и Псковской или боярыни Морозовой… в суриковских тонах. Но в другую эпоху. Теперь — нет. Теперь все впустую. Всё зря.
— Будет, будет! — исступленно твердила Ольга.
— Будет! — потряс за плечи красноармейца Мишка. — Будет, отец!
ГЛАВА 33
Русские собирались на вечеринку постепенно, поодиночке, иногда по двое. Кроме штатных сотрудников редакции и головки типографии, пришли приглашенные: старый эмигрант-генерал из Белграда, неизвестно что делавший при немецком штабе, и почему-то носивший русскую форму с защитными генеральскими погонами, молодой художник Белявский, только что успешно проведший выставку своих работ. И теперь ходко, с необычайной быстротой, в дватри сеанса писавший портреты немецких офицеров, и тихая, незаметная Мария Васильевна «капля молока», как ее звали в городе. Ее чуть не силой притащила на вечер Ольга.
Немцы пришли все разом. Их было трое: доктор Шольте, Вернер и здесь с упоением вспоминавший о своей службе в Вологде у господина Собакина, и длинный, как жердь, зондерфюрер Онэ, сын эмигрировавшего из Петербурга немцакондитера, объект особой ненависти Женьки, окрестившей его «нацистским комсомольцем». Эта кличка была дана метко: рожденный в России и носивший русское имя Борис, Онэ всеми силами старался показать свою принадлежность к расе господ и был единственным в абтейлюнге немцем, нередко ссорившимся с русскими.
Все три немца несли по аккуратно завернутому пакету.
— Зект… Настоящий, французский, — таинственно шепнул Брянцеву Шольте, передавая свой увесистый сверток. — Десять бутылок. Это нужно поставить сначала на лед.
— Без вас знаем, — весело ответил Брянцев. — Во время оно немало шампанского попили. Спасибо, Эрнест Теодорович! Признаюсь, сначала революции ни капли этой прелести не проглотил.
— А я так и сроду не пробовал, даже в глаза шампанского не видал, — добавил, принимая от Брянцева кулек, Мишка. — На лед его, значит?
— Закопать, — отчетливо разбив слово по слогам, ответил Шольте и даже руками показал, как это нужно сделать.
В других пакетах был коньяк и немецкие настойки. То ли начали разгрузку интендантских складов или по другой какой-нибудь причине, но подарок Шольте был щедрым.
Прямой потомок Карапета Великолепного доказал свое происхождение от знаменитого предка: и сервировка, и закуски, и честно доставленные, прекрасно откормленные Пошел-Воном гуси густо заполнили винный комбинированный стол одними давно позабытою, а другими совсем невиданною роскошью.
Ольгунка сияла и ежеминутно шепталась с потомком Великолепного. Тот тоже блистал потным от усердия лбом и атласными лацканами добытого в театральной костюмерной фрака.
— Савсэм как мэтрдотель на болшой ресторан, — выпавлинивал он перед Ольгою, взмахивая белоснежною салфеткой. — Одна бэда — официантов нэту. Старый — умирал вэсь, молодой — одын баришня, порядку не знает.
— Пир во время чумы, — ораторствовал Пошел-Вон. — Однако ни гуси, ни вино передатчиками этой болезни не являются. Поэтому вперед без страха и сомненья! — Ему не терпелось сесть скорее за стол.
— Официальные тосты? Как? Будут? — тихо спросил Шольте Брянцев.
— О, нет … Это семейная рождественская вечеринка.
— Ну, тогда прошу к столу, господа! — возгласил попавший помимо своей воли в хозяева вечера Брянцев.
Загремели разнокалиберные стулья и кресла. Места, по счастью, всем хватило.
— Как старшего в чине, прошу начать, — налил рюмку генерала Брянцев.
Генерал традиционно посмотрел ее на свет, развел в стороны длинные брусиловские усы и лихо выкрикнул надтреснутым командирским баском:
— С наступающим праздником Рождества Христова, господа! Вот это по-генеральски! — восхищенно воскликнул Шершуков и единым духом хлопнул свою стопку. Пить водку рюмкой он не умел.
Залязгали ножи, загремели тарелки, но разговор оживился только после третьей очереди.
— А все-таки мы сделали большой промах: попа не позвали, — размахивала вилкой раскрасневшаяся Женя.
— Позвольте, ведь вы же мусульманка? — возражал ей педантичный Котов.
— Ну, так что же? Праздник — русский, и я русская!
— Магомет вас в свой рай за это не пустит!
— И не надо! Я в русский пойду. Это все мелочи…
Мелочи были тем аргументом, который всегда применяла Женя в затруднительных случаях.
— Очень резонно, — вмешался Пошел-Вон, — в магометанском раю вы всё равно не выдержите конкуренции гурий. Но вопрос в том: где этот русский рай? И вообще существует ли он?
— Насчет теперешнего времени говорить, конечно, не приходится, — старым вороном прокаркал со своего места печатник, — а что касаемо прошлого, так был рай этот! В самой России был!
— А сейчас тебе чем не рай? — обнял его за плечи достигший уже полного благодушия метранпаж. Рай! — обвел он широким жестом заставленный бутылками стол. — Давай вон той зелененькой нальем.
— Бутыль оченно интересная…
К столу торжественно проследовал потомок Карапета Великолепного, держа на вытянутых руках протвинь с замысловато разукрашенным ореховым тортом. За ним шел Миша с хорошо всем известным Дусиным ведром, из которого торчали золотые горлышки бутылок.
— Как его, этот сект, откупоривать, Всеволод Сергеевич? — задержался он возле Брянцева. — Пробки жестянкой покрыты, штопор их не берет… И проволока еще…
— Отвертите проволоку с пломбой, а потом подталкивайте пробку пальцами. Она сама выскочит, — тихо ответил ему тот.
Миша, не отходя от стола, сосредоточенно заработал над бутылкой, быстро открутил проволоку и начал осторожно подталкивать грибок пробки, уперев бутылку себе в живот.
— Вина кометы брызнул ток… — картинно откинулась на спинку кресла Елена Николаевна.
— Хлоп!..
Струя белой пены ракетою взвилась над столом и окропила поэтессу густыми хлопьями пены.
— Живая иллюстрация к строкам Пушкина! — едва сдерживая смех, сказал Брянцев.
— Надеюсь, что подававшие Онегину лакеи были ловчее! — прошипела сквозь прижатый к лицу платок Елена Николаевна.
— Скажи, пожалста, какая ошибка вышла! — обмахивал ее своею салфеткой потомок Карапета. — Маладой человэк, парадка не знаит…
Бывший бухгалтер господина Собакина поспешил на помощь растерявшемуся Мишке, и дальше дело пошло без инцидентов. Разномастные стопки и фужеры быстро наполнились искристым вином.
— За что ж выпьем? К шампанскому обязательно нужен тост, — поднял свой стакан Брянцев.
— А вот за этот за самый российский рай, какой был. Чтоб его, сызнова на все сто отремонтировать… — закаркал в ответ печатник, встал, покачнулся, стукнул себя в грудь, снова плюхнул на стул и повторил: — На все сто процентов…
— Урра! — заорал во все горло метранпаж. Уррра! — густой октавой вторил ему Шершуков. Урра! — надрывался, блестя глазами, Миша.
— Туш! — крикнул сквозь гомон Брянцев Ольгунке. Ольга торопливо встала и почти подбежала к пианино.
Гром победы раздавайся,
Веселися храбрый росс…
— загремели отрывистые аккорды Преображенского марша.
Не томись и не печалься,
Что ты голоден и бос…
— Теперь танцы! — крикнула она. — Нечего там за столом рассиживаться! Вальс! Кавалеры, приглашайте дам!
Пошел-Вон встал и церемонно расшаркался перед Еленой Николаевной.
— Permettes-moi vous engager…
Первая пара плавно закружилась под звуки многим еще памятного вальса «Волны Дуная». Всех удивило, что Пошел-Вон в танце совсем не вихлялся, а грациозно вел по кругу свою даму.
Генерал, согнув руку калачиком, петушком подскочил к Мирочке, щелкнул каблуками и закружился с ней по-старинному в три такта. Кавалера для Жени не нашлось. Брянцев хотел, было, из вежливости пригласить ее, привстал даже, но снова опустился на стул и налил себе и Шольте. Чокнулись.
— Выпьете за предложенное восстановление русского рая, дорогой Эрнест Теодорович? — поднял свой стакан Брянцев, несколько иронически улыбаясь.
— О, конечно! — распятил посветлевшие от вина глаза немец. — Ведь мы хотим всем добра. Только добра… И уверены, что дадим его вам, русским.
«Вот замечательный гибрид прекраснодушного Вертера и неразлучного со шпицрутеном капрала Фридриха Великого, — даже восхитился в душе Брянцев. — В рай, но палкой… Это особенное свойство нации. Мы к этому не способны».
Но танцы не удавались. И дам, а еще более кавалеров было слишком мало. Елена Николаевна сменила Ольгу у пианино и заиграла румбу. Мира оглядела всех сидевших за столом мужчин, выжидательно остановила взгляд на докторе Шольте, но тот оживленно доказывал что-то Брянцеву. Подходящих не оказалось. Котов и Вольский упорно отсиживались. Мирочка приуныла.
— Вы танцуете заптанцы? — безнадежно спросила она у подсевшего к ней Миши.
— Нет, Мирочка, в институте не успел еще выучиться, а в колхозе какие заптанцы!
— Жаль… Обязательно научитесь.
— Честное комсомольское, выучусь! Для вас — все! — с жаром проговорил Мишка.
Выпитые Мишкой два стакана благородного вина разом зазвенели во всем его теле: весь мир стал радужным и прекрасным.
— Мирочка, — прошептал он, склонившись к сидевшей рядом девушке, — тогда у Ольги Алексеевны вы не ответили на мой вопрос, может быть, теперь скажете?
— Умейте ждать, — кокетливо ударила его платочком по руке Мира. — Пока скажу лишь: «Чем крепче нервы, тем ближе цель». Кто умеет ждать, тот дождется.
— Примерно, значит, как в очереди… — с грустью ответил Миша. — Ну, что ж, подождем. А под каким номером, примерно, я стою?
— Завтра, в семь, нет, в восемь часов я буду читать Есенина. Приходите, я вам прочту то, что будет ответом, — взглянула на Мишку из-под завесы накрашенных ресниц Мира. «Пусть придет, думала она, Котика завтра не будет, а Миша стал каким-то совсем другим… Не таким он мне раньше казался…»
— Есть, капитан! — даже подпрыгнул на стуле студент. — Ни на полминуточки не опоздаю! А раньше придти нельзя?