Куджо наблюдал за человеком, вылезшим из машины, с растущей ненавистью. Это он причинил Куджо боль; из-за него у Куджо ныли мышцы и надсадно звенело в голове; из-за него старые листья под крыльцом запахли вдруг тухлятиной; из-за него Куджо не мог без отвращения смотреть на воду, несмотря на жажду.
Глубоко в его груди родилось рычание. Он обонял запах Человека, его пота и его горячей плоти. Рычание перешло в яростный рев. Куджо выскочил из-под крыльца и бросился на ненавистного Человека.
В первый момент Баннермэн даже не услышал низкого рычания Куджо. Он подошел к «пинто» достаточно близко, чтобы разглядеть копну волос над водительским сиденьем. Сперва он подумал, что женщину застрелили, но где же дырка от пули? Стекло было скорее раздавлено, чем пробито.
Потом он увидел, что голова шевельнулась. Не сильно, скорее дернулась. Но это не важно. Женщина жива. Он шагнул вперед и тут услышал рычание.
Почему-то первым делом он подумал про своего ирландского сеттера Расти, но ведь тот умер уже четыре года назад, вскоре после истории с Фрэнком Доддом. И Расти никогда так не рычал, и в решающий момент Баннермэн будто прирос к месту, охваченный диким, атавистическим ужасом.
Потом он повернулся, схватился за пистолет и успел только мгновенно увидеть фигуру громадного пса, летящего на него. В следующую минуту пес толкнул его в грудь и сшиб на землю. Его рука взметнулась в воздух и ударилась о багажник «пинто», пистолет выпал. Пес укусил его, и Баннермэн увидел первые пятна крови на своей голубой рубашке. Внезапно он понял все. Они здесь, машина сломана… и этот пес. Он никак не укладывается в логичный план Мэсена.
Баннермэн попытался оттолкнуть морду пса от своего живота. Внезапно он почувствовал там режущую боль и увидел, как кровь быстро пропитывает его брюки. Он потянулся вперед, но пес мощным ударом снова отбросил его на «пинто», заставив маленький автомобиль содрогнуться.
Он почему-то не мог вспомнить, занимались ли они с женой любовью в прошлую ночь.
Безумные мысли. Безумные…
Пес напал снова. Баннермэн попробовал увернуться, но пес, опередив его, нырнул мордой в низ живота – жуткая, никогда еще не испытанная боль пронзила все его тело. Ему казалось, что пес ухмыляется, и, глядя в его дикие мутные глаза, он подумал, что разглядел в них что-то знакомое.
Привет, Фрэнк! Что, в аду слишком жарко для тебя?
Тут Куджо вцепился в его пальцы, отрывая их по одному. Баннермэн забыл про Фрэнка Додда, забыл про все. Он хотел только спасти свою жизнь. Он пытался заслониться коленом и не мог – боль в животе парализовала его.
Господи, что он делает со мной? Господи, за что? Вики, Вики…
Тут дверца «пинто» открылась. Та самая женщина. Он видел ее на фотографии в доме, и там это была очень даже симпатичная женщина, из тех, на кого оглядываются на улицах. Теперь перед ним стояла развалина. Пес и ее отделал. Живот пересекала кровавая полоса. Одна штанина джинсов была оторвана, и колено украшала неуклюжая повязка. Но хуже всего было ее лицо; оно походило на гнилое яблоко. Лоб изрезали глубокие морщины, губы потрескались и запеклись, глаза глубоко запали.
Пес на миг оставил Баннермэна и повернулся к женщине, припав к земле и рыча. Она спряталась в машине, захлопнув дверцу.
Машина… Скорее позвонить… Скорее в машину…
Он повернулся и побежал к «крейсеру». Пес побежал следом, но опоздал. Он рванул дверь, влез в машину и вызвал по рации помощь. Помощь приехала. Пса застрелили. Их всех спасли.
Все это случилось за три секунды и только лишь в мыслях Джорджа Баннермэна. Когда он повернулся, чтобы бежать, ноги его подкосились, и он упал на гравий.
Ох, Вики, что же он со мной делает?
Мир вокруг сверкал на солнце. Ничего не было видно. Баннермэн, шаря руками по гравию, поднялся на колени. Оглядев себя, он увидел толстую серую кишку, свисающую с разодранного живота. Брюки до колен пропитались кровью.
Только не подпускай его к яйцам, Баннермэн. Тогда тебе конец. Нужно добраться до рации и…
Ребенок… О господи, неужели ее ребенок там?
При этой мысли он подумал о собственной дочери.
Кэтри, которая в этом году должна перейти в седьмой класс. У нее уже видна грудь. Настоящая маленькая леди. Играет на пианино и хочет лошадку. В один из дней, если бы она не задержалась в библиотеке, Фрэнк Додд убил бы ее вместо Мэри Кэт Хендрасен. Тогда…
Шевелись же, идиот!
Баннермэн поднялся на ноги. Все вокруг сверкало на солнце. Пес был занят: он бешено колотился в разбитое стекло «пинто», рыча и завывая.
Баннермэн, шатаясь, побрел к «крейсеру». Лицо его было мертвенно-бледным. Губы посинели. Это самый большой пес, какого он когда-либо видел, и он покусал его. Ну почему все вокруг так сверкает?
Он зажал живот рукой; кишки скользили между пальцев. Он добрался до двери и уже слышал радио внутри. «Сперва позвонить. Потом уже заняться раной. Так положено. Не спорь с правилами – хотя, если бы я не спорил, то ни за что не стал бы звонить Смиту, когда это произошло с Доддом. Вики, Кэтрин, простите…»
Мальчик. Нужно помочь мальчику.
Он едва не упал, схватившись за дверцу. И тут он услышал, как пес приближается к нему. Если только удастся закрыть дверцу… о господи, только бы закрыть дверцу прежде, чем он окажется рядом… о боже…
О боже…
Тэд снова закричал, закрыв лицо руками и мотая головой из стороны в сторону, когда Куджо опять принялся биться о дверь.
– Тэд, не надо! Не надо… Дорогой, ну пожалуйста!
– Папа… папа… папа…
Внезапно он замолчал.
Прижав Тэда к груди, Донна повернула голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как Куджо кидается на человека, пытающегося открыть дверцу машины, и сбивает его с ног.
На дальнейшее она смотреть не могла. Она хотела бы вовсе не открывать глаза.
«Он спрятался, – подумала она исступленно. – Услышал, как едет машина, и спрятался».
Дверь. Теперь самое время дойти до двери, пока Куджо занят… Занят…
Она взялась за ручку и потянула вниз. Дверца не поддавалась. Видимо, Куджо заклинил ее своими ударами.
– Тэд, – прошептала она. – Тэд, поменяйся со мной местами. Быстрее. Тэд! Тэд!
Тэд весь дрожал. Глаза его снова закатились.
– Утки, – еле прошептал он. – Пошли к уткам. Слова от монстров. Па… а… ааа…
Он забился. Она начала трясти его, выкрикивая его имя снова и снова, пытаясь открыть ему рот, чтобы обеспечить приток воздуха. Голова у нее ужасно болела, и она испугалась, что сама сейчас упадет в обморок. Это ад, настоящий ад. Солнце палило невыносимо.
Наконец Тэд очнулся. Глаза его закрылись, дыхание стало частым и прерывистым. Потрогав его запястье, она с трудом нащупала пульс.
Потом выглянула: Куджо тряс лежащего человека за руку, как щенок куклу. Повсюду виднелась свежая кровь.
Будто почувствовав, что за ним наблюдают, Куджо поднял голову. Он глядел на нее с выражением («Есть ли у собак выражение лица?» – подумала Донна) одновременно неумолимой свирепости и сожаления… И вновь она поймала себя на мысли, что они связаны и не разойдутся, пока не пройдут какой-то таинственный путь до конца.
Она поглядела на труп человека в изодранной голубой рубашке и брюках цвета хаки. Полицейский.
Тэд… Что с Тэдом?
Ему плохо, ответил внутренний голос. Он умирает. Что ты думаешь делать? Ты ведь его мать.
Что она могла? Неужели Тэду станет лучше, если она выйдет и позволит себя убить?
Полицейский. Кто-то послал его сюда. И если он не вернется…
– Пожалуйста, – прохрипела она. – Скорее.
Уже было восемь часов, и температура поднялась только до двадцати пяти градусов. Но днем обещали тридцать девять – новый рекорд для этого сезона.
Таунсенд и Энди Мэсен прибыли в полицейский участок в Скарборо в 8.30. Мэсен послал Таунсенда на разведку.
Дежурный офицер сказал, что Стивена Кемпа отправили в Мэн. Он отказался говорить, но специалисты в Массачусетсе тщательно обследовали его фургон. Никаких следов пропавших женщины и ребенка им найти не удалось, зато у колеса фургона они обнаружили чудный маленький склад – марихуана, немного кокаина и быстродействующая смесь, известная под названием «Черная красавица». Это дало им право задержать мистера Кемпа.
– А «пинто»? – спросил Энди Таунсенда. – Где же этот чертов «пинто»?
Таунсенд пожал плечами.
– Баннермэн еще не звонил?
– Нет.
– Ладно. Передайте – пусть приедет сюда, когда они привезут Кемпа. Это входит в его обязанности, и я хочу, чтобы он сам его допросил.
Таунсенд вернулся через пять минут обеспокоенный:
– Я не могу до него дозвониться, мистер Мэсен. Диспетчер утверждает, что его нет в машине.
– Тьфу, наверное, попивает кофе на Кози-Корнерс. Ну и черт с ним. – И Мэсен закурил очередную сигарету. – Не допросить ли нам Кемпа без него?
– Что ж, можно.
Мэсен кивнул:
– Все это мне совсем не нравится, мистер Таунсенд.
– Да, хорошего мало.
– Я уж думаю, не закопал ли он их где-нибудь между Касл-Роком и Твиненхэмом. Но мы его расколем, мистер Таунсенд. Я раскалывал орешки и покрепче.
– Да, сэр, – сказал Таунсенд уважительно. Он верил в это.
– Расколем, если попотеем с ним дня два.
Таунсенд каждые пятнадцать минут пытался дозвониться до шерифа. Он не очень хорошо знал Джорджа Баннермэна, но был лучшего мнения о нем, чем Мэсен, и сомневался, что он в данный момент способен пить кофе. Когда пробило десять, он забеспокоился уже не на шутку. Еще он думал, не молчит ли Баннермэн специально, чтобы досадить Мэсену.
Роджер Брикстон прибыл в Нью-Йорк в 8.49 и добрался до гостиницы к 9.30.
– Вам номер на двоих? – спросил его клерк.
– Моего компаньона срочно вызвали домой.
– Какая жалость, – безразлично сказал клерк и дал Роджеру заполнить бланк. Сам он в это время болтал с кассиром о своих планах насчет отпуска.