Он завел мотор и поехал по дороге номер сто семнадцать, еще не зная, поедет ли он прямо, в Скарборо, или свернет на Кленовую дорогу.
У поворота он медлил, пока кто-то не просигналил ему сзади. Потом резко свернул направо. Ничего, если он на пятнадцать минут съездит к Кэмберу. Посмотрев на часы, он увидел, что уже двадцать минут первого.
«Время пришло», – поняла Донна.
А может быть, и прошло. Помощи ждать было неоткуда. Ни один рыцарь на боевом коне не проезжал по дороге номер три. И не проедет.
Тэд умирал.
Она повторяла это хриплым шепотом, снова и снова:
– Тэд умирает.
В машине совсем не осталось воздуха. Окно с ее стороны не открывалось, а со стороны Тэда… Она пыталась его приоткрыть, но Куджо, лежавший в тени гаража, сейчас же вскочил и со всей возможной быстротой направился к машине, свирепо рыча.
Пот уже не тек по лицу Тэда. Пота больше не осталось. Кожа его была сухой и горячей; распухший язык оттопыривал верхнюю губу. Дыхание сделалось настолько слабым, что она с трудом могла его уловить. Дважды ей казалось, что он уже не дышит.
Ей самой было ненамного лучше. Металл кузова раскалился и обжигал при каждом неосторожном движении. Нога онемела, и она уже не сомневалась, что укус пса занес ей какую-то инфекцию. Может, для бешенства еще было рано – она молила Бога об этом, – но укусы опухли и покраснели.
Куджо тоже был едва жив. Казалось, он усох внутри панциря из свалявшейся и окровавленной шерсти. Глаза его уже почти не видели, но он еще всматривался ими в ненавистных людей. Он уже не пускал слюну; морда его иссохла и походила на сморщенный кусок застывшей лавы.
Старый монстр, подумала она бессвязно, еще опасен.
Сколько еще продлится этот чудовищный плен? Может, это все только сон? Нет уж, скорее сном было все, что происходило с ней до сих пор – любящие родители, школа, друзья, праздники и танцы, – а реальностью был этот вот раскаленный двор, где притаилась смерть. Старый монстр еще опасен, и ее сын умирает.
Бейсбольная бита. Вот все, что ей осталось. Бита и, если она сумеет добраться туда, что-нибудь в машине мертвого полицейского. Какое-нибудь оружие.
Она начала передвигать Тэда назад, борясь с забытьем, грозящим навалиться на нее в любой момент. Наконец он перевалился за кресла, как мешок.
Она выглянула в окно, увидела биту, лежащую в высокой траве, и открыла дверцу.
Куджо встал и медленно, нагнув голову, пошел к ней.
Когда она в последний раз вышла из «пинто», часы показывали 12.30.
Вик свернул на дорогу номер три как раз в это время. Он ехал быстро, чтобы после Кэмбера успеть еще и в Скарборо, что находилось за пятьдесят миль. Как только он решил ехать сперва к Кэмберу, он начал мысленно ругать себя за этот выбор. Никогда еще он не чувствовал себя таким беспомощным.
Он уже проехал домишко Гэри Педье, когда понял, что рядом с ним стоит «форд» Кэмбера. Он надавил на тормоза; «ягуар», сжигая резину, встал поперек дороги. Может быть, шериф был у Кэмбера и не застал его, а он сидит здесь.
Он заглянул в зеркальце, увидел, что дорога пуста, и быстро поехал назад. Загнав машину к подъезду, вышел из нее.
Чувства его были теми же, что у Джо Кэмбера двумя днями раньше. Он увидел пятна крови и проломленную панель двери. Во рту появился металлический привкус. Все это как-то связано с исчезновением Тэда и Донны.
Он зашел внутрь и тут же почуял запах – зловоние. Эти два дня было жарко. В коридоре на полу темнело что-то, похожее на поваленную скамейку, но Вик уже понял, что это не скамейка. Из-за запаха. Он нагнулся. Это был человек. Казалось, его горло перерезано очень тупым ножом.
Вик отшатнулся. Из горла его вырвался сдавленный стон. Телефон. Нужно позвонить в полицию.
Он пошел на кухню и там застыл. Внезапно все для него прояснилось; будто две половинки картины соединились в целое изображение.
Это пес. Это сделал пес.
И «пинто» в самом деле стоит у Джо Кэмбера. «Пинто» и в нем…
– О боже, Донна…
Вик повернулся и побежал к двери.
Донна шаталась; ноги почти не держали ее. Она схватила бейсбольную биту, боясь оглядываться на Куджо, пока не сжала ее в руке. Еще немного, и она могла бы заметить лежащий рядом служебный пистолет Джорджа Баннермэна. Но она его не заметила.
Она повернулась, и Куджо бросился на нее.
Она обрушила на голову сенбернара тяжелый конец биты, с замиранием сердца почувствовав, что та едва не сломалась. Пес отступил, хрипло рыча. Ее груди тяжело вздымались под белыми чашечками лифчика, окрашенными кровью, – она вытирала о них руки, которыми касалась губ Тэда.
Они стояли, глядя друг на друга в залитой солнцем тишине. Были слышны только ее тяжелое дыхание, утробное рычание Куджо и беззаботное чириканье воробья где-то неподалеку.
Куджо начал заходить слева. Донна двинулась вправо. Они описали круг. Она сжимала биту в самом уязвимом месте – там, где дерево треснуло, ощущая пальцами шершавые кольца изоленты.
Куджо шагнул вперед.
– Ну, давай! – закричала она.
Она подняла биту и ударила Куджо по голове, но тот увернулся и удар пришелся по ребрам. Тяжелый, тупой стук и хруст где-то в собачьем боку. Пес издал звук, похожий на стон, и зашатался. Она почувствовала, что бита под изолентой чуть разошлась.
Донна, пронзительно вскрикнула, опустила биту на передние лапы пса. Опять что-то хрустнуло. Пес попытался отползти, но она била его снова и снова, не переставая кричать. В голове у нее непрерывно звенело, мир плясал вокруг. Она была ведьмой, гарпией, богиней-мстительницей – не за себя, но за то, что сделали с ее сыном. Бита поднималась и опускалась у нее в руках, как удары ее собственного сердца.
Теперь конец биты окрасился кровью. Куджо все еще пытался отползти, но его движения делались все медленнее. Он еще смог увернуться от одного удара – бита ударила по гравию, – но следующий повалил его на землю.
Она подумала, что все кончено, и даже отошла на два шага; дыхание обжигало легкие, как горячая жидкость. Потом он снова поднялся и, пошатываясь, пошел на нее… и тут старая бита наконец сломалась. Половина ее отлетела в сторону и ударилась о машину с музыкальным звоном. У нее в руках осталась только рукоятка.
Куджо из последних сил тащился к ней. По его бокам текла кровь. Глаза его мигали, как неисправные фары.
Но ей все еще казалось, что он улыбается.
– Ну, иди сюда! – взвизгнула она.
И умирающее существо, что когда-то было добрым псом Бретта Кэмбера, в последний раз оскалилось на женщину, по вине которой с ним случились все беды. Донна ткнула расщепленным концом рукоятки вперед, и он вонзился Куджо в правый глаз и через него прошел в мозг. Послышался негромкий треск, какой бывает, если раздавить пальцами виноградину. Последняя инерция бросила Куджо на нее и повалила наземь. Теперь его зубы в агонии щелкали в каких-то дюймах от ее шейной артерии. Его глаз вытек наружу. Она попыталась оттолкнуть его морду, и челюсти сомкнулись у нее на руке.
– Прекрати! – простонала она. – О господи, когда же ты остановишься. Ну пожалуйста! Прекрати!
Кровь брызнула на ее лицо теплыми каплями – ее кровь и собачья. Боль в руке, казалось, заполнила все ее тело и весь мир вокруг. И мало-помалу он одолевал. Рукоятка биты, казалось, росла из его головы, из того места, где был глаз.
Он добирался до ее шеи.
Донна уже чувствовала там его зубы, и с последним стонущим криком она высвободила руки и отпихнула его от себя. Куджо тяжело рухнул на землю.
Его лапы скребли по гравию. Тише… Тише… Замерли. Оставшийся глаз уставился в небо. Хвост лежал на ее ногах, тяжелый, как ковер. Он набрал воздуха, выдохнул и снова хрипло вдохнул. Потом издал слабый скулящий звук, и внезапно струйка крови побежала у него изо рта. Куджо умер.
Донна Трентон могла праздновать победу. Она попыталась встать на ноги, упала и поднялась опять. Сделав два неверных шага, споткнулась о труп собаки и упала на четвереньки. Подползла к месту, где лежал отломившийся тяжелый конец биты. Взяла его и снова поднялась, держась за капот «пинто», вернулась к месту, где лежал Куджо, и начала бить его. Каждый удар сопровождался глухим стуком. Изолента размоталась и вилась в горячем воздухе. Удары сорвали ей кожу на ладонях, и по рукам потекли новые струйки крови. Она продолжала кричать, но постепенно сорвала голос и издавала только хриплое рычание, как сам Куджо перед концом.
Позади нее остановился «ягуар» Вика.
Он не знал, чего он ожидал, но только не этого. Он и так был напуган, но вид его жены – да полно, она ли это? – стоящей над какой-то кучей и бьющей ее снова и снова чем-то, напоминающим дубину пещерного человека, поверг его в настоящий ужас, почти отключивший мысли. В один бесконечно долгий момент, о котором он потом никогда не вспоминал, ему захотелось развернуть «ягуар» и уехать отсюда… навсегда. Все, что здесь происходило, было чудовищно.
Вместо этого он заглушил мотор и вышел.
– Донна! Донна!
Она, казалось, не слышала его или не понимала. Ее щеки и лоб обгорели на солнце; левая штанина изорвана в клочья и окровавлена. И на животе у нее тоже была кровь.
Бейсбольная бита поднималась и опускалась снова и снова. Донна глухо рычала. Кровь потоками струилась из обезображенного тела пса.
– Донна!
Он перехватил биту и взял у нее из рук. Потом отбросил прочь и обнял ее за голые плечи. Она повернулась к нему, и он увидел ее безумные, пустые глаза и безобразно слипшиеся волосы. Она посмотрела на него… и снова отошла.
– Донна, дорогая, о господи! – тихо сказал он.
Это был Вик, но его не могло здесь быть. Это мираж. Это бешенство прогрессирует в ней, вызывая галлюцинации. Она отошла… Зажмурилась… Он не исчез. Она протянула дрожащую руку и коснулась его. Нет. Не мираж.
– Вы… – прошептала она хрипло. – Вы… Вы… Вик?
– Да, дорогая. Это я. Где Тэд?
Мираж оказался реальностью. Она хотела заплакать, но слез не было. Ее глаза только двигались в глазницах, как подшипники.