Наконец она подняла опухшее от слез лицо. Нашла в сумке платок и вытерла глаза.
– Прости, малыш. Я кричала не на тебя, а на эту… на эту тварь. – Она со всей силы ударила рукой по рулю, ойкнула, приложила ладонь ко рту и рассмеялась. Но это был невеселый смех.
– Она все-таки крякнулась, – угрюмо проговорил Тэд.
– Да, похоже на то. – Ей вдруг отчаянно захотелось, чтобы рядом был Вик. – Ладно, давай занесем в дом покупки. У нас есть провизия, Циско. Живем!
– Да, Панчо, – сказал он. – Я схожу за тележкой.
Он притащил свою большую красную тележку, и Донна загрузила в нее три пакета с продуктами, предварительно собрав все, что вывалилось в багажник. Разбилась бутылка с кетчупом. Представляете, да? Полбутылки кетчупа вылилось на голубое ковровое покрытие. Как будто кто-то сделал себе харакири. Теперь замучаешься убирать, и пятно точно останется. Вряд ли отмоется даже специальным шампунем для ковров.
Они докатили тележку до задней двери, ведущей в кухню. Донна тащила ее за собой, Тэд толкал сзади. Донна пыталась решить, что сделать сначала – разобрать пакеты с покупками или бежать мыть багажник, пока кетчуп совсем не засох, – когда зазвонил телефон. Тэд сорвался с места, как бегун-спринтер при звуке стартового пистолета. Он любил отвечать на звонки, и у него хорошо получалось.
– Алло! Кто говорит?
Он секунду послушал, заулыбался и протянул трубку Донне.
Ясно, подумала она. Кто-то желает болтать два часа ни о чем. Она спросила у Тэда:
– Ты знаешь, кто это?
– Да, – сказал он. – Это папа.
Ее сердце забилось быстрее. Она тут же схватила трубку.
– Алло. Вик?
– Привет, Донна.
Да, это был его голос, но такой сдержанный… такой осторожный. У нее сжалось сердце. Как будто ей мало всех прочих «радостей».
– У тебя все в порядке? – спросила она.
– Да, конечно.
– Просто я думала, ты позвонишь позже. Если вообще позвонишь.
– Ну, мы сразу рванули на студию. Где снимают рекламу с профессором Шарпом. И что ты думаешь? Они не могут найти мастер-копии. Роджер рвет на себе волосы.
– Да, – сказала она, кивая. – Он не любит, когда все идет не по плану.
– Это еще мягко сказано. – Вик тяжко вздохнул. – Вот я и подумал, пока они ищут…
Он замолчал, не договорив, и уныние Донны – неприятное, по-детски пассивное чувство, когда все внутри обрывается и ты словно падаешь в яму, – сменилось довольно активным страхом. Вик никогда не умолкал на полуслове, даже если что-то его отвлекало на том конце линии. Она вспомнила, каким измученным и напряженным было его лицо во время того разговора вечером в четверг.
– Вик, у тебя точно все хорошо? – Ее голос звенел от тревоги. Она сама это слышала и знала, что он тоже слышит; даже Тэд оторвался от книжки-раскраски, которую уже разложил на полу в коридоре, и испуганно сморщил лоб.
– Да, – сказал Вик. – Я говорю, что пока они заняты поисками, я решил позвонить. Вечером может и не получиться. Как там Тэд?
– Тэд в порядке.
Она улыбнулась и подмигнула Тэду. Тэд улыбнулся в ответ, тут же перестал хмуриться и вернулся к своей раскраске. У него очень усталый голос, не надо вываливать на него еще и проблемы с машиной, подумала она и тут же принялась рассказывать, как все плохо.
Она сама слышала, как в ее голосе начинают звучать знакомые нотки жалобного нытья, и постаралась пресечь этот скулеж. Бог ты мой, вот зачем она это рассказывает? У него такой голос, словно он еле держится, чтобы не сломаться, а она грузит его своим сломанным карбюратором и разбитой бутылкой кетчупа.
– Да, похоже, и вправду игольчатый клапан, – сказал Вик. Его голос стал чуть бодрее. Уже не таким беспросветно унылым. Может быть, потому что проблема с машиной была такой пустяковой на фоне прочих масштабных проблем, которые им теперь надо будет решать. – Ты звонила Джо Камберу? Может, он прямо сегодня все сделает.
– Я звонила, но его не было дома.
– Он наверняка дома, – сказал Вик. – У него в гараже нет телефона. Обычно трубку берет жена или сын. Наверное, они куда-то ушли.
– Ну, он и сам может куда-то уйти…
– Да, – сказал Вик. – Но вряд ли. Если есть люди, способные пускать корни, то Джо Камбер как раз из таких.
– То есть ты предлагаешь поехать к нему без звонка? – с сомнением спросила Донна. Она подумала о пустынном отрезке пути на шоссе номер 117 и Мейпл-Шугар-роуд… и это еще до того, как надо будет свернуть на дорогу, ведущую к дому Камбера, причем дорогу настолько глухую, что у нее даже нет никакого названия. И если этот несчастный игольчатый клапан окончательно полетит по пути – что называется, посреди чистого поля, – что тогда делать?
– Нет, лучше не надо, – сказал Вик. – Он всегда дома… пока он тебе совершенно не нужен. А как только становится нужен, его сразу нет. Закон подлости в действии. – Его голос опять стал унылым.
– И что мне делать?
– Позвони в автосалон «Форд». Пусть приедут и заберут машину в ремонт.
– Но…
– По-другому никак. До Саут-Пэриса двадцать две мили. Если поедешь сама, можешь и не дотянуть. А если позвонишь и заранее объяснишь ситуацию, у них, может, найдется замена. Или они сдадут тебе машину в прокат.
– В прокат… Вик, но это же дорого?
– Да, – сказал он.
Она снова подумала, что не надо грузить его этой проблемой. Он наверняка думает, будто она вообще ни на что не способна… кроме как трахаться с заезжим реставратором мебели. Зато уж в этом она мастерица. Ее глаза вновь защипало от слез – горячих, соленых слез злости и жалости к себе.
– Я все сделаю, – сказала она, отчаянно пытаясь взять себя в руки и говорить нормальным, спокойным голосом. Она уперлась локтем в стену и прикрыла глаза ладонью. – Не волнуйся.
– Хорошо… ох, черт, вот и Роджер. Он по уши в пыли, но кассеты нашлись. Дашь мне Тэда на пару секунд?
У нее в голове завертелся лихорадочный вихрь вопросов. Точно ли все хорошо? Можно ли надеяться, что у них все будет хорошо? Получится ли начать все сначала? Но поздно. Нет времени. Она потратила время на пустой разговор о машине. Глупая дура, тупая корова.
– Да, конечно, – сказала она. – Он попрощается за нас обоих. И… Вик?
– Что? – Теперь его голос звучал раздраженно. Он торопился.
– Я тебя люблю, – сказала она и добавила прежде, чем он сумел вставить хоть слово: – Тэд уже идет.
Она так резко передала трубку Тэду, что чуть не ударила его по голове, потом быстро прошла через дом, выскочила на переднее крыльцо и едва не упала, споткнувшись о пуфик. Слезы застилали глаза.
Она стояла на крыльце, нервно сжимая ладонями локти, смотрела на шоссе номер 117 и пыталась взять себя в руки. Да, надо взять себя в руки. Удивительно, какой сильной может быть душевная боль в отсутствие боли физической.
Она слышала у себя за спиной голос Тэда. Он рассказывал Вику, что сегодня они обедали в «Марио», и мама взяла себе толстую пиццу, и «пинто» ехал нормально и закапризничал только у самого дома. Потом он сказал Вику, что любит его. Потом трубка тихо легла на рычаг. Связь оборвалась.
Возьми себя в руки.
Наконец она более-менее успокоилась. Вернулась на кухню и принялась разбирать покупки.
Черити Камбер вышла из междугороднего автобуса в четверть четвертого. Бретт не отставал от нее ни на шаг. Она судорожно сжимала ремешок своей сумки. Ее вдруг охватил совершенно безумный, нелепый страх, что она не узнает Холли. Лицо сестры, все эти годы державшееся в голове, как фотография (младшая сестренка, удачно вышедшая замуж), внезапно и необъяснимо стерлось из памяти, и на месте, где раньше был снимок, осталось пустое слепое пятно.
– Ты ее видишь? – спросил Бретт. Он оглядел стратфордский автовокзал с интересом, но, конечно, без всякого страха.
– Дай мне пару секунд осмотреться! – несколько резче, чем нужно, проговорила Черити. – Может быть, она в кафе или…
– Черити?
Она обернулась и увидела Холли. Фотография ожила в памяти, но теперь стала полупрозрачной и наложилась на реальное лицо женщины, стоящей у игрового автомата «Космические захватчики». Первое, о чем подумала Черити: Холли носит очки – вот умора! Вторая мысль вызвала легкое потрясение: у Холли морщины – пусть их немного, но они есть. Третья мысль была даже не мыслью, а вставшей перед глазами картинкой, трогательной и щемящей, как черно-белая фотография из детства. Холли, еще совсем кроха, прыгает в пруд в одних трусиках, ее два смешных хвостика торчат вверх, будто ушки, она зажимает нос пальцами левой руки – просто для смеху. Тогда она не носила очки, подумала Черити, и ее сердце болезненно сжалось.
Рядом с Холли, застенчиво поглядывая на них с Бреттом, стояли мальчик лет пяти и девочка, которой было, наверное, два с половиной года. Под ее оттопырившимися штанишками явно был надет подгузник. Коляска стояла в сторонке.
– Привет, Холли, – сказала Черити так тихо, что сама еле расслышала собственный голос.
Морщинки были почти незаметны. Когда Холли улыбнулась, они поднялись вверх. Их мама всегда говорила, что так поднимаются только хорошие, добрые морщинки. На Холли было синее платье, не вызывающе дорогое, но явно не из дешевых. Кулон у нее на груди был то ли очень хорошей, качественной бижутерией, то ли крошечным изумрудом.
На мгновение время как будто застыло. В этом застывшем мгновении сердце Черити наполнилось такой ослепительной радостью, что та окупила с лихвой все усилия, затраченные на поездку. Сейчас она свободна, ее сын свободен. С ней рядом сестра и племянники. Не на фотографиях. На самом деле.
Смеясь и плача, две женщины шагнули навстречу друг другу, сначала как будто стесняясь, а потом все смелее и смелее. Они обнялись. Бретт остался на месте. Девочка, может быть, испугавшись, бросилась к маме и крепко вцепилась в подол ее платья, наверное, чтобы не дать ей улететь в небо вместе с этой незнакомой тетей.
Мальчик подошел к Бретту. Он был в джинсах и футболке с надписью: «А ВОТ И ПРОБЛЕМЫ».