царь, вновь показнивши знатных людей, уехал с опричными людьми разорять вотчины казненных, и бедному народу приходят скорбь и тесноты паче прежнего. На переправе через Угру Кудеяр разговорился с купцом, ехавшим из Москвы: тот рассказал ему, что в Москве служили по церквам молебен об избавлении царя от убийцы.
— А кто такой этот злодей? — спросил Кудеяр.
— Имя ему Кудеяр, — сказал купец, — он был в плену у татар, там принял бусурманскую веру и от Христа Бога отрекся, а хан крымский выпустил его на Русь и научил его нашего православного царя убить, только не попустил Бог.
— А мне говорили не так, — вмешался в разговор другой проезжий, — говорят, он принял бусурманскую веру и вернулся в Русь, а того никому не говорит, что он побусурманился, только уж как-то узнала про то жена его и стала его корить, а он жену повесил. Государь-царь, как уведал про то, приказал привести его пред себя, а он как бросится на царя, а тут над ним совершися несказанное чудо: внезапу явился ангел и порази его мечем огненным — он как стоял, так и провалился сквозь землю.
— Да, — сказал купец, — и мы слыхали, говорят, будто провалился под землю, только вот про жену его я не слыхал.
Кудеяр умышленно поехал глухими дорогами. Спустя сутки после переправы через Угру ему случилось ехать по лесу; лошадь его притомилась, он снял с нее вьюк и седло, развел огонь и стал варить кашу с сушеным мясом в неболь-шом казанке, что находился у него под седлом, вместе с другою рухлядью, которою снабдил его Ямболдуй-мурза.
В это время послышался лошадиный топот и раздался голос:
— Что тут за люди?
— А вы что за люди? — спросил Кудеяр, вскочивши на ноги.
— А мы такие люди, — сказал незнакомец, сидевший на лошади, — что нас много, а ты один. Стало быть, развязывай мошну да лошадь свою нам отдавай, потому что у нас лошадей недостача.
Кудеяр, не говоря ни слова, уцепился обеими руками за дубок, наклонил его и переломил надвое; потом, взявши в обе руки отломленную часть дерева, замахнулся ею на незнакомца.
— Черт! Леший! — закричал незнакомец, уклонившись от удара, тронул под бока свою лошадь и поскакал…
— Не черт и не леший, — кричал ему вслед Кудеяр, — а крещеный человек, такой же опальный, бесприютный, как ты. Иди лучше сюда подобру-поздорову, да поговорим.
— Коли так, то иная речь, — сказал незнакомец и поворотил к нему лошадь. За незнакомцем ехало девять человек конных.
— Вы, братцы, — говорил Кудеяр, — верно, таковы, что коли вас поймают, так повесят, да больше ничего; ну а со мной расправились бы почище! Слезайте, братцы, с лошадей, мы свои. Мне таких надо, как вы, и я вам нелишний; будете Бога славить за то, что меня встретили.
Незнакомцы сошли с лошадей.
— Я вас не стану спрашивать, кто вы такие, — сказал Кудеяр, — а сам вам про то скажу: есть меж вас крестьяне из опальных вотчин, и боярские люди, и служилые, бежавшие от службы, и посошные, ушедшие от посохи.
— Прямо уделил! — сказал один из незнакомцев.
— Вы, — продолжал Кудеяр, шатаетесь по лесам, слоняетесь по дорогам, в чужие мошны заглядываете… а много вас?
— Человек… человек более сотни будет, — сказали ему.
— Врете, — сказал Кудеяр, — прибавили; вас не так много, вас, может быть, немного больше как полсотни!
— Отгадал, — сказал один из незнакомцев, — нас теперь шестьдесят девять человек… да ты что, ведун, что ли?
— Да, ведун, — сказал Кудеяр, — и ведаю про вас то, чего вы не ведаете; ведаю я то, что коли вы будете жить в лесу в таком малом числе, то, проведавши про ваши разбойные дела, пошлют на вас многих воинских людей, и станы ваши найдут и разорят, и вас самих заберут и перевешают. Почему вы к другим на сход не идете, чтоб у вас и у других сила была?
— Другие сами по себе, — сказал один из удалых, — и нам надобно куска, и другим тоже.
— Всяк в своем месте промышляй, а другому не мешай, — сказал другой.
— У тех свои атаманы, у нас свои, — сказал третий.
— А вы знаете, дурни, — сказал Кудеяр, — мучитель, что живет в Александровской слободе, опять пошел жечь и разорять крестьян казненных от него бояр, а своих опричников выправляет выкоренять по лесам удалых. А вы в разных местах малыми ватагами стоите, вот вас и заберут… Вам-то, дурням, всех опаснее: вы недалеко от города стоите. А подумать вам, чтобы стать вместе большою силою.
— И впрямь так, братцы, — сказал один из удалых, — вон, говорят, Муравья, что стоял промеж Серпухова и Тулы, разбили и самого взяли и повесили в Серпухове.
— Нам коли петли бояться, так и в лес не ходить, — произнес другой.
— И с голода умирать, — заметил третий, — здесь наша пожива.
— Славная, думаю, пожива у вас! — сказал Кудеяр. — Оружьишко-то у вас дрянь! Разве что на дороге бедняка оберете, алтын возьмете, да у крестьянишки какого-нибудь из клети сермяжку вытянете! Не такова была бы у вас пожива, коли б вас было поболе да все хорошо изоружены были: тогда бы какой богатый монастырь обобрали или город взяли.
— Оно правда, — сказали удалые, — поживы-то нам немного бывает… да и не часто…
— Чем вам-то по лесам скитаться невеликими ватагами, идите ко мне на службу, — сказал Кудеяр.
— Как к тебе на службу, — спрашивали изумленные разбойники, — да ты кто таков? Разве ты нам платить станешь? Ништо у тебя денег много?
— Достанет на жалованье не одним вам, даром что теперь в кармане очень мало, — сказал Кудеяр. — Найду откуда заплатить, а моя плата вернее царской. Идите воевать, я вас поведу.
— На кого воевать?
— На мучителя, что сидит в Александровской слободе.
— На царя? — сказали разбойники. — Он, видно, не в своем уме! Что вы с ним раздобариваете? Он шальной!
— Вам то в башку не приходило! Кто вам ворог, кто разорил вас и заставил шататься без приюта? Через кого жить нам стало горько? Все через него. Против него воевать пойдем.
— Да ништо это можно? Это все равно что со всею землею воевать.
— Вот и не то! Земля-то будет за нас.
— Без Бога свет не стоит, и без царя земля не правится, — заметил один разбойник, — где царь, там земля за него.
— Будет, — сказал Кудеяр, — царь иной: князь Владимир Андреевич! Земля его хочет. Мы, братцы, мучителя стащим с престола и посадим Владимира Андреевича. И за такое дело новый царь вас пожалует.
— Нашим ли рьшом такие дела вершить, — сказали разбойники. — Нам ли, мужикам, царей садить? То дело боярское.
— Бояре за нас, — сказал Кудеяр, — есть бояре опричные, те за мучителя, а бояре есть земские — настоящие-то бояре: они за нас.