ни в коем случае, что бы ни случилось. Потом побежит к двери. Подергает ручку. Если дверь не заперта, значит, ей повезло. Но надо заранее быть готовой к тому, что дверь заперта. Донна уже сняла рубашку и теперь сидела в одном белом хлопковом лифчике. Прежде чем бежать к двери, она обернет руку рубашкой. Не самая лучшая защита, но все-таки лучше, чем ничего. Она разобьет ближайшее к двери стекло на застекленной веранде и откроет дверь изнутри. Если внутренняя дверь заперта, Донна как-нибудь разберется и с ней. Как-нибудь.
Но Куджо вышел наружу, и все ее планы накрылись.
Ничего. Скоро он уйдет обратно в сарай. Как уже было не раз.
Но точно ли он уйдет? – пронеслось у нее в голове. Все одно к одному, как по заказу. Камберы уехали и как примерные граждане не забыли отменить доставку почты. Вик тоже уехал и, скорее всего, позвонит только завтра вечером, потому что нам не по карману звонить по межгороду каждый день. И вряд ли он будет звонить поздно вечером. Он позвонит пораньше, никто не возьмет трубку, и он решит, что мы поехали ужинать в «Марио» или в «Тейсти фриз» за мороженым. Он не перезвонит позже, потому что решит, что мы уже спим. Решит, что лучше позвонит завтра. Такой внимательный и заботливый Вик. Да, все одно к одному. Вроде бы у Харона, перевозчика душ в царстве мертвых, был пес? Плавал с ним в лодке туда-сюда. Зовите меня Куджо. Мы отправляемся в Долину смерти.
Уходи, мысленно подгоняла она пса. Возвращайся в сарай, чтоб тебя.
Куджо не сдвинулся с места.
Она облизнула губы, судя по ощущениям, распухшие не меньше, чем у Тэда.
Убрала волосы с его мокрого лба и тихонько спросила:
– Ты как, Тэдди?
– Тише, – рассеянно пробормотал Тэд. – Утки…
Она легонько встряхнула его за плечо.
– Тэд? Милый? Ты в порядке? Поговори со мной!
Он приоткрыл глаза и озадаченно огляделся по сторонам. Растерянный, смертельно уставший, измученный жарой малыш.
– Мам? Мы поедем домой? Мне так жарко…
– Мы поедем домой, – успокоила его Донна.
– Когда, мама? Когда? – Он беспомощно расплакался.
Побереги влагу, Тэд, подумала она. Не трать ее зря. Совершенно безумные мысли. Но и сама ситуация совершенно безумная, разве нет? Маленький мальчик умирает от обезвоживания
(прекрати, никто НЕ умирает)
в каких-то несчастных семи милях от города.
Но так и есть, резко напомнила она себе. Не надо обманывать себя, сестренка. Тут как на войне: все, что раньше казалось маленьким и пустяковым, вдруг становится очень большим. Слабое дуновение воздуха в приоткрытое на четверть окно – благодатный ветерок. Восемь шагов до крыльца – полмили земли между окопами. Если тебе хочется верить, что пес – посланник суровой судьбы, или призрак непрощенных грехов, или даже реинкарнация Элвиса Пресли, то верь на здоровье. На этой войне, когда речь идет о жизни и смерти, даже просто сходить в туалет – уже целое дело.
Но мы справимся, мы обязательно справимся. Никакой пес не отнимет у меня сына.
– Когда, мам? – Тэд смотрел на нее мокрыми от слез глазами, его лицо было творожисто-белым.
– Скоро, – угрюмо проговорила она. – Уже очень скоро.
Она вновь убрала волосы с его лба и прижала его к себе. Мельком глянула в окно с пассажирской стороны, и ее взгляд снова наткнулся на старую, обмотанную изолентой бейсбольную биту, лежащую в высокой траве.
Вот бы взять эту биту и разбить псу башку.
В доме зазвонил телефон.
Донна вскинула голову, вдруг преисполнившись отчаянной надежды.
– Это нам звонят, мам? Это нам?
Она ничего не ответила. Она не знала, кому звонят. Но если им повезет – должно же им хоть когда-нибудь повезти! – звонящий заподозрит неладное, когда никто из Камберов не возьмет трубку. И решит съездить сюда и проверить, все ли в порядке.
Куджо тоже поднял голову и склонил ее набок. На мгновение он стал до безумия похож на Ниппера, пса с картины «Голос его хозяина», ставшей рекламой для граммофонов. Он поднялся и, шатаясь, направился к дому, где звонил телефон.
– Может быть, собачка возьмет трубку, – сказал Тэд. – Может быть…
С пугающей прытью Куджо развернулся и бросился к машине. От его неуклюжей, шаткой походки не осталось и следа, словно все это время он лишь притворялся больным. Он не лаял и не рычал – он ревел. Его красные глаза горели огнем. Он с глухим треском ударился о машину и отскочил. Донна потрясенно уставилась на дверь, которая чуть вмялась внутрь. Он наверняка умер, подумала она, потихоньку впадая в истерику, расшиб себе голову насмерть. Или хотя бы свалился в контузии… наверняка… НАВЕРНЯКА…
Куджо поднялся. Его разбитая морда была вся в крови. Глаза – совершенно бессмысленные и пустые. Телефон в доме все звонил и звонил. Пес вроде бы собрался идти прочь, но вдруг щелкнул зубами на свой собственный бок, словно его кто-то ужалил, и бросился на окно Донны. С глухим стуком ударился о стекло прямо напротив ее лица. На стекло брызнула кровь, и на нем появилась длинная серебристая трещина. Тэд пронзительно закричал, схватился руками за щеки и потянул их вниз, оставляя на коже царапины от ногтей.
Пес бросился снова. Из окровавленной оскаленной пасти падали хлопья пены. Донна видела его зубы, желтые, как старая слоновая кость. Его когти скребли по стеклу. Из рваной раны на лбу текла кровь. Пес смотрел прямо на Донну своими пустыми, тусклыми глазами, но в них было – она могла бы поклясться – в них было какое-то страшное знание. Злобное знание.
– Уходи! – закричала она.
Куджо вновь бросился на машину, ударившись в дверь под ее окном. И еще раз. И еще. Дверь все сильнее вминалась внутрь. Каждый раз, когда пес весом две сотни фунтов бился об автомобиль, тот содрогался. Каждый раз, слыша тяжелый, глухой удар, Донна была уверена, что уж теперь-то Куджо наверняка расшибется насмерть или хотя бы свалится без сознания. Но каждый раз он вставал, чуть отступал для разбега и снова бросался на «пинто». Его морда превратилась в кровавую маску из свалявшейся шерсти, его глаза – когда-то добрые, умные собачьи глаза – теперь горели слепой, тупой яростью.
Донна посмотрела на Тэда и увидела, что тот в шоке. Свернулся калачиком в своем детском кресле, подтянув колени к груди, сжался в тугой комок и сцепил руки в замок на затылке.
Может, так даже лучше. Может быть…
Телефон в доме умолк. Куджо, который уже приготовился к очередному броску, застыл неподвижно. Опять склонил голову набок, словно к чему-то прислушивался или пытался что-то вспомнить. Донна затаила дыхание. Тишина казалась оглушительной. Куджо сел, запрокинул израненную морду к небу и завыл – так пронзительно и тоскливо, что Донну пробрал озноб. Ей действительно стало холодно, несмотря на жару. Потому что в это мгновение она поняла – не подумала, не ощутила, а именно поняла, – что это не просто пес.
А уже в следующую секунду Куджо поднялся, очень медленно и устало, обошел «пинто» спереди и скрылся из виду. Видимо, лег на подъездной дорожке прямо перед машиной – Донна больше не видела его хвоста. Но она все равно сидела в напряжении, морально готовясь к тому, что сейчас он запрыгнет на капот, как уже делал прежде. Однако он не запрыгнул. Все было тихо.
Она взяла Тэда на руки и принялась успокаивать.
Когда Бретт наконец сдался и вышел из телефонной будки, Черити взяла его за руку и повела в кафетерий на втором этаже универмага «Калдор». Они пришли в «Калдор», потому что Холли хотела купить новые скатерти и подходящие к ним занавески.
Холли ждала их за столиком, уже допивая коктейль из лимонада с мороженым.
– Все в порядке? – спросила она.
– Все в порядке, – сказала Черити и взъерошила сыну волосы. – Просто он беспокоится за своего пса. Да, Бретт?
Бретт пожал плечами и уныло кивнул.
– Ты иди смотри, что тебе нужно, – сказала Черити сестре. – Мы догоним.
– Хорошо. Я буду внизу. – Холли допила лимонад и поднялась из-за стола. – Я уверена, что с твоим песиком все хорошо, Бретт.
Бретт вымученно улыбнулся и ничего не сказал. Они с Черити наблюдали, как Холли выходит из кафетерия, такая красивая и элегантная в летнем бордовом платье и босоножках на пробковой подошве. Черити знала, что ей самой никогда в жизни не стать такой элегантной. Раньше – может быть. Но теперь уже нет. Холли пригласила няню к своим малышам, а сама повезла Черити с Бреттом в Бриджпорт. Угостила их очень хорошим обедом, расплатившись карточкой «Дайнерс клаб», а затем они все вместе отправились по магазинам. Но Бретт весь день ходил замкнутым и подавленным. Беспокоился о Куджо. Черити и сама была не в настроении бегать по магазинам; день выдался жарким, и ее растревожил утренний случай с возобновившимся снохождением Бретта. В конце концов она сама предложила Бретту позвонить домой из телефонной будки в универмаге… и результат оказался именно таким, какого она и боялась.
Подошла официантка. Черити заказала кофе, молоко и две сладкие слойки.
– Бретт, – начала она. – Когда я сказала твоему отцу, что хочу поехать с тобой в Коннектикут, он был против…
– Да, я догадался.
– …но потом передумал. Как-то сразу и вдруг. Мне кажется, он увидел возможность… отдохнуть самому. Мужчинам иногда нужно побыть в одиночестве, заняться мужскими делами…
– Сходить на охоту?
(или по бабам, или по барам, чтобы напиться до чертиков, и бог знает чего еще и почему)
– Да, вроде того.
– И в кино, – сказал Бретт.
Официантка принесла заказ, и Бретт принялся за слойку.
(ну да, в порнокинотеатрах на Вашингтон-стрит, в квартале, который зовется Горячей Точкой)
– Может быть. В общем, я думаю, что твой папа вполне мог уехать на пару дней в Бостон…
– Это вряд ли, – убежденно проговорил Бретт. – У него много работы. Очень много работы. Он мне говорил.
– Может, ее оказалось не так уж и много. – Черити очень старалась, чтобы в ее голосе не прозвучало даже намека на циничный сарказм. – И раз он уже второй день не отвечает на наши звонки, то, скорее всего, и вправду куда-то уехал. Пей молоко, Бретт. Оно полезно для костей.