— И как это связано со стоимостью духов?
— Так обычно пахнет женщина, которая может вскружить голову.
— Нет, — возразил я, — женщина, которая может вскружить голову мне, пахнет тобой, — и утащил ее к себе в ванну прямо в сорочке.
Вскрик неожиданности, но ни малейшего сопротивления. Я притянул ее к себе прямо под струю воды. Тонкая ткань сорочки мгновенно намокла и прилипла к телу, обрисовав каждый соблазнительный изгиб.
— Ты же знаешь, — Уля заглянула мне в глаза, — что, когда ты так говоришь, я готова тебе позволить все что угодно?
Моя рука скользнула вниз, задирая мокрый подол, и его хозяйка томно закрыла глаза и откинула голову, отдаваясь.
Знаю. И обожаю этим пользоваться.
После того как мы вместе приняли душ и вернулись в кровать, моя хозяюшка снова сладко засопела, прижимаясь всем телом ко мне. Мне же не спалось. Взгляд скользил по танцующим по потолку теням от забегающей через окно луны, по темным стенам, по девушке, доверчиво прильнувшей ко мне. Рядом на тумбочке на Улиной стороне стояла изящная музыкальная шкатулка — подарок от матери, единственная вещь, которую она хранила так же бережно, как мои подарки, и, конечно же, привезла с собой. Открываешь витую крышку, а там танцует маленькая грациозная балерина — закрываешь крышку, и фигурка послушно исчезает под ней. Вот и этот лысый карлик сделал себе такую же карманную балерину — взял в настоящий плен. Это же каким одержимым надо быть, чтобы до такого додуматься? И ведь Темнота откликнулась.
Говорят, она откликается тем охотнее, чем сильнее у человека желание. А еще говорят, что с теми, кто обещает ей жертву, она сговорчивее. Что поделать, этой заразе нужны новые души. И на сделку с потенциальным маньяком она пойдет скорее, чем со спасителем человечества. Вообще, она не хорошая и не плохая, нашей морали у нее нет — хотя сука, конечно, еще та.
Уля рядом заворочалась и еще крепче прильнула ко мне, обжигая своим теплом. Тело было еще жарким и влажным, даже сквозь сон отзывающимся на любое мое прикосновение. Жизнь для удовольствий, для радости — а то, во что превратил ее жизнь этот мелкий урод… Ника заслуживала лучшего, и я вполне мог взять ее себе — места в этой кровати хватит. Но хватит ли его в моей душе? Раньше там едва помещался Глеб, однако с тех пор, как я стал мессиром, сил у меня намного больше. И, глядя на прыгающие по потолку тени, я чувствовал, что уж две-то души удержать смогу.
Внизу хлопнула дверь и раздались шаги — кое-кто вообще не умел возвращаться тихо. Осторожно, не разбудив, я выпустил Улю из объятий и направился в гостиную. Глеб как раз подошел к лестнице, довольный, мятый и растрепанный, явно неплохо повеселившийся.
— Не самые лучшие киски столицы, — заявил он, заметив меня наверху, — если тебе интересно. Но вполне ничего, — его взгляд замер на мне, и друг перестал улыбаться. — Случилось что?
— Надо поговорить, — я спустился к нему.
Ника: «Он в клубе.»
— Вот подонок! — все утро, весь день, весь вечер и всю дорогу возмущался Глеб.
Сначала он обалдел, когда я рассказал, что провел вечер с Люберецкой, и привычно назвал меня читером. Потом снова обалдел, когда я рассказал ему, кто такие читеры на самом деле — на примере одного оборзевшего карлика, к которому мы и ехали сейчас с визитом светской вежливости.
— Что он по-хорошему ее добиться не мог? — не умолкал за рулем нашего внедорожника Глеб.
— Не мог, — отозвался я, — потому что подонок.
— Но говорят же, что женщины любят подонков!
— Они любят подонков вроде нас, а не вроде него. Все-таки есть разница.
Наконец мы добрались до «Кукольного домика», чье название теперь вызывало лишь иронию. Как символично-то: один маленький тиран не наигрался в игрушки в детстве и превратил в куклу живого человека, даже домик себе организовал. Мог бы — вообще бы все души из этого домика к себе утащил, чтобы ублажали его крохотное достоинство. Вот только не мог — Темнота не настолько расщедрилась для такого ничтожества.
Как и в прошлый раз, очереди не было, а у входа со скучающим видом топтались два широкоформатных охранника. Однако стоило нам подойти, как эти габаритные шкафы набычились.
— Велено вас не пускать, — отчеканил один, сурово нас оглядев.
Затем две туши сдвинулись, закрывая собой дверь, как массивные ворота.
Ха. Устроил тут себе крепость.
— Это не пускать? — я поднял руку прямо к бычьим мордам и показал свою печатку.
Оба немного изменились в лице, но упорно остались на посту.
— У хозяина тоже есть покровители, — по-лакейски протянул все тот же охранник.
— А у тебя они есть? — я шагнул к нему.
Глеб придержал рукой дернувшегося на помощь второго. Несмотря на габариты, тот мигом замер, едва встретив ответную силу — видимо, этот умный.
— Дверь открыл. Живо, — бросил я его коллеге.
— Я пожалуюсь хозяину! — процедил он, не двигаясь с места.
— Когда очнешься.
Я схватил его и быстрее, чем он успел дернуться, потянул из него силу. Получилось даже намного стремительнее, чем обычно — все-таки не зря я делал отцовские упражнения. За доли мгновения испуг в его глазах сменился сожалением, что не открыл дверь сразу и по-хорошему. А затем там наступил мрак, и, как поломанный шкаф, жалобщик плюхнулся на землю без сознания. Своим даром я еще никого не убивал — и если уж начну, то точно не с этой громоздкой шестерки.
— Тоже пожалуешься хозяину? — я перевел глаза на второго, который даже и не рвался из хватки Глеба помогать товарищу.
— Нет, — мотнул он головой. — Проходите пожалуйста, господа, — и любезно распахнул перед нами дверь.
— Если от тебя будут проблемы, пожалеешь, — пообещал я.
Клятвенно заверив, что от него проблем не будет, охранник отскочил в сторону, освобождая от своей тушки проход — и мы с Глебом вошли туда, куда аж целый хозяин нас велел не пускать. Вот так просто — перешагнули порог и вошли. Один малыш, похоже, забыл, что у него тут не крепость, а всего лишь кукольный домик. Даже на входе стояли не воины, а пупсы.
Куколки на ресепшн встретили нас сияющими улыбками.
— Вернулись, господа, — сладко проворковала та, которая в прошлый раз брала реквизиты карты. — Позвольте вас проводить…
— Кабинет хозяина где? — позволил я.
Девица немного растерялась.
— Но туда гостям нельзя…
— Милая, я не это спросил.
Она озадаченно скользнула глазами по мне, по Глебу, по моей печатке и оказалась гораздо понятливее мордоворотов на входе.
— Конечно, пойдемте, я вас провожу.
Постукивая каблуками, сотрудница торопливо провела нас по внутренностям клуба к кабинету на втором этаже в самой глубине служебных помещений и не менее торопливо вернулась в основной зал, откуда доносилось веселье. Мы же остановились перед дубовой дверью с золотой табличкой, на которой так и написано «хозяин». Твою мать. Что там вообще за комплексы?
— Не заслужил он по-хорошему, — проворчал Глеб и культурным пинком распахнул дверь.
Да кто бы спорил. Для кое-кого эта встреча при любом раскладе по-хорошему не закончится — а вот насколько ему будет не хорошо, уже зависит от него самого.
— Я занят! — раздался сердитый голос, едва дверь со скрипом отворилась.
В другом конце кабинета за массивным столом в высоком кресле — не удивлюсь, если еще и с подушечками под задницей — гордо восседал хозяин всего этого хозяйства. Он вскинул глаза, собираясь прикрикнуть на нарушивших его покой, встретился взглядом со мной и мигом переобулся.
— Мессир Павловский, — коротыш приветливо подскочил на месте, — что вам угодно?
— Мне нужна Люберецкая, — я прошел внутрь.
— В каком смысле? — напрягся он.
Я молча сел в кресло напротив, давая ему погадать, что и главное откуда я знаю.
— Зачем нам ссориться из-за какой-то доступной девки? — через силу выдавил он улыбку. — Чего вы хотите? Прикажу — и она сделает для вас что угодно. Хоть для одного, хоть для второго, — добавил карлик, косясь на зашедшего следом за мной Глеба. — Хоть для обоих сразу.
«Вот ублюдок!» — друг машинально дернулся к нему, но под моим взглядом остановился и, стискивая кулаки, плюхнулся в соседнее кресло.
А вообще начало отличное — тело он отдавал легко. Посмотрим, что насчет остального.
— Мне нужна ее душа, — сказал я.
Хозяина клуба аж перекосило, будто я потребовал у него целый клуб со всеми куколками в придачу.
— Нехорошо брать чужое, — заметил я. — И тебе не стоило ее брать.
— Ну конечно, — буркнул он, — и теперь ее хотите взять вы!
— Самый простой способ, если отдашь добровольно прямо сейчас. И самый безболезненный для тебя.
Повисшая пауза была долгой. Все это время, стискивая пальцы, собеседник сверлил мелкими глазками мою печатку и словно принимал решение.
— И сколько ты за нее заплатишь? — наконец выдал этот хозяин, отбросив уже все формальности.
— А сколько, по-твоему, она стоит? — поинтересовался я.
— Мне она стоила души, — отчеканил он.
— Судя по всему, это была очень дешевая сделка. В общем, отдашь ее сейчас, и я не сделаю тебе больно. Вот моя цена.
Добавлять «и умрешь безболезненно» я не стал — последнее несколько снижало привлекательность предложения.
Карлик еще раз ткнулся глазками в мою печатку и потянулся к смартфону.
— Зайди! — бросил он в трубку.
Снова кабинет окутала тишина — лишь пальцы его хозяина нетерпеливо постукивали по столу. Вскоре за дверью раздался стук каблуков, затем она со скрипом распахнулась, и порог переступила Ника в кружевных чулках и коротком обтягивающем платье, как у кукол из секс-шопа — наряженная и накрашенная так, словно он и так собирался ее этим вечером продавать. Она взглянула на меня, и я ей коротко кивнул. Голубые глаза мгновенно просияли, а уголки ее губ слегка дрогнули, будто желая что-то шепнуть в ответ, но не рискуя.
— Ника, — холодно позвал ее хозяин клуба, — мессир Павловский хочет тебя купить.
— И в чем проблема? — ледяным тоном отозвалась она. — Не сошлись в цене?