Куйбышев в состоянии сравнить, знает в подробностях военные действия на Волге — от верховьев до устья, в барханах Закаспия, теперь в благодатной Фергане. Не военные операции, не фронт — басмачи! Бессмысленное, чудовищное надругательство над жизнью, над вечными ценностями человека. Ночи, захлебывающиеся предсмертным криком «вайдот!». Отрезанные, выставленные напоказ головы. Искромсанные тела. Колодцы, забитые детскими трупами.
Атаман Дутов — командующему армией басмачей: «Шлю поклон вам и вашим храбрецам…»
Член Военного совета Куйбышев — командующему кавалерийской дивизией, направленной им в Фергану: «Ваши меры по организации Советской власти и оказанию помощи разоренному населению одобряю. В этом направлении сейчас должна вестись работа политотдела и всего военного аппарата… В свободное от боевых действий время должны помогать местному населению в хозяйственных занятиях. Прошу строго руководствоваться письмом Владимира Ильича Ленина «Товарищам коммунистам Туркестана».
По давнишнему своему правилу обязательно быть в самом трудном месте и на равных делить опасность, тяготы с бойцами Куйбышев отправляется в Фергану. С ним и Новицкий.
Позиций, зримых линий соприкосновения вовсе не существует. Из густой, плотной темноты южных ночей в тридцати-сорока местах одновременно выносятся тысячи бородатых всадников. Умелых, отчаянных, люто взнузданных курбашами, белыми офицерами, английскими инструкторами. Обуздать, победить басмачей можно только внезапными, упреждающими ударами. На перехват, когда группируются для очередного разбойного набега. Еще помнить обязательно надо: далеко не все басмачи — враги неисправимые, безнадежные. Туркмены говорят: «Меняются ночи — меняются мысли». Если суметь расслоить, снять обиды…
В этом направлении Куйбышев идет далеко. На вздорные слухи, разговоры — «сбивается-де главный комиссар с революционной ноги, уступает!..» — нисколько внимания не обращает. Старым владельцам отдает назад конфискованные вакуфные земли. Снимает запрет со «старометодных» школ. Со старой судебной системы. Частично восстанавливает суды казиев. Из органов управления совсем беспощадно изгоняет людей заслуженных, своих — коммунистов, ну, несколько согрешивших против коренного населения… Заменяет вовсе неопытными беспартийными мусульманами.
В хорошо знакомую ему по Волге Татарскую бригаду Валериан Владимирович вливает сотни узбеков, таджиков, киргизов, казахов. Формирует мусульманские отряды самообороны, партийные дружины. Под началом самих же мусульман. Обыкновенных, всем знакомых кетменщиков, поливальщиков, рудокопов, кустарей. Таких, как Хайдар Усманов из Ходжента, Камбарли Алиев из Андижана, Кабир Кадыров из Сулюкты, Джурабай Мухамеджанов из города Скобелева. Класс против класса.
В гроссбухе, позаимствованном в одном из коммерческих банков, сейчас достоянии штаба Туркестанской кавалерийской дивизии, две записи бумаг исходящих:
«Ташкент. Редакции газеты «Известия крайкома коммунистов и ТуркЦИК».
Реляция члена Реввоенсовета Куйбышева В. В., заместителя командующего войсками Новицкого Ф. Ф.: «Утихла вечно волновавшаяся Фергана, а измученное долгой борьбой население восторженно приобщается к новому, социалистическому строительству».
«Москва. Кремль. Товарищу Ленину В. И. Лично.
Приветственное слово коммунистов-большевиков, революционных бойцов 2-й кавалерийской Туркестанской дивизии товарищу Ильичу по случаю 50-летия со дня рождения. С пожеланиями на светлое будущее».
«Утихла Фергана». Ни больше ни меньше — утихла. Бородатые всадники при солнечном свете рассчитываются на десятки, сотни — чинно являются с повинной. Сдается в плен часть курбашей. Из видных. С самим Мадамингбеком во главе. Успех большой, огромный. Только за взятым перевалом еще много других. Вздыбятся на долгом пути горы, скалы, почти недоступные. Сойдутся сумрачные теснины.
За весенним успехом в Фергане будет июньский мятеж в Семиречье, захват крепости Верный. Реальных воинских сил, на которые можно опереться, нигде поблизости у Реввоенсовета фронта нет. Большевики знают оружие более верное, действия безотказного — слово. Правдивое слово! Приказ Реввоенсовета своему уполномоченному Дмитрию Фурманову, комиссару, писателю: «Действовать на расслоение разнородных сил верненского гарнизона».
На восьмой день мятеж ликвидирован. Без единого выстрела. Без единой жертвы. Куйбышев по прямому проводу Фурманову: «За все время событий мы с удовольствием наблюдали Вашу энергию и такт…»
Будет во времени более далеком авантюра, затеянная бывшим турецким министром, «главнокомандующим всех войск ислама» Энвер-пашой. «Энвер, — обнадеживал главных лондонских нанимателей британский генеральный консул в Кашгаре Эссертон, — намечает создание великого мусульманского государства в качестве буфера против России. Под его зеленым знаменем более пятидесяти тысяч фанатиков…»
Авантюра есть авантюра. Четвертого августа двадцать второго года в бою у кишлака Оби-Дора, вблизи афганской границы, пули настигнут Энвер-пашу. Поставят точку заключительную. Пока лето двадцатого. Валериан Куйбышев в Ташкенте. Турар Рыскулов в Москве. Во главе делегации радетелей «тюркского дела».
Двадцать третьего мая Рыскулов, Ходжаев, Бех-Иванов представляют Центральному Комитету партии свой проект государственного устройства Туркестана. Написанный в тонах еще более категорических. Почти ультимативных. Упразднение Туркестанской комиссии, ограничение прав Реввоенсовета Туркестанского фронта, вывод из Туркестана или разоружение частей Красной Армии, созданных из русских, сформирование чисто мусульманского войска. Внешние сношения, внешняя торговля и военные вопросы полностью переходят в ведение ТуркЦИК.
Существование узбеков, таджиков, казахов, туркмен, киргизов как самостоятельных народов и формирующихся социалистических наций начисто отрицается. Ничего, кроме нарочито выдуманной «тюркской нации»!.. На странице последней скороговоркой отпущение всех грехов: «Панисламизм и пантюркизм потеряли всякую почву в условиях Туркестана».
Двадцать третьего — демарш. Двадцать пятого — заседание Политбюро ЦК. Среди неотложных дел рассматривается положение в Туркестане. Ближе к вечеру Ильич участвует во втором заседании Политбюро. Специально о восточной политике.
Свидетельство совсем прямое. В «Известиях ЦК РКП» семнадцатого июля: «…в течение полутора месяцев с конца мая по начало июля ЦК и в Организационном, и в Политическом Бюро, и в специально назначаемых комиссиях детально разрабатывал и обсуждал вопрос о постановке партийной и советской работы в Туркестане».
Еще особенность существенная. Решение неизведанных проблем туркестанских совпадает с подготовкой Второго конгресса Коммунистического Интернационала. Ленин предлагает на обсуждение «товарищей осведомленных» первоначальный набросок своих тезисов по национальному и колониальному вопросам. Выделяет пункты, по его мнению, наиважнейшие. «…Восточные народы. Борьба с панисламизмом… Туркестан, его опыт…»
В заключительном разделе тезисов:
«…чем более отсталой является страна, тем сильнее в ней мелкое земледельческое производство, патриархальность и захолустность, неминуемо ведущие к особой силе и устойчивости самых глубоких из мелкобуржуазных предрассудков, именно: предрассудков национального эгоизма, национальной ограниченности… вымирание этих предрассудков не может не быть очень медленным. Отсюда обязательность для сознательного коммунистического пролетариата всех стран относиться с особенной осторожностью и с особым вниманием к пережиткам национальных чувств в наиболее долго угнетавшихся странах и народностях, равным образом обязательность идти на известные уступки в целях более быстрого изживания указанного недоверия и указанных предрассудков».
Ильич никогда не забывает поставить дату. Набросок тезисов — пятого июня. Восемь дней спустя — замечания на проекте постановления Политбюро ЦК о задачах Российской коммунистической партии в Туркестане:
«Необходимо, на мой взгляд, проект т. Рыскулова отклонить, проект комиссии принять…» С характерными, «ногое проясняющими дополнениями, поправками.
Туркестанская комиссия обязана «систематически срабатываться» с Центральным Исполнительным Комитетом и Совнаркомом Туркестана. «Запрашивать их заключение, вводить их постепенно в дела… «соглашаться» с ними…» Должны быть расширены права Туркестанской коммунистической партии и особенно «туркестанской трудящейся массы крестьян, земледельцев (способы участия; с_п_о_с_о_б_ы борьбы, с духовенством и панисламизмом и с б_у_р_ж_у_а_з_н_о-националистическим движением особо р_а_з_р_а_б_о_т_а_т_ь»).
Ниже подписи еще два пункта, крайне существенных для дальнейших замыслов Владимира Ильича, для намечаемого им государственного устройства:
«1) Поручить составить карту (этнографическую и проч.) Туркестана с подразделением на Узбекию, Киргизию и Туркмению.
2) Детальнее выяснить условия слияния или разделения этих 3 частей».
Решения окончательного можно ждать со дня на день. Валериан Куйбышев забрасывает находящегося в Москве Шалву Элиава нетерпеливыми вопросами. Требует подробностей. Последнее, что может сообщить Шалва Зурабович, — Политбюро соберется двадцать второго. Обещает быть Ленин.
Ильич приходит. Тревожится, оказано ли «максимальное доверие национальным массам». Степень сотрудничества. Получают ли достаточную поддержку местные работники. Просит в его проекте постановления считать наиболее существенным:
«…уравнять землевладение русских и приезжих с местными; разбить, выселить и подчинить себе кулаков русских энергичнейшим образом… систематически обдумать, подготовить, провести передачу власти — постепенно, но неуклонно — местным Советам трудящихся, под контролем надежных коммунистов…»
Теперь Владимир Ильич готов считать, что все проблемы достаточно прояснены. На следующей неделе Политбюро сможет принять окончательное решение[35]