– Да. – Вик вымученно улыбнулся. – Понимаю.
Он снова взял трубку, секунду помедлил и сначала позвонил домой. Нет ответа. За разговором с Роджером Вик чуть успокоился, но теперь опять разволновался. Он позвонил в справочную Мэна и попросил соединить его с полицейским участком в Касл-Роке. На часах было почти пятнадцать минут первого. В ночь со вторника на среду.
Донна Трентон сидела, положив руки на руль. Тэд наконец снова уснул, но спал беспокойно; ворочался, вздрагивал, временами стонал. Она боялась, что ему снится только что пережитый ужас.
Она потрогала его лоб; Тэд что-то пробормотал и отстранился от ее руки. Его веки затрепетали, глаза приоткрылись и снова закрылись. Малыша лихорадило – почти наверняка из-за постоянного напряжения и страха. Ее тоже знобило, у нее все болело. Болели раны на животе, но они были поверхностными, чуть пострашнее царапин. Тут ей повезло. С ногой было хуже. Рваные раны на левой ноге (укусы, настойчиво поправлял ее внутренний голос, словно смакуя весь ужас произошедшего) были глубокими и смотрелись кошмарно. Пока кровь не свернулась, ее вылилось целое море, но Донна не стала бинтовать раны сразу, хотя в бардачке «пинто» лежала аптечка. Видимо, она надеялась, что вместе с кровью вытечет вся инфекция… но точно ли вытечет или это просто такое народное поверье? Донна не знала. Она очень многого не знала.
Когда кровотечение наконец прекратилось, все бедро Донны и все водительское сиденье сделались липкими от крови. Чтобы перебинтовать раны, она извела все три марлевые салфетки, оставшиеся в аптечке. Надо будет пополнить запасы, подумала она и истерически захихикала.
В темноте раны казались черными и напоминали вспаханную землю. Боль в ноге не унималась ни на секунду. В аптечке был аспирин, но две таблетки, проглоченные всухую, совершенно не помогли. Голова тоже болела почти нестерпимо, словно ее сжимало железным обручем.
Каждый раз, когда Донна пыталась чуть разогнуть ногу, тупая пульсация боли превращалась в острую жгучую резь. Она не знала, сможет ли теперь наступить на больную ногу и уж тем более – добежать до двери. Да и куда ей бежать? Пес сидел на дорожке между машиной и домом, вяло свесив разбитую голову… но все равно не сводил взгляда с машины. Не сводил взгляда с нее.
Донна почему-то была уверена, что он больше не нападет. По крайней мере, сегодня ночью. А завтра солнце загонит его в сарай, если будет так же жарко, как было вчера.
– Ему нужна я, – прошептала она пересохшими губами. Да, это правда. По какой-то неведомой прихоти судьбы – или по его собственным непостижимым причинам – псу была нужна именно Донна.
Когда он рухнул на землю, она была уверена, что он умирает. Ни одно живое существо не выдержало бы такого жестокого избиения дверцей машины. Даже плотная шерсть не гасила удары. Одно его ухо висело на клочке кожи.
Но мало-помалу пес оклемался и сел. Донна не верила своим глазам… не желала верить своим глазам.
– Нет! – закричала она, совершенно утратив контроль над собой. — Нет, ложись. Ты уже должен был сдохнуть. Ложись, я сказала. Ложись и подыхай, гадский пес!
– Мама, не надо, – пробормотал Тэд, зажав уши руками. – Мне больно… мне больно…
С тех пор ситуация не изменилась. Время опять потянулось мучительно медленно. Донна несколько раз подносила к уху часы, чтобы убедиться, что они еще тикают. Ей казалось, что стрелки не двигаются вообще.
Двадцать минут первого.
Что мы знаем о бешенстве, дети?
Почти ничего. Какие-то смутные фрагменты из газетных статей. Из рекламного проспекта, который она рассеянно пролистала, когда однажды, еще в Нью-Йорке, носила к ветеринару их кошку Дину на прививки от чумки. Маленькое уточнение: от чумки и бешенства.
Бешенство поражает центральную нервную систему. И постепенно ее разрушает… как именно? Донна не знала, и врачи, кажется, тоже не знают. Иначе болезнь не считалась бы такой опасной. Конечно, размышляла она с надеждой, я даже не знаю наверняка, точно ли у пса бешенство. Я никогда в жизни не видела бешеных собак, только в кино. В «Убить пересмешника» с Грегори Пеком. К тому же тот пес, которого Пек пристрелил из ружья, не был бешеным по-настоящему. Это просто такая роль. Киношники взяли в местном приюте какую-нибудь шелудивую дворнягу и намазали ей морду пеной для бритья…
Так, давай-ка не отвлекайся. Сейчас надо думать о главном. Рассматривать наихудший из вариантов, как называл это Вик. Тем более что в душе она знала: у Куджо бешенство. Иначе с чего бы он так бесновался? Он же безумен, как шляпник.
И он ее покусал. Очень сильно. Что это значит?
Она знала, что люди могут заразиться бешенством и умереть. Это страшная смерть. Может быть, самая страшная из всех. Существует вакцина. Бешенство вроде бы лечится серией уколов. На ранней стадии. Уколы очень болезненные, хотя, наверное, боль от инъекций – ничто по сравнению с болями от самого бешенства. Но…
Она, кажется, где-то читала, что науке известно всего два случая, когда люди выжили после бешенства в запущенной стадии, когда болезнь диагностировали очень поздно. У больных уже начали проявляться симптомы. Один из выживших, маленький мальчик, выздоровел полностью. Второй, взрослый мужчина, ученый-зоолог, получил необратимое повреждение мозга. Его центральная нервная система просто рассыпалась.
Главное – не тянуть слишком долго. Чем позже начнется лечение, тем меньше шансов на полное выздоровление. Донна потерла лоб. Он был холодным и мокрым от пота.
Слишком долго – это сколько? Несколько часов? Дней? Недель? Может быть, месяц? Она не знала.
Внезапно машина как будто начала сжиматься. Вот она стала размером с «хонду», затем – размером с эти крошечные трехколесные автомобильчики, на которых в Англии ездят инвалиды, затем – размером с мотоциклетную коляску и наконец – размером с гроб. Двойной гроб для нее и для Тэда. Им нужно выбраться, нужно выбраться, выбраться…
Ее рука потянулась к дверной ручке, но она вовремя остановилась. Сердце стучало как сумасшедшее, отчего голова разболелась еще сильнее. Не надо, подумала Донна. Все и так очень плохо. Не надо клаустрофобии… не надо…
Ей невыносимо хотелось пить.
Она посмотрела на Куджо, который неумолимо смотрел на нее. Из-за трещины в стекле он казался расколотым надвое.
Кто-нибудь, помогите, подумала Донна. Спасите нас. Пожалуйста.
Когда поступил вызов по рации, Роско Фишер сидел в патрульной машине, припаркованной у въезда на автозаправку. Формально он следил за дорогой, ловил лихачей, а на деле клевал носом. В половине первого ночи на шоссе номер 117 не было ни единой машины. Его внутренний будильник, которому он доверял, должен был разбудить его около часа ночи, когда в норуэйском автокинотеатре закончится последний сеанс и дорога, возможно, слегка оживится.
– Третий, ответьте диспетчеру. Третий, прием.
Роско дернулся и проснулся, опрокинув бумажный стаканчик с остывшим кофе прямо себе на промежность.
– Черт, – уныло проговорил он. – Вот и радость.
– Третий, прием.
Он схватил микрофон и нажал кнопку.
– Третий на связи. Прием.
Он хотел бы добавить, что лучше бы вызов был строго по делу, чтобы он не зря сидел в луже холодного кофе по самые яйца, но мало ли кто из местных радиолюбителей решит развлечься, подслушивая полицейские переговоры по рации… даже в половине первого ночи.
– Надо съездить на адрес Ларч-стрит, дом восемьдесят три, – сказал Билли. – Дом мистера и миссис Трентон. Проверить и доложить обстановку. Прием.
– Что именно надо проверить? Прием.
– Трентон в Бостоне, звонит домой. Он уверен, что кто-то должен быть дома. Но никто не берет трубку. Прием.
Ну вот, замечательно, кисло подумал Роско Фишер. Ради чего столько страданий? Четыре доллара за химчистку, и если я остановлю какого-нибудь лихача, он решит, будто я обоссался от счастья выписать штраф.
– Принято. Выполняю, – сказал Роско, заводя двигатель. – Прием.
– Сейчас ноль часов тридцать четыре минуты, – сказал Билли. – Ключ на гвозде под козырьком входной двери. Мистер Трентон просил войти в дом и проверить, есть там кто-нибудь или нет. Прием.
– Вас понял. Отбой.
– Отбой.
Роско включил фары и поехал по пустой главной улице Касл-Рока, мимо городского парка и летней эстрады с ее конической зеленой крышей. Поднялся на холм и повернул направо, на Ларч-стрит. Дом Трентонов был вторым от угла, и Роско подумал, что при свете дня из окон открывается изумительный вид на город. Он поставил машину у тротуара на въезде во двор, выбрался наружу и тихо прикрыл дверцу. Вокруг все спят, на улице темно.
Он секунду помедлил, оттянул мокрые штаны от промежности (скривившись в процессе) и подошел к дому по подъездной дорожке. Машин во дворе не было, в маленьком одноместном гараже – тоже. Там стоял только детский трехколесный велосипед. Точно такой же, как у его сына.
Он закрыл гаражную дверь и поднялся на крыльцо дома. На верхней ступеньке лежал свежий номер «Голоса Касл-Рока». Роско поднял газету и толкнул дверь. Она была не заперта. Он вошел на веранду, чувствуя себя непрошеным гостем, без разрешения вторгшимся в чужой дом. Бросил газету на диван-качалку и нажал кнопку звонка у внутренней двери. В доме раздался заливистый перезвон, но никто не пришел открывать. Он позвонил еще дважды и выждал примерно минуты три, чтобы дать хозяйке время проснуться, надеть халат и спуститься в прихожую… если хозяйка дома.
Так и не дождавшись ответа, Роско подергал дверь. На этот раз заперто.
Только муж за порог, жена сразу к подружкам, подумал он. И все же ему показалось странным, что она не уведомила супруга.
Он пошарил под козырьком над входной дверью, нашел запасной ключ, который Вик повесил там почти сразу после того, как Трентоны въехали в этот дом, и отпер дверь. Если бы он входил через кухню – как Стив Кемп днем, – ему не понадобился бы ключ. Как и большинство жителей Касл-Рока, Донна не запирала все двери, когда уходила ненадолго.