Беспощадно наступают 24-я дивизия Гая, 25-я Чапаева, 27-я стрелковая. Шестнадцать суток вся группа армий ведет бои ожесточенные, отбрасывает колчаковцев на сто двадцать — сто пятьдесят километров к востоку. Управляющий военным министерством Колчака барон Будберг заносит в памятную книжку после утраты Бугуруслана и Бугульмы: «…несомненно, на фронте Западной армии инициатива перешла в руки красных. Наше наступление выдохлось, и армия катится назад, неспособная уже за что-нибудь зацепиться… при отходе местные мобилизованные расходятся по своим деревням, унося одежду, снаряжение, а иногда и вооружение… Фронт трещит и катится назад; приходится уже подумывать о том, удастся ли нам сохранить за собой Урал…»
Под сокрушающий удар попадает привилегированный в стане белых корпус Каппеля. Превосходно обученный, расточительно вооруженный. Близка, реальна возможность окружить, уничтожить крупную группировку противника. Двадцать пять тысяч вражеских солдат уже взяты в плен…
«Быстрее, быстрее! Начало, и начало хорошее, вами сделано. Смелее вперед!» — зовут полки Фрунзе с Куйбышевым.
Тут же сразу грозный окрик нового командующего Восточным фронтом А. А. Самойло, поставленного вместо «недисциплинированного» Каменева: «Ни шагу дальше! Не смейте своевольничать, по-своему перегруппировывать части!!»
Дисциплина есть дисциплина. Куйбышев остается на позициях с войсками. Фрунзе спешит в Самару. Авось удастся связаться по прямому проводу с командующим фронтом, объяснить, доказать.
Покуда добирается Фрунзе, порученец из штаба фронта доставляет пакет с пятью сургучными печатями. Сверхсекретный. Директива А. А. Самойло — отказ от дальнейшего преследования Западной армии Колчака, фактическое расформирование Южной группы.
Далеко не с первой попытки удается пригласить Самойло к проводу. Фрунзе предельно миролюбиво: «Сегодня утром я прибыл в Самару и ознакомился с вашей директивой, а одновременно и с вашей запиской. Должен откровенно сознаться, что директивой и запиской я сбит с толку». Через минуту-другую: «Если бы я не составил ударной группы из надерганных мною из 4-й, Туркестанской армий частей, я не имел бы чести разговаривать с вами из Самары…»
Семь бед — один ответ. Командующий и член Реввоенсовета Южной группы отдают еще один своевольный приказ. Контрнаступление развивать. Семнадцатого мая освобожден Белебей. Враг в беспорядке откатывается к реке Белой. Теперь не дать закрепиться.
Того же семнадцатого вместо поздравления — очередной разнос. Запрет полный продвигаться дальше. «Не смеете распоряжаться дивизиями, предназначенными для переброски на другие фронты…»
Много кривотолков годами бродит вокруг А. А. Самойло, считанные недели командовавшего Восточным фронтом. Генерал, российский патриот А. А. Самойло в первые дни революции сделал выбор решительный в пользу большевиков. На всю жизнь. Десятилетия занимал высокие посты в Красной Армии. Неумный, злой вымысел, будто видел Самойло в руководителях Южной группы Фрунзе и Куйбышеве несведущих, неспособных дилетантов. Проще и куда точнее. Генерал Самойло слишком хорошо, в потрясающих подробностях, знал, как расправился с его предшественником полковником Каменевым Троцкий. Авторитет для него в грозном 1919 году недосягаемый. Самойло ограничивает себя рамками инстанции передающей. Что председатель РВС Республики требует, то он адресует Реввоенсовету Южной…
Куйбышев и Фрунзе бьют тревогу. Добиваются вмешательства Центрального Комитета партии. Двадцать девятого мая из Москвы в Симбирск шифровка Ленина. «По вашему настоянию назначен опять Каменев. Если мы до зимы не завоюем Урала, то я считаю гибель революции неизбежной. Напрягите все силы… Следите внимательнее за подкреплениями; мобилизуйте поголовно прифронтовое население; следите за политработой. Еженедельно шифром телеграфируйте мне итоги».
Все вроде бы становится на место. Каменев вновь принимает под свое начало Восточный фронт. Южная группа получает свободу действий. Начинает наиболее важную и трудную Уфимскую операцию. Завершение всему контрнаступлению.
Противник, взрывая за собой переправы, укрывается за рекой Белой. Река после разгульного весеннего половодья в берега еще не вошла. Ширина побольше трехсот метров Дальше за водным рубежом жерла батарей, отборные офицерские полки. Почти что новинка — аэропланы. «Красные обломают свои зубы об Уфу», — сулит командующий обороной генерал Ханжин Колчаку.
«Уф-фа — неприступная цитадель на востоке Россич, — заверяет палату общин военный министр Великобритании Уинстон Черчилль. — На севере войска адмирала Колчака в ближайшем будущем соединятся с экспедиционными силами армии его величества, весьма успешно продвигающимися от порта Архангельск к стратегическому центру Котласу. Конечная цель — Петроград. Такая же задача и у британской эскадры, оперирующей на Балтийском море в контакте с корпусом генерала Родзянко и эстонскими ландскнехтами…»
«Уф-фа» может в самом деле стать цитаделью неприступной, крепостью из тех, что не сдаются, если… Западное командование белых всего-навсего желает переиграть на свой манер стратегический замысел Южной группы, нанесшей в апреле — мае контрудар по обнаженному, растянувшемуся левому крылу колчаковцев. А сейчас, в июне, генерал Ханжин надеется сокрушить тылы армий Фрунзе. На южные районы Самарской губернии должны внезапным налетом обрушиться уральские казаки. Одновременно заговорщики поднимут восстание в Самаре, в нескольких других городах.
Все-все заранее предусмотрено, взято во внимание… Реввоенсоветом 4-й. Фрунзе остается под Уфой. Там, где на зыбких плотах июньской недолгой ночью станет переправляться Иваново-Вознесенский полк 25-й дивизии. Куйбышев отстаивает Самару, тылы.
Мобилизация всех мужчин в возрасте от восемнадцати до тридцати пяти лет — мало! Мобилизация ветеранов-большевиков, мобилизация комсомольцев — мало! В который раз Куйбышев идет на заводы, в железнодорожные мастерские и речные затоны, в паровозные депо и на пристани — просит помощи у рабочего люда. Отряды из добровольцев уходят на позиции, охраняют объекты особо важные, несут службу связи.
Делегация из поселка Иващенково[28]. Особый рабочий батальон желает, чтобы перед вступлением в бой каждому бойцу доставили на подпись «Заповеди коммуниста». Клятву, что приносят при вступлении в партию:
«Сознательно, бескорыстно и без принуждения вступая в партию коммунистов-большевиков, даю слово считать своей семьей всех товарищей коммунистов и всех разделяющих наше учение не на словах только, но и на деле. Бороться за рабочую и крестьянскую бедноту до последнего вздоха. Трудиться по мере своих сил и способностей на пользу пролетариата. Защищать Советскую власть, ее честь и достоинство словом, делом и личным примером. Ставить партийную дисциплину выше личных побуждений и интересов.
Обязуюсь:
Встретить смерть с достоинством и спокойно за дело освобождения трудящихся от ига насильников. Не просить у врагов трудящихся пощады ни в плену, ни в бою.
…Если я отступлю от этих обещаний сознательно, корысти или выгоды ради, то буду я отверженным и презренным предателем. Это значит, что я лгал себе, своим товарищам, лгал своей совести и недостоин звания человека».
Кто не способен управляться с оружием, также женщины пожилые, подростки, деды — всем миром роют окопы, возводят укрепления на подступах к городу.
С Куйбышевым неотступно начвоенполестро. Просто по-русски — начальник военно-полевого строительства Карбышев. Человек редчайшего мужества и огромного инженерного таланта. В чине капитана инженерной службы он участвует в строительстве фортов Брестской крепости. С четырнадцатого года на фронте. Буйные ветры революции заносят 37-летнего подполковника Дмитрия Михайловича Карбышева на Волгу. В Первую армию — к Тухачевскому и Куйбышеву. Попозже вместе с Валерианом Владимировичем обосновывается в Самаре. В лютую зиму, в морозы сорокаградусные, когда космы инея свисают с лошадей и поземка с присвистом хватает, хлещет, бьет, Карбышев строит укрепления в заволжской степи.
Вся жизнь дальнейшая Дмитрия Карбышева — бескомпромиссное служение России. В Отечественную войну генерал-лейтенант Карбышев, тяжело контуженный, захвачен гитлеровцами. За отказ в форме какой бы то ни было сотрудничать, за патриотизм величайший облит водой и заморожен. На шестьдесят первом году от роду!..
Куйбышев о чудовищной трагедии не узнает. Пока в знойный июнь девятнадцатого им вместе готовить победу. В «Вестнике Военно-инженерной академии», в год, когда ее назовут именем Куйбышева, Карбышев напишет:
«Валериан Владимирович объезжал вместе со мной строительства не только днем, но и в ночное время. Немало ночей ему приходилось работать без сна… Куйбышев на месте знакомился с состоянием оборонительных работ, делал необходимые замечания, санкционировал мои распоряжения. Благодаря такому живому сотрудничеству работы развивались полным ходом».
Весь успех белоказаков — временный захват степного городка Николаевска. Против восьмидесяти коммунистов и комсомольцев тысяча пятьсот до зубов вооруженных конников. Одолели, растерзали на вторые сутки!.. Еще окружение Уральска. Продолжится осада долго. Сто дней без малого. Войдет в учебники военной науки. Малому числом гарнизону не хватает оружия, медикаментов, нечего есть, некуда класть раненых, а он дерется, совершает вылазки, схватывается врукопашную. Терпит, выстаивает, побеждает.
А в Уфе белогвардейские полки со всеми пушками, аэропланами выдерживают два неполных дня. Девятого июня сражению конец. В городе чапаевцы — иваново-вознесенские ткачи, самарские металлисты, мужики поволжские, беднота башкирская.
После боевой победы предстоят еще баталии на километрах телеграфной ленты. Почти что повторение пройденного. Точки и тире. Тире и точки. Аппараты опять выбивают требование главного командования. Строгое-престрогое. Остановиться, закрепиться на линии рек Белой и Камы. Части готовить к отправлению на Южный фронт. Без Ленина опять толку не будет. Из Самары — депеши сверхсрочные Куйбышева и Фрунзе. Из Симбирска — Каменева. Горькие строки в записках Сергея Сергеевича: