Друг рядом хмыкнул. Глава участка увидел, что мы ухмыляемся, и стал трепаться еще довольнее. Главное, чтобы до утра не оставил наслаждаться своим концертом.
К счастью, выступление он закончил довольно скоро, когда помощник зашел в кабинет и сообщил, что привезли пьяных с улиц — и необходимость в наших ушах сразу же отпала. У него теперь и без нас аншлаг.
— Господа, — заявил он, отдавая нам ключи и документы, — знаете, какая у меня есть фантазия? Что мы с вами больше никогда не увидимся. Вы уж постарайтесь, ладно?
Не став обещать, мы покинули этот гостеприимный участок.
Ночная столица на скорости мелькала за окном. На улицах уже было темно, когда мы сели в свою заметно помятую машину, сумевшую тем не менее пережить этот вечер и даже остаться на ходу. На этот раз я пустил Глеба за руль, и он направился к госпиталю. Я же прикрыл глаза, чувствуя, как все еще мутит. Вот уж правда говорят: хуже ванны со скверной только душ из святой воды. Облегчало состояние лишь ласковое колебание в моей тени — крошка, которой повезло вылезти оттуда раньше, чем мы въехали в собор, снова вернулась ко мне и теперь вовсю разгоняла мою бурлящую Темноту, явно желая помочь.
Покореженная дверца рядом хлюпала и протяжно скрипела, не прилегая плотно после удара о гончую. Побежал-таки малыш к своим покровителям, лишний раз показав, что сам ничего не может. Однако все покровители исчезнут, как только будет больше нечего им предложить. Уж будь уверен, теперь ты отдашь намного больше, чем я изначально намеревался забрать.
— Кость, — вдруг позвал Глеб, — смотри…
Открыв глаза, я взглянул на горящий в его руке экран. Друг умудрялся одновременно делать с десяток вещей за рулем, а потом еще и удивлялся, почему я не даю ему водить машину, когда с нами девчонки.
Я молча забрал у него смартфон, на экране которого красовался желтенький сайт, полный такого же цвета новостей. На главной странице сейчас болтался мерцающий заголовок, с восторгом сообщавший, что именитую приму сегодня доставили в госпиталь в состоянии интоксикации. А снизу шла большая фотография, выложенная пару минут назад. По крыльцу с полузакрытыми глазами спускалась Ника, казалось, качающаяся даже на снимке, а рядом, по-хозяйки обнимая ее, с довольной рожей топтался ее супруг. Новостью было не то, что ее доставили — а то, что забрали.
Миг — и яркий свет фар ударил прямо в глаза. Из-за поворота выехала незнакомая серая тачка и перегородила нам путь. Глеб резко дал по тормозам. Дверцы заблокировавшей дорогу машины распахнулись, и оттуда высыпали трое. Двоих я видел впервые, а вот третьего узнал сразу. Любитель стрелок, однажды протерший тушкой мой газон, видимо, захотел устроить новую стрелку. Вот только ему бы стоило подумать, что протирать асфальт на дороге будет несколько больнее.
— Что, сначала по-хорошему? — отстегивая ремень безопасности, спросил друг.
— Нет. У меня сегодня плохое настроение.
— Да и у меня вообще-то тоже не очень…
Три идиота с довольным видом направились к нам, так и рвущиеся найти себе проблем. Правильное место выбрали, парни. Молодцы.
Ep. 15. Кукла и ее хозяин (IV)
Мы вышли из машины, хлопнув дверцами. Скрип покореженной недобро пронесся по ночной тишине. Однако, не читая сигналов, троица идиотов, осклабясь, смотрела на нас. Один чуть сзади с кастетом в руке, двое спереди без всего, явно полагаясь на силу, которую отвесила им Темнота — хотя едва ли она была здесь слишком щедрой. Эти колдуны больше напоминали гопников из подворотни — однако гопников с претензиями: и у любителя стрелок, и у его шестерок на пальцах красовались одинаковые перстни — символ крутости, которой они потряхивают перед другими.
— Я же говорил, Павловский, — самодовольно изрек лидер этой мини-банды, — что ты еще пожалеешь!
Да неужели? Мне запомнилось другое, как в прошлый раз ты выл и хныкал, моля тебя отпустить, и изучал манеры, катаясь по моему газону. Вот только время уроков вежливости закончилось — не люблю необучаемых.
— Так что думай в следующий раз, с кем связываешься, — он сплюнул мне под ноги.
Стоящий рядом с ним дружок вскинул руку и заиграл слабенькой чернотой между пальцев, а дурень сзади выразительно помахал кастетом. Как мило с его стороны притащить сразу всю свою банду — одним махом, что называется.
«Эти двое мои, — мысленно бросил я Глебу, — а задний твой.»
«Чего это только один?» — отозвался друг, разминая плечи.
«Так нас же тоже трое.»
Глеб ухмыльнулся, а у всей троицы дружно вытянулись рожи, когда из моей тени за мгновение вылезла огромная змея. Я молча указал глазами, и она рванула к тому, что уже готовился запульнуть Темнотой. Черные кольца резко обвили его вокруг тела, не дав даже искре сорваться с пальцев, а затем ночная тишина наполнилась сочным грохотом, когда моя крошка, неистово орудуя хвостом, пару раз долбанула связанное тело о капот привезшей его тачки. Не издав ни звука, тушка обмякла и укатилась в глубокий обморок.
Следом тишину потревожил дикий вой, когда Глеб, подскочивший к любителю кастета, лишил его не только орудия, но и парочки костей, сжимавших такую недетскую игрушку. Тупая обезьяна с кастетом опасна для общества — так что пусть поносит гипс для разнообразия.
И только у меня было тихо — любитель стрелок лишь еле слышно хрипел и охреневше выкатывал глаза, пока, стискивая его, я стремительно вытягивал из него силу. Вытягивать, правда, особо оказалось нечего, так что совсем скоро тело начало обмякать, превращаясь из грозного гопника в обычную подстилку.
— Слушай сюда, сучонок ты мелкий, — я тряхнул его, заставляя собрать остатки сознания в кучку. — Ты что думаешь, я каждый раз буду вежливости учить? Еще раз увижу твою рожу, хотя бы просто где-то увижу, и я тебя убью, — спокойно добавил я. — Понял?
Вот только в этих ошалевших наглых глазках до сих пор не мелькало понимания. Еле слушающимися губами он пробулькал что-то похожее на «пожалеешь», а затем выплюнул одно очень громкое матерное слово, не сумев сдержать язык.
Знаю целую категорию людей, которые считают, что на оскорбления нужно отвечать красиво.
— Видишь этот перстень? — сжав гопника чуть сильнее, я показал свою печатку. — Думаешь, он здесь просто так?
На оскорбления не нужно отвечать красиво — на них нужно отвечать в лоб. Туда я и ответил. Сложив руку в кулак, вложил в удар всю Темноту, которая бурлила во мне — только не в костяшки, а в герб на печатке. Он накалился за доли мгновения, как железо, и аж с шипением впился в лоб. Кровь брызнула в стороны, и знак Волкодава врезался в кожу, как клеймо, выжигая там свой след. Такую метку легко не свести, так что ходить ему теперь и сверкать моей подписью на роже. Отличная реклама для всех, кто захочет со мной связаться — ходячий баннер того, что будет, если перейти мне дорогу.
Сучонок взвыл как щенок, которому прищемили хвост. Я его снова встряхнул, заставляя смотреть мне в глаза, и он мигом прикусил язык, опасаясь ляпнуть хоть что-то еще.
— Теперь любуйся на это, — я перехватил его испуганный взгляд, — подходи к зеркалу, смотри на свое рыло и вспоминай, с кем связываться не стоит. И жалей, что связался. Теперь понял? Или мне убить тебя прямо сейчас? — я надавил на его душу, дергающуюся под моей хваткой все отчаяннее.
— Понял! — из последних сил пролепетал он, дрожа в моих руках, как лист на осеннем ветру.
— Кольцо, — потребовал я, вздергивая эту полудохлую тушку.
Трясущимися пальцами гопник торопливо сорвал с себя кольцо и протянул мне, бормоча бессвязные предобморочные извинения, пуская слезы по щекам и клятвенно обещая, что больше никогда не перейдет мне дорогу. Прервав поток, я отправил его носом вперед себе под ноги — вытирать его же плевок. Прямо там он и отключился.
Следом я забрал перстень у его дружка, который, распластавшись по капоту, так и не пришел в себя. Глеб же содрал кольцо с воющего над сломанной рукой третьего — и банда, чей лидер теперь украшен моим гербом, официально прекратила свое существование.
Крошка плавно скользнула в мою тень, мы вернулись в машину и продолжил путь. На сидении я нащупал смартфон со все еще открытой вкладкой желтого сайта, на главной странице которого были осоловевшие глаза Ники и самодовольная рожа уводящего ее хозяина. Он смотрел с экрана и ухмылялся, словно упивался собой.
Ну все, ты подписал себе приговор.
Из огромного панорамного окна открывался вид на Зимний дворец и сверкающее в ночи силовое поле вокруг него. Роскошная квартира находилась в самом центре столицы, и ее хозяином был он. В своей жизни он был хозяином всего. И больше всего не любил, когда то, что принадлежало ему, выходило из строя.
Маленький человек резко отвернулся от большого окна. У противоположной стены на шикарном бархатном диване сидела девушка, которая впервые на его памяти не выглядела шикарно — бледная как статуя, растрепанная, с закрытыми глазами, слипшимися ресницами, потрескавшимися губами — накачанная какой-то дрянью, которая, казалось, до сих пор действовала ей на мозг. Хотя по его требованию врачи ей дважды промыли желудок. Этот мерзавец знал, чем ее напичкать.
— Как ты завтра будешь танцевать? — процедил мужчина.
Ника не ответила — даже не отреагировала, будто решила, что может его теперь игнорировать. Что, одного защитничка достаточно, чтобы пренебрегать им?.. Что этот мессир может сделать сейчас?
— Отвечай, когда я спрашиваю!
Никакой реакции. Даже не открыла глаз, словно все еще была в отключке — для него. Указывая своим равнодушием его место, как смела указывать когда-то давно — смела отказывать, смела отвергать. Вот только она забывает, кто теперь ее хозяин. И ему всегда доставляло удовольствие ей это напоминать. Он с силой дернул ее за душу — и ее глаза распахнулись, как у куклы, которую подкинули в воздух, и уставились на него — странно стеклянные, будто неживые.
— Когда ты меня убил, — облизав пересохшие губы, глухо произнесла балерина, — тебя это не волновало.