Сердито топая, ведьмочка вышла из комнаты и захлопнула дверь. Однако не успел я подняться с кушетки, как дверь уже в который раз распахнулась, и порог переступила Уля.
— А чего Агата такая злая?
— Потому что не получила желаемое, — пояснил я, переворачиваясь на спину.
— И оставила тебя в таком виде? — Уля плотоядно оглядела мой голый торс. — Как неосмотрительно с ее стороны…
Дверной замок звонко щелкнул. Закрыв дверь, моя развратница шагнула ко мне. В тот же миг рядом мелькнула тень, и жирная темная клякса из-под кушетки переместилась на стену напротив — видимо, для лучшего обзора. Этот поганец вел себя словно пес, которому нравилось смотреть, как его хозяева занимаются любовью.
— Кыш отсюда, — приказал я, и, небрежно отмахнувшись «мол, мне это и не нужно», грабля уползла под дверной проем.
Нет уж, это мы предпочитаем делать без зрителей.
Парочка трахалась. Девчонка сидела сверху и ритмично двигалась, закрыв глаза, откинув голову и сочно постанывая. Невидимые глаза, не замеченные ни любовниками, ни этой тупой ручищей, облетели комнату несколько раз, выбирая лучший ракурс. Его мышка скрытная, она может пройти через любые стены.
Девчонка снова застонала, не прекращая усердно двигаться, явно желая доставить этому щенку побольше удовольствия. Его пальцы впивались ей в кожу, ее бедра со шлепками бились о него — так отдаются только, когда любят. Хах. Нашла, кого любить. И почему такие сучки не понимают, кого нужно любить?
Гончая ненавидел такие сцены — даже собаки рядом рычали, выражая его злость. Но все равно ничего не мог с собой поделать — и смотрел. Они наполняли его яростью, и эту ярость потом надо было куда-то выплескивать — лучше всего на ее виновников.
Собаки опять зарычали, улавливая его чувства. Как же он злился на этого Павловского. Злился, что щенок присвоил себе Люберецкую, пока не увидел эту девчонку, эти большие серые глаза — и в голове будто что-то переключило. Она была круче. В десятки раз. В ней было то, что в женских глазах он видел лишь однажды — ранимость и сила одновременно. Это до безумия заводило и словно против воли заставляло вспоминать.
Была в его жизни одна такая красивая стерва, росла в соседнем дворе и точно бы выбралась из трущоб рано или поздно, если бы понимала, кого нужно любить. Она же трахалась на заброшке с каким-то мусором из местной банды — тоже сладко постанывала и закрывала глаза. Тогда Гончая впервые спустил собаку и убил спешившего на очередное свидание отброса. А после с каплями крови на руках пришел к ней на ту же заброшку — показал, что он лучше, что сильнее. А та сучка назвала его ублюдком, как и все в трущобах, как его собственная мать — а затем побежала, думая, что сможет уйти.
Тогда он спустил собаку во второй раз. Это было легко — остановить ее. Навсегда.
С тех пор он много раз вспоминал растерзанное собакой тело со следами укусов повсюду: на руках, ногах, лице, груди. Одежда вся порвалась в клочья. Почти обнаженная она лежала перед ним в луже собственной крови — и больше не была красивой. Стоило ли называть ублюдком его? Стоило ли считать ничтожеством?
В комнате, за которой он наблюдал, повисла тишина — с губ девчонки сорвался последний стон, и всем телом она упала на любовника и прижалась к нему. Павловский обнял и что-то зашептал ей на ухо, а она, засмеявшись, еще крепче прильнула к нему.
Рядом раздалось рычание, и Гончая поморщился — ничего хуже он еще не видел. Но тогда у него была только одна собака — а теперь их много.
Я остановился у зеркала, оценивая получившийся вид. Черные брюки, черная рубашка и белый галстук — все вместе смотрелось достойно.
— Что-то немного бесноватого в этом есть, — заметила Уля, сидевшая за моей спиной на кровати и с улыбкой наблюдавшая за мной.
Отлично, мессиру Павловскому нужен собственный стиль. Отец вон вообще ходил только в черном — мне же хотелось добавить и светлую полосу. Самое то для пафосного светского мероприятия, куда мы с Глебом собирались в компании одного мажора, который на днях пришел ко мне с щекотливой просьбой — точнее, с деловым предложением.
Если коротко, не так давно Алексея Вяземского отравили на одном аристократическом приеме. Ярик, конечно же, заранее ничего определить не смог, так что траванулись они вместе — не сильно, но весьма досадно. В итоге следующие несколько дней наш мажор, нацелившийся на принцессу, провел на личном троне. Самое ироничное, что и папа его посчитал наказание вполне справедливым.
Рисковать своим здоровьем Алекс больше не рвался, на папу и семейного колдуна не рассчитывал, на Ярика тоже, и воспылал идеей возложить эту почетную миссию на меня. Фактически он предложил мне стать для него тем же, кем я был для Глеба, на что последний его и надоумил.
С друзей денег я обычно не беру — поэтому согласился брать процент от будущих прибылей из будущих бизнесов, в которые будущий князь собирался залазить. Только зная его умение вести дела — а я прекрасно помнил, что с ним сделали близняшки, — я поставил условие: подписывать документы, особенно финансовые, он будет исключительно со мной. На это Алекс охотно согласился и даже неосмотрительно брякнул, что он теперь еще больше мой должник — это я тоже запомнил.
Когда мы с Глебом вышли во двор, за воротами нас уже ждал длинный белый лимузин с княжеским гербом рода Вяземских на передней дверце. Сам же виновник торжества, выряженный как жених на свадьбе, стоял рядом и приглашающе заманивал нас внутрь.
— В общем, как только переживем этот вечер, — пообещал он, едва мы подошли, — сразу поедем на дегустацию элитного вина в одном частном погребе…
Следом княжич клятвенно заверил, что после погреба лично погрузит наши тела в лимузин и лично их выгрузит, в каком бы состоянии они ни были после дегустации. От таких предложений точно не отказываются — правда, те, кто такое предлагают, обычно приезжают в невменяемое состояние первыми.
— И что, в таком виде будешь бухать? — ехидно поинтересовался Глеб, оглядывая его белоснежный смокинг и идеально прилизанные волосы.
— Аристократ всегда должен выглядеть безупречно, — отозвался Алекс, поправляя бабочку, — даже когда в зюзю.
«Вот что значит манеры,» — наставительно заметил я.
«Ладно, посмотрим, какие у него будут манеры, когда в зюзю,» — прищурился друг, явно приняв это за вызов.
— А что за красота там в окне? — спросил наш мажор, разглядывая Улю, задумчиво стоявшую у окна и смотревшую мне вслед.
— Слюни подотри, — со смешком посоветовал Глеб. — На эту красоту даже мне их пускать не разрешается.
— А кроме моей женщины, тем нет? — я сел в лимузин.
— Есть, конечно, — Вяземский плюхнулся рядом. — Ника Люберецкая — реально?
Бедная столица, и как она жила без меня? О чем тут вообще говорили?
— У одного секс-символ, у другого клуб… — хмыкнул Алекс, переводя глаза между нами. — Вы ж тут еще и месяца не прожили! Ну, парни, у вас и скорости. А я еще хотел вас с сестрами познакомить. Не, теперь точно не буду!.. Хотя и я времени не терял. Зацените…
С гордым видом он закатал рукав, показывая татуировку с тремя кружками, где теперь уже целых два были заняты витиеватыми крючками. Причем в одном они были еще красными, добитыми недавно. Вот же попала какая-то принцесса.
— А мероприятие, значит, в честь открытия фонтана принцессы Елизаветы… — вкрадчиво протянул Глеб. — Той самой принцессы?
— Так я вам и сказал, — привычно отшутился наш мажор и закатал рукав обратно.
Лимузин плавно миновал центр столицы, проехал все приличные окраины и остановился неподалеку от здания Имперской управы, расположенного почти у самых трущоб. Именно здесь на площади напротив и открывали новый фонтан. А чего не сразу в трущобах? Там бы позолоченные статуи с нимфами смотрелись еще уместнее.
Весь периметр был оцеплен плотным кольцом из личных гвардейцев Его Величества, пройти через которых могли только избранные — мажоры вроде нас. Остальная же толпа зевак набилась за железными ограждениями вокруг площади, где с минуты на минуту состоится торжественное открытие. Правда, сам фонтан уже работал, сверкая на солнце десятками брызжущих струй. Оставалось только перерезать красную ленточку и зачитать величественную речь, чтобы все эти люди не пожалели, что пришли.
«Интересно, а сколько у этого фонтана дырок?» — задался вопросом друг, рассматривая журчащую конструкцию.
Да кто знает — но явно больше, чем у одной принцессы, сразу три из которых топтались тут же в окружении охраны.
— А это что, императрица? — тихо спросил Глеб, глядя на женщину в расшитом платье рядом с ними.
— Но ее тут не должно было быть, — растеряно протянул Алекс, — только принцессы… Ну все, теперь меня точно отравят…
Императрица же в ответ не менее растерянно воззрилась на нас и особенно на кольцо на моем пальце, словно видела его не впервые. Хорошую же ты мне репутацию оставил, папа.
Конец 2-го тома.
Продолжение истории в томе 3 — «Мессир Константин. Час гончей»
Первый эпизод «Ep. 01. Монстр трущоб» здесь:
[ https://author.today/reader/290426/2638387]
Смотрим на императорскую семью и оцениваем элитное вино ;)
Nota bene
С вами был Цокольный этаж(через VPN), на котором есть книги. Ищущий да обрящет!
Наградите автора лайком и донатом:
Мессир Константин 2. Кукла и ее хозяин