— О Боже, Донна, — сказал Вик.
— Я боялась, вот и все. Боялась, когда смотрела на этот горшочек; боялась, когда думала о прошлом. Ведь единственное место, куда можно сбежать из будущего — это прошлое. Вот я… Вот я и завела с ним роман.
Она потупилась и внезапно закрыла лицо руками. Ее слова звучали глухо, но разборчиво.
— Это было так глупо. Как будто я опять в колледже. Как сон он отгонял этот ветер. Что касается секса, то… мне не было хорошо. Он хороший любовник, но мне не было с ним хорошо. Не могу сказать, почему, но знаю, что все равно люблю тебя и понимаю, как я гнусно поступила, — она опять посмотрела на него, уже плача. — Он поэт… во всяком случае, так говорил. Я ничего не поняла в тех вещах, что он мне показывал. Он тоже такой… воображает, что он все еще в колледже и протестует против войны во Вьетнаме. Наверное, потому это и оказался он. Теперь я сказала тебе все. Это не очень приятно, но это так.
— Хотел бы я разбить ему рожу, — сказал Вик. — Наверно, от этого мне стало бы получше.
Она слегка улыбнулась.
— Он уехал. Мы с Тэдом проезжали мимо, и на его витрине не было ничего поэтического, — сказал Вик. Он быстро посмотрел не нее, потом отвел глаза. Она дотронулась до его лица, и он отпрянул. Это было больнее всего, больнее, чем она ожидала. Страх и чувство вины нахлынули опять. Но она больше не плакала. Она думала, что не будет опять плакать еще долго. Шок оказался слишком велик.
— Вик, — сказала она. — Прости меня. Тебе больно, я вижу. Мне очень жаль.
— Когда ты порвала с ним?
Она рассказала ему про тот день, опустив только упоминание о страхе, что Стив мог в самом деле изнасиловать ее.
— Выходит, этой запиской он хотел отомстить тебе?
Она кивнула, слегка покраснев.
— Похоже, что так.
— Пошли наверх, — сказал он. — Уже поздно. Мы оба устали.
— Хочешь меня?
Он медленно покачал головой.
— Не сегодня.
— Ладно.
Они вместе поднялись по ступенькам. Уже наверху Донна спросили:
— Вик, что будет дальше?
— Не знаю.
— Ну хочешь, я напишу: "Обещаю никогда больше не делать этого" — пятьсот раз? Или нам развестись? Что? — она просто очень устала, но ее голос начал повышаться до опасных пределов. Хуже всего был стыд, и она ненавидела и себя, и его за то, что он заставил ее пережить этот стыд.
— Нам нужно пройти через это вместе, — сказал он, не смотря на нее. Потом поднял глаза, почти умоляюще. — Он ведь был один, правда?
Это был невозможный вопрос, вопрос, который он не имел права задавать. Этот вопрос только замутнял ту кристальную ясность, которая возникла было между ними. Она быстро, почти бегом, оставив его сзади, прошла в комнату.
В ту ночь они почти не спали. Меньше всего Вик думал о том, что он забыл позвонить Джо Кэмберу и узнать у него насчет. "пинто".
Что до самого Джо Кэмбера, то он сидел с Гэри Педье на одном из его полуразвалившихся стульев. Они пили водку с мартини из тех же стаканов "Макдональдса". В темноте мерцали светляки, и жимолость, заполонившая двор Гэри, наполняла воздух тяжелым ароматом.
Куджо обычно во время таких вечеринок ходил вокруг, гоняясь за светляками и временами погавкивая. Но сегодня он просто лежал рядом, положив морду на лапы. Они думали, что он спал, но это было не так. Он просто лежал, чувствуя, как боль пронизывает все его тело и снова и снова отдается в голове. Ему было трудно осмыслить то, что выходило за рамки его простой собачьей жизни. Ему снились странные, поразительно реальные сны. В одном из них он кинулся на Мальчика, разорвал ему горло и выгрыз из живота слипшиеся в комок кишки. Он проснулся, скуля и подвывая.
Ему постоянно хотелось пить, но когда он подходил к своей миске, вода напоминала на вкус ржавое железо. От воды у него ныли зубы, и вспышки боли отдавались в глазах и в голове. Теперь он лежал в траве, не думая ни о светляках, ни о чем другом. Голоса доходили до него откуда-то издалека и не заглушали нарастающей в нем боли.
— Бостон! — Гэри Педье хмыкнул. — Бостон! Что ты собираешься там делать, и что там делать мне, скажи пожалуйста? И на какие шиши мне ехать?
— А ты поройся в своем матрасе, — посоветовал Джо, уже порядком пьяный.
— Там нет ничего, кроме клопов. Зато их хватает. Ну и черт с ним. Налить еще?
Джо протянул ему стакан, и Гэри наполнил его в темноте смесью двух напитков со сноровкой бывалого пьяницы.
— Бостон! — сказал он опять. — Остынь, Джой, — никто больше в Касл-Роке не называл его "Джой". — Остынь. Ты, наверное, никогда не забирался дальше Портсмута.
— Я был в Бостоне раза два, — настаивал Джо. — Соглашайся, Педик, а то я наущу на тебя пса.
— Этого пса не удастся напустить даже на черномазого жулика, — ответил Гэри, наклонившись вперед и потрепав Куджо по голове. — Что говорит твоя жена?
— А она не знает, что мы поедем. Зачем ей знать?
— Ну?
— Она едет с парнем в Коннектикут к своей сестре и к этому козлу, ее мужу. На целую неделю. Она выиграла в лотерею.
— Да-а? И сколько?
— Пять тысяч долларов.
Гэри присвистнул. Куджо в ответ недовольно повел ушами.
Джо изложил Гэри свой разговор с женой и предложенную ей сделку: неделя в Коннектикуте в обмен на неделю охоты с ним осенью.
— И ты хочешь поехать в Бостон и прокутить там денежки, старый кобель, — сказал Гэри. Он хлопнул Джо по плечу и засмеялся.
— А почему бы нет? Знаешь, когда у меня в последний раз был выходной? Я не знаю. Не могу вспомнить. Я собирался дня полтора возиться с трактором Ричи, но с этим краном я управлюсь за четыре часа. Завтра отдам ему машину, и свободен. Была еще кой-какая работа, но она подождет. Скажу всем, что решил немного отдохнуть.
— Ну что ж, если так, я не против. Если только ты одолжишь мне деньжат, пока я не подчищу свои запасы.
— Ладно, — сказал Джо. Гэри был пьяница, но к долгам относился серьезно.
— Я уже года четыре не имел баб, — сказал Гэри мечтательно. — Я ведь оставил свой спермозавод во Франции. А то, что уцелело, иногда работает, иногда нет. Интересно было бы проверить.
— Ага, — сказал Джо, усмехаясь. — И не забывай про бейсбол. Знаешь, когда я в последний раз был на стадионе?
— Ну?
— Девятьсот шесть-десят восьмой год, — проговорил раздельно Джо, наклонившись вперед. Во время этого он разлил большую часть своего стакана. — Еще до рождения парня. Тогда они играли с "Тиграми" и продули "шесть — четыре", кретины.
— Когда ты хочешь ехать?
— Думаю, в понедельник после трех. Утром жена с парнем укатят. Отвезу их на автобус в Портленд. Как раз хватит времени закончить работу.
— На грузовике поедешь или на машине?
— На машине.
Глаза Гэри в полутьме слегка блестели.
— Бабы, бухло и бейсбол, — сказал он. — Черт, это мне нравиться.
— Поедешь?
— Ага.
Они рассмеялись, не заметив, как Куджо снова недовольно поднял голову и слегка зарычал.
Утром в понедельник лег туман, такой густой, что Бретт Камбер не мог разглядеть из окна старый дуб на другой стороне двора, хотя до него было не больше тридцати ярдов.
Дом еще спал, но ему спать не хотелось. Он отправлялся в путешествие, и все его существо трепетало от этой новости. Он с матерью. Это будет хорошее путешествие, он это чувствовал и в глубине души был рад, что отец не едет с ними. По крайней мере, его никто не станет донимать, прививая некий туманный идеал мужественности. Нет, он чувствовал себя очень хорошо. Ему было жалко всех, кто этим чудесным, туманным утром не может отправиться в путешествие. Он рассчитывал усесться в автобусе у окна и не упустить из виду ничего, он станции на Спринг-стрит до самого Стретфорда. Вечером он долго не мог уснуть, и сейчас, в пять утра, был уже на ногах. Он так боялся проспать… или еще что-нибудь.
Тихо, как только мог, он натянул джинсы, рубашку и кеды. Потом он сошел вниз и налил себе какао. Ему показалось, что бульканье обязательно перебудит весь дом. Наверху его отец повернулся с боку на бок на их с матерью большой двуспальной кровати. Бретт замер и, когда все стихло, поспешил во двор.
В густом тумане особенно четко ощущались все запахи лета, а сам воздух уже был теплым. На востоке, над зубчатой линией сосен, вставало маленькое, серебристое, как луна, солнце. К восьми — девяти часам туман рассеется.
Но сейчас Бретт видел белый, призрачный мир, полный тайн, пропитанный запахами свежего сена, навоза и маминых роз. Он различал даже запах жимолости Гэри Педье, почти поглотившей уже ограду на границе их участков под своими белыми гроздьями.
Он медленно пошел в направлении сарая. На полпути он оглянулся и увидел, что дом уже растаял в белесой дымке. Еще несколько шагов, и дом исчез. Он остался один среди тумана и запахов.
Тут раздалось рычание.
Сердце у него подпрыгнуло в груди, и он чуть отступил назад. Первой его панической мыслью, как у ребенка в сказке, было "волк", и он дико огляделся по сторонам. Кругом был один туман.
Из тумана вышел Куджо.
Бретт издал горлом свистящий звук. Пес, с которым он вырос, который безропотно возил пятилетнего Бретта на спине по двору, который терпеливо ждал каждый день школьного автобуса, стоя у почтового ящика… этот пес лишь отдаленно напоминал призрак, возникший сейчас из тумана. Большие, печальные глаза сенбернара теперь были воспаленными и бессмысленными, скорее свиными, чем собачьими. Шерсть его перепачкалась в зеленоватой грязи, будто он бродил по болотам. На морде кривилась ужасная ухмылка, ужаснувшая Бретта. Мальчик почувствовал, как сердце прыгает у него в груди.
Из пасти Куджо стекала длинная лента слюны.
— Куджо? — прошептал Бретт. — Куджо?
Куджо смотрел на Мальчика, не узнавая его — ни его лица, ни его одежды, ни запаха. То, что он видел, было двуногим монстром. Куджо болел, и все окружающее для него представало в чудовищном обличье. В голове его тупо вращались мысли об убийстве. Ему хотелось рвать, терзать, кусать. Перед ним вставал туманный образ Мальчика, лежащего на земле с разорванным горлом, из которого хлещет теплая, вкусная кровь.