вжих! – и тебя возвращает назад, в ту же крепость. Еще на четырнадцать лет!
Из ее горла вырвался сдавленный всхлип.
– Ты что-то сказала, мам?
– Нет, ничего. Просто откашлялась.
Она поежилась в третий раз, и теперь ее руки покрылись гусиной кожей. Ей вспомнилась строчка из стихотворения, которое она прочла в старших классах (она хотела поступить в университет, но когда сообщила об этом родителям, отец разъярился – она что, считает их богатеями? – а мама и вовсе над ней посмеялась, хотя беззлобно и даже с сочувствием). Стихотворение Дилана Томаса. Черити не помнила его целиком, но помнила, что там кто-то прошел «сквозь погибельный вихрь любви».
Тогда эта строчка показалась ей странной и непонятной, но теперь она, кажется, поняла. Чем еще, как не любовью, может быть эта прочная невидимая резинка? И зачем врать себе, что она якобы больше не любит этого человека, за которого вышла замуж? Что она остается с ним только из чувства долга или ради ребенка (тут крылась горькая насмешка; если когда-нибудь она все же решится уйти от мужа, то исключительно ради ребенка)? Что ей никогда не было с ним хорошо в постели? Что он не способен (пусть даже изредка и всегда неожиданно, как сегодня на автовокзале) на нежность?
И все же… все же…
Бретт по-прежнему увлеченно смотрел в окно. Не оборачиваясь, он спросил:
– Мам, ты думаешь, с Куджо все в порядке?
– Я уверена, что все в порядке, – рассеянно отозвалась она.
Впервые в жизни она задумалась о разводе с практической точки зрения – что она может сделать, чтобы обеспечить себя и сына, как они будут справляться в этой немыслимой (почти немыслимой) ситуации. Если они с Бреттом не вернутся домой из поездки, станет ли Джо их искать, как шутливо грозился в Портленде? Или отпустит Черити с миром, но попытается отобрать у нее Бретта всеми правдами… и неправдами?
Она обдумывала все возможные варианты, вертела их в голове так и этак. Все-таки новые перспективы – это не так уж и плохо. Болезненно, да. Но наверное, полезно.
Автобус пересек границу Нью-Хэмпшира и поехал дальше на юг.
«Боинг‐727» авиакомпании «Дельта» круто взмыл в небо, сделал круг над Касл-Роком (Вик всегда высматривал в иллюминатор свой дом у озера Касл и шоссе номер 117 – и всегда тщетно) и взял курс назад к побережью. Уже через двадцать минут он приземлится в аэропорту Логан.
Где-то там внизу – Донна, на расстоянии восемнадцати тысяч футов. И Тэдди. Вика внезапно накрыло волной черной тоски. Появилось дурное предчувствие, что у них ничего не получится. Даже думать о том, будто что-то получится, было безумием. Когда твой дом рухнул, надо строить новый. Развалившийся старый не склеишь уже никаким суперклеем.
Подошла стюардесса. Они с Роджером летели первым классом («Пока есть возможность, надо пользоваться, дружище, – сказал Роджер в прошлую среду, когда бронировал билеты. – Не каждый срывается в нищету с таким шиком»). Кроме них в салоне было всего четверо или пятеро пассажиров. Почти все, как и Роджер, читали газеты.
– Могу я вам что-нибудь предложить? – спросила стюардесса у Роджера с профессиональной лучезарной улыбкой, как бы сообщавшей миру, что ее обладательница была счастлива подскочить в половине шестого утра, чтобы заступить в смену на рейсе Бангор – Портленд – Бостон – Нью-Йорк – Атланта.
Роджер рассеянно покачал головой, и девушка обратила свою неземную улыбку на Вика.
– Желаете что-нибудь, сэр? Свежую выпечку? Апельсиновый сок?
– Вы не могли бы смешать мне «Отвертку»? – спросил Вик, и Роджер резко оторвался от газеты.
Лучезарная улыбка не дрогнула; стюардессы привычны к заказам спиртных напитков с утра пораньше.
– Да, сэр, – сказала она. – Но придется пить залпом. Мы уже скоро идем на посадку.
– Выпью залпом, – торжественно пообещал Вик, и стюардесса пошла в бортовую кухню, как ослепительное видение в форменном бирюзовом брючном костюме.
– Что с тобой? – спросил Роджер.
– В каком смысле?
– Сам знаешь в каком. Ты даже пиво не пьешь до полудня. А обычно и вовсе до пяти вечера.
– Я спускаю на воду корабль, – сказал Вик.
– Какой корабль?
– «Титаник».
Роджер нахмурился.
– Ты сам-то понял, что это дурацкая шутка?
Да, и вправду дурацкая. Роджер уж точно достоин лучшего, но нынешним утром, когда Вика накрыло уныние, словно вонючее одеяло, ничего остроумнее он не придумал. Лишь улыбнулся довольно печальной улыбкой. Роджер продолжал хмуриться.
– Слушай, – сказал Вик. – У меня есть идея насчет «Колючек». Придется как следует постараться, чтобы убедить старика Шарпа с сынулей. Но может, что-то и выгорит.
У Роджера явно отлегло от сердца. Они всегда так работали в паре: Вик выдавал общую сырую идею, Роджер ее дорабатывал и запускал в производство. И знал, как представить идею заказчику.
– Что за идея?
– Дай мне чуточку времени, – сказал Вик. – Хотя бы до вечера. И тогда мы поднимем ее на флагштоке…
– …и поглядим, с кого свалятся штаны, – с улыбкой закончил за него Роджер и вновь уткнулся в газету, открытую на финансовой странице. – Ладно. Но только до вечера. На прошлой неделе акции Шарпа поднялись еще на восемь десятых процента. Ты знал?
– Отлично, – пробормотал Вик и снова уставился в иллюминатор.
Уже никакого тумана; только чистое, ясное небо. Пляжи Кеннебанка, Оганкуита и Йорка прямо просились на живописную открытку – кобальтово-синее море, оливково-желтый песок, а дальше вглубь побережья – типичные мэнские пейзажи, низкие холмы, бескрайние поля и широкие полосы хвойных лесов, тянущихся на запад, насколько хватает глаз. Красота. От которой уныние только усилилось.
Если я все-таки разревусь, придется прятаться в туалете, угрюмо подумал он. И все это из-за каких-то шести предложений на листочке дешевой бумаги. Мир – очень хрупкая штука, такая же хрупкая, как пасхальные яйца, ярко раскрашенные снаружи и пустые внутри. Еще на прошлой неделе Вик думал взять Тэда и уйти. Теперь он гадал, застанет ли дома жену и ребенка, когда вернется. Может быть, Донна решит забрать Тэда и уехать куда-нибудь, например, к матери в горы Поконо?
Да, такое вполне возможно. Она может решить, что десяти дней разлуки им будет мало. Что им лучше не видеть друг друга хотя бы полгода. И Тэд сейчас с ней. Закон на стороне фактического владельца, так?
И может быть, прозвучал в голове тихий, вкрадчивый голос, может быть, она знает, где сейчас Кемп. Может быть, она захочет поехать к нему. Дать ему еще один шанс. Чтобы вместе искать их счастливое прошлое. Какие чудесные безумные мысли посещают тебя в понедельник с утра пораньше, угрюмо подумал Вик.
Еще бы понять, как избавиться от этих мыслей.
Он все же успел допить свой коктейль до того, как самолет приземлился в бостонском аэропорту Логан. Теперь ему предстояло все утро мучиться изжогой – неотвязной, как мысли о Донне и Стиве Кемпе, даже если сожрать целую упаковку пастилок «Тамс», – но глухая тоска чуть развеялась. Так что, может быть, оно того стоило.
Может быть.
Джо Камбер изумленно уставился на сюрприз, поджидавший его на полу в гараже прямо под тисками. Сдвинул зеленую шляпу на лоб, еще пару секунд посмотрел на «подарочек», потом сунул два пальца в рот и пронзительно свистнул.
– Куджо! Ты где? Ко мне, Куджо!
Он свистнул еще раз и чуть наклонился вперед, уперев руки в колени. Пес придет, можно не сомневаться. Куджо никогда не отходит далеко от дома. И что, скажите на милость, с ним делать?
Пес нагадил на пол в гараже. Куджо ни разу себе этого не позволял, даже когда был щенком. Ну да, напрудил пару луж в доме, как это свойственно всем мелким щенкам, погрыз обивку на креслах, но ни разу не гадил на пол в помещении. Ни разу. Джо даже подумал, что здесь постарался какой-нибудь другой пес, но тут же прогнал эту мысль. Куджо – самый большой пес в Касл-Роке, по крайней мере, других Джо не знал. Большие собаки много едят и срут соответственно. Никакая дворняга, никакой бигль или пудель не навалит такую кучу. Может быть, Куджо почувствовал, что Черити с Бреттом уезжают надолго, и насрал в гараже в знак протеста? Джо знал, что такое бывает.
Он взял щенка в качестве платы за работу в 1975 году. Заказчиком был одноглазый Рэй Кроуэлл из Фрейберга. Этот Кроуэлл всю жизнь проработал на лесоповале, хоть запросто мог бы открыть «собачью ферму», как их иногда называют в Новой Англии, и обеспечить себе очень даже безбедное существование. Он хорошо ладил с собаками – умел их разводить и знал, как их правильно воспитывать. Но у него был тяжелый характер, и его вечно угрюмая рожа никак не способствовала привлечению клиентов.
– Нужно поставить на грузовик новый мотор, – сказал Кроуэлл той весной.
– Угу, – отозвался Джо.
– Мотор у меня есть, но я не смогу заплатить за работу. Я сейчас на мели.
Они стояли у входа в гараж Джо, жевали травинки. Бретт, тогда пятилетний, слонялся по двору, Черити развешивала постиранное белье.
– Да, невесело, Рэй, – сказал Джо. – Но я не работаю задарма. У меня тут не благотворительный фонд.
– Миссис Бисли только что ощенилась, – сказал Рэй. Миссис Бисли была чистопородной сукой сенбернара. – Малышня самых чистых кровей. Предлагаю обмен: ты мне поставишь мотор, а я дам тебе выбрать щенка. Что скажешь? Я, конечно, останусь в убытке, но у меня сейчас самая рубка, без грузовика – никуда.
– Не нужна мне собака, – сказал Джо. – Тем более такая здоровая. Эти чертовы сенбернары жрут как не в себя.
– Тебе, может, и не нужна, – сказал Рэй, указав взглядом на Бретта, который теперь сидел на траве и наблюдал за матерью. – А твой мелкий наверняка будет рад.
Джо открыл рот и тут же закрыл. Они с Черити не предохранялись, но кроме Бретта других детей у них не было, да и сам Бретт появился далеко не сразу. Иногда, глядя на сына, Джо задавался вопросом, не одиноко ли парню совсем одному? Наверняка одиноко. И наверное, Рэй Кроуэлл был прав. День рождения Бретта уже совсем скоро. Щенок будет подарком.