Он заглушил двигатель и выскочил из машины.
– Донна! Донна!
Она как будто его не слышала и даже не осознавала, что он рядом. Ее щеки и лоб обгорели на солнце до волдырей. Ее левая штанина была разодрана в клочья и пропитана кровью. Ее голый живот… весь изранен.
Бейсбольная бита все поднималась и падала, вновь и вновь. Донна глухо хрипела. Мертвый пес истекал кровью.
– Донна!
Он перехватил биту на замахе и вырвал из рук Донны. Бросил биту на землю и положил руки на голые плечи жены. Она обернулась к нему. Ее затуманенные глаза были совершенно пустыми, волосы – всклокоченными, как у ведьмы. Она посмотрела на Вика… покачала головой… и попятилась.
– Донна, милая… – прошептал он. – О господи.
Это был Вик, но Вика здесь быть не могло. Это мираж. Пес заразил ее бешенством, и у нее уже начались галлюцинации. Она попятилась… протерла глаза… но он никуда не исчез. Она протянула к нему дрожащую руку, и мираж взял ее в свои большие, сильные ладони. Это было приятно. Ее руки жутко болели.
– Вых? – прохрипела она еле слышно. – Вых… Вых… Вик?
– Да, милая. Это я. Где Тэд?
Нет, все-таки не мираж. Это действительно Вик. Ей хотелось заплакать, но у нее уже не было слез. Ее глаза просто вращались в глазницах, как шарики в перегретых подшипниках.
– Вик? Вик?
Он обнял ее одной рукой.
– Где Тэд, Донна?
– В машине. Ему плохо. Надо в больницу. – Она не могла говорить, только шептать, и даже шепот давался с трудом. Скоро голос совсем пропадет, и она сможет только беззвучно вылеплять слова губами. Но это не важно, совсем не важно. Вик приехал, он здесь. Они с Тэдом спасены.
Он оставил ее и побежал к машине. Донна так и стояла на месте, глядя на изувеченное тело пса. В общем-то все не так уж и плохо. Когда борешься за выживание, все остальное теряет значение: ты либо выживешь, либо умрешь. И это нормально. Так и должно быть. Ее уже не пугали ни кровь, ни мозги, вытекающие из расколотой головы Куджо. Страх прошел. С ними Вик, и они спасены.
– Господи. – В тишине голос Вика прозвучал неожиданно громко и тонко.
Она обернулась и увидела, как он что-то вытаскивает с заднего сиденья «пинто». Какой-то мешок. С апельсинами? С картошкой? С чем? Разве она ездила по магазинам до того, как все произошло? Да, она накупила продуктов. Но занесла все покупки в дом. Они с Тэдом вместе их занесли. Завезли на тележке. Тогда что же…
Тэд! – попыталась крикнуть она и побежала к нему.
Вик перенес Тэда в тонкую полоску тени под домом и уложил на землю. Лицо малыша было белым как мел. Волосы облепили его хрупкий череп, как прелая солома. Его руки лежали ладонями вверх на траве и, кажется, даже не приминали травинки.
Вик прижал ухо к груди Тэда. Потом поднял глаза на Донну. Его лицо было бледным, но спокойным.
– Давно он умер, Донна?
Умер?! Она пыталась кричать, но голоса не было вовсе. Ее губы шевелились, как губы диктора в телевизоре с отключенным звуком. Он не умер, он был жив, когда я его переложила на заднее сиденье. Он не мог умереть. Что ты говоришь, скотина?! Как у тебя только язык повернулся такое сказать?!
Она пыталась все это произнести своим безголосым голосом. Неужели Тэд умер в тот самый миг, когда пес испустил дух? Нет, не может такого быть. Никакой бог, никакая судьба не бывают настолько чудовищно жестокими.
Она подбежала к мужу и оттолкнула его со всей силы. Не ожидавший этого Вик упал на пятую точку. Донна склонилась над Тэдом. Положила руки ему на голову. Открыла ему рот, зажала пальцами нос и принялась вдыхать воздух в легкие сына.
На гравийной дорожке сонные летние мухи уже облепили тела Куджо и шерифа Баннермана, мужа Виктории, отца Катрины. Они не делали различия между псом и человеком. Это были демократичные мухи. Солнце жарило во всю мощь. Было без десяти час. Над полями дрожало жаркое марево. Небо сделалось цвета выцветших голубых джинсов. Предсказание тетушки Эвви сбылось.
Донна дышала за своего сына. Дышала. Дышала. Ее сын не умер; она прошла через ад вовсе не для того, чтобы он умер. А значит, он просто не мог умереть.
Он не мог умереть.
Она дышала. Дышала. Дышала за своего сына.
Она продолжала дышать и двадцать минут спустя, когда во двор въехала «Скорая». Она не подпускала Вика к сыну. Когда он пытался подойти ближе, она скалила зубы и беззвучно на него рычала.
Оглушенный горем почти до полного отупения, в глубине души твердо уверенный: то, что сейчас происходит, просто не может происходить на самом де- ле, – Вик вошел в дом Камберов через дверь, на которую так долго и пристально смотрела Донна. Внутренняя дверь на веранде была не заперта. Вик нашел телефон и позвонил куда следует.
Когда он вышел обратно во двор, Донна по-прежнему делала искусственное дыхание их мертвому сыну. Он шагнуло было к ней, но передумал и подошел к «пинто». Открыл дверцу багажника и заглянул внутрь. Волна жара ударила ему в лицо. Неужели они просидели внутри вторую половину понедельника, весь вторник и первую половину среды? Невозможно в такое поверить.
Под полом багажника, в углублении для запаски, лежал старый плед. Вик развернул его и накрыл изувеченное тело Баннермана. Потом сел на траву и стал смотреть на городское шоссе номер 3 и запыленные сосны на другой стороне дороги. Его мысли безмятежно уплыли вдаль.
Водитель «Скорой» и двое санитаров погрузили тело Баннермана в машину. Затем подошли к Донне. Донна оскалила зубы. Ее пересохшие губы беззвучно вылепили слова: Он жив! Жив! Один из санитаров попытался поднять ее на ноги и увести. Донна его укусила. Позже ему самому был назначен курс уколов от бешенства. Второй санитар бросился ему на помощь. Донна отбивалась, как дикая кошка.
Санитары настороженно отступили. Вик сидел на лужайке, подперев подбородок руками, и смотрел на дорогу.
Водитель «Скорой» принес шприц. Последовала отчаянная борьба. Шприц разбился. Тэд, по-прежнему мертвый, лежал на траве. Полоска тени у дома стала чуть шире.
Подъехали две патрульные машины. Среди прибывших полицейских был Роско Фишер. Когда ему сообщили о гибели Джорджа Баннермана, он расплакался. Двое других полицейских подошли к Донне. Снова последовала отчаянная борьба, и наконец четверо мужчин, потных и запыхавшихся, оттащили Донну Трентон от сына. Она чуть было не вырвалась, и Роско Фишер, глотая слезы, бросился на помощь коллегам. Донна беззвучно кричала и трясла головой. Принесли еще один шприц, и на этот раз санитарам удалось сделать укол.
Из машины вытащили каталку и подкатили ее к тому месту, где лежал на траве Тэд. Тэда, по-прежнему мертвого, перенесли на каталку. Санитары накрыли его простыней. Донна увидела, что происходит, и принялась вырываться с удвоенной силой. Высвободив одну руку, она била вслепую, куда попадет. А потом все-таки вырвалась.
– Донна, – сказал Вик, поднимаясь на ноги. – Милая, все кончено. Ты ему не поможешь.
Но она бросилась не к каталке, где лежал ее сын. Она подняла упавшую бейсбольную биту и принялась избивать мертвого пса. Мухи взвились над ним переливчатым черно-зеленым облаком. Жуткие звуки ударов напоминали стук мясницкого топора. При каждом ударе тело Куджо слегка вздрагивало.
Полицейские двинулись к Донне.
– Не надо, – тихо проговорил санитар, и через пару секунд Донна просто упала. Бейсбольная бита Бретта Камбера выскользнула из ее обмякшей руки.
«Скорая» уехала минут через пять, завывая сиреной. Перед самым отъездом санитар предложил Вику укол – «для успокоения нервов, мистер Трентон», – и хотя Вик уже был совершенно спокоен, он из вежливости согласился. Он поднял целлофановую упаковку от шприца, где было написано название фирмы. «АПДЖОН».
– Мы делали для них рекламу, – сказал он санитару.
– Правда? – с опаской отозвался санитар, совсем молодой парень, который боялся, что его скоро стошнит. Он никогда в жизни не видел такого кошмара.
Одна из полицейских машин ждала Вика, чтобы отвезти его в больницу в Бриджтоне.
– Мы можем задержаться еще на минутку? – спросил Вик.
Полицейские кивнули. Они тоже смотрели на Вика Трентона с опаской, словно он был заразным.
Он открыл обе дверцы «пинто». Ему пришлось поднапрячься, чтобы открыть водительскую дверцу; пес погнул ее так, что Вик никогда не поверил бы, что такое возможно. В салоне лежала сумочка Донны. Ее рубашка, порванная в одном месте, словно ее подрал пес. На приборной панели валялись обертки от копченых колбасных палочек и стоял термос, пахнущий прокисшим молоком. Вик увидел коробку со Снупи, и у него сжалось сердце. Он запретил себе думать о том, что это значит применительно к будущему – если после сегодняшнего жуткого дня есть хоть какое-то будущее. На полу под сиденьем он нашел одну кроссовку Тэда.
Тэдди, подумал он. Тэдди.
У него подкосились ноги, он тяжело опустился на пассажирское сиденье и уставился на хромированную полоску, идущую по низу дверной рамы. Почему? Почему это произошло? Подобные вещи вообще не должны происходить, никогда и нигде. Как получилось, что столько разных случайностей так фатально совпали?
Голова взорвалась болью. В носу защипало, на глаза навернулись слезы. Он шмыгнул носом и провел рукой по лицу. Ему вдруг подумалось, что, если считать вместе с Тэдом, Куджо убил как минимум троих. Может быть, больше. Может, еще и Камберов. Были ли у того полицейского, которого он накрыл пледом, жена и дети? Наверняка.
Если бы я приехал сюда хоть на час раньше. Если бы я не заснул…
Внутренний голос кричал: Я был так уверен, что это Кемп! Я был так уверен!
Если бы я приехал сюда на четверть часа раньше, хватило бы этих несчастных пятнадцати минут? Если бы я не болтал с Роджером по телефону так долго, сейчас Тэд был бы жив? Когда он умер? Он действительно умер? На самом деле? И как мне теперь с этим справляться? Как мне жить дальше и не сойти с ума? Что будет с Донной?