Подалась Фефа прямо в столицу и устроилась в одну небедную семью детишек нянчить. Прижилась там, привыкла. Но однажды в лавке познакомилась с молодой женщиной Евлампией, что была на сносях, подружилась и вызвалась перейти к ней помогать с дитем, когда та родит. Уж больно одиноко было Фефе в большом и холодном городе, а с Евлампией они подругами стали, так почему не жить вместе?
Сговорились быстро, и Фефа переехала к Чебневым. Афанасий, муж Евлампии, почти завсегда на службе был, хозяйством и ребенком, появившимся аккурат перед Рождеством, заниматься не мешал, что Фефу очень даже устраивало. После смерти Степана она мужиков сторонилась и вообще считала через одного фармазонами.
Тут не в Степане дело было, а в самом Петербурге, где Фефа успела насмотреться всякого. И это всякое привело ее к неутешительному выводу: добра от мужиков ждать не приходится.
Фармазоны, они фармазоны и есть!
На том Фефа стояла твердо и мнения своего менять не собиралась.
Новая, спокойная и радостная жизнь закончилась в одночасье. Евлампия умерла через месяц после рождения дочери, оставив своего Афанасия с младенцем на руках.
Ну что было делать?
Фефа осталась и взяла все в свои руки. И девочку, и хозяйство.
За прошедшие с тех пор семнадцать годков мысль женить на себе Афанасия не посещала ее ни разу. Бывало, когда навещала родных, те речи заводили, но Фефа всякий раз резко обрывала подобные разговоры.
По праву сказать, Афанасий как мужчина ей не нравился. Ледащенький, с ранней плешью и ростом почти на голову ниже ее. Но даже если бы был он писаным красавцем, она бы и тогда не польстилась. Уважать Афанасия уважала, жалела тоже немало, но на этом все. Сама ведь тоже в городе красивше не стала. Коса поредела, повылезла, а кожа от невской воды побледнела да выцвела, словно ее щелоком отмывали.
Светом в окошке стала для нее девочка, которую назвали Анной. Тут уж Фефа раскрылась во всей красе! Как орлица над орленком кружила над дитем, отдавая ей всю свою невыбранную любовь и ласку.
С годами Феофания забыла, что она не родная им обоим – Нюрке и Афанасию. Считала себя полноправной хозяйкой, а девочку – настоящей дочерью, хотя Евлампию, подругу свою, забывать себе не позволяла.
Домашние называли ее просто Фефой и тоже были согласны, что она в семье главная.
По крайней мере, Фефа так считала.
Анюта росла ребенком своевольным, но добрым, на ласку отзывчивым. Училась хорошо, по хозяйству помогала, и душа была спокойна.
И тут случилось непредвиденное. Вдруг оказалось, что ее крошка выросла!
Конечно, Фефа этого ждала, но оказалась совершенно не готовой. А пуще всего к тому, что стала Анюта от рук отбиваться.
Случилось все как-то незаметно. Сначала повадилась у подружек подолгу засиживаться, а потом и вовсе принялась, не спросясь, исчезать из дома и возвращаться затемно, когда все приличные девицы уже седьмой сон видят.
В нынешний год Анютино поведение стало для ответственной Фефы настоящей проблемой. Она уж и Афанасия подключила, и строжить девчонку не в шутку начала, да где там!
Подластится, подлижется, поканючит, если надо, в щечку поцелует – и была такова!
А куда ходит? Где бывает?
Долго Фефа мучилась – боялась самого страшного, – а потом узнала, что все гораздо хуже: взялась девчонка помогать Афанасию дела сыскные вести! Как будто без нее не управятся!
Разнос Фефа устроила обоим по первое число! Потребовала прекратить непотребное дело и вернуться на путь истинный. Афанасий и так был с Фефой заодно, а после того, как она пригрозила, что уйдет от них, встал на ее сторону бесповоротно.
Только где им – даже двоим – совладать с живым огнем!
Анюта ведь не только умной, но и хитрой выросла. Научилась, плутовка, обводить отца с нянькой вокруг пальца.
Хорошо еще, что в гимназии училась по-прежнему на «отлично», но это не успокаивало. Если так пойдет, скатится Анютка на одни неуды.
Однако главным страхом для Фефы была мысль о том, что без ее пригляду встретится на Анютином пути какой-нибудь фармазон и погубит невинную девицу навсегда.
У Фефы, когда об этом думала, сердце заходилось. Как спасти и уберечь свою кровиночку от проходимцев всех мастей?
И выходило по всему, что нет у нее никакой для этого возможности. Тут Фефа начинала плакать и молиться святой покровительнице, блаженной Феофании Византийской. Помощи просила и надеялась, что поможет святая заступница обязательно.
Правду сказать, насущного повода для беспокойства Анюта пока не давала. Вились вокруг нее в основном такие же огольцы-сорванцы, кем еще недавно была и она: мальчишки с соседних улиц. Но время шло, и Феофания со все большей тревогой наблюдала, как округляется Нюркина фигурка, наливаются вишневым соком губы, а глаза – тем самым блеском, что всегда манил фармазонов всех мастей.
Вот и рос Фефин трепет не по дням, а по часам.
Весной поводов для опасений прибавилось. А все через те занятия у Краюхиных. Нет, дело, конечно, почтенное – с ребятенком заниматься, однако чего она туда каждый день носится? Подозрительно как-то.
Нынче с утра настроение у Фефы было самое распрекрасное. Во-первых, из родной деревни пришла весточка, что родные все здоровы, в том числе Прокопий, которого полгода как забрали в солдаты. Прислал он письмо, что живой и не раненый, подвизается при штабе конвойным. Чего при штабе конвойные делают, было не совсем ясно, но все так поняли, что место у Прокопия сытное и от окопов далекое.
На радостях Фефа затворила тесто на пироги, благо вместе с новостями из дома прислали мешочек сушеных яблок и немного прошлогодней клюквы – будет Анюте чем полакомиться.
Второй причиной для хорошего настроения было то, что сосед Поликарп Матвеевич согласился сдать им с июля свою дачу под Петергофом. Дача так себе, маленькая да старая, с протекающей крышей, но все же загородный дом! С одной стороны – недалеко, что позволит Афанасию Силычу их навещать, а с другой – не так и близко, кое-кому каждый раз бегать туда-сюда несподручно будет. Станут они с Анютой на крылечке посиживать, воздухом чистым дышать, авось глупые мысли из девичей головы и повыпадут.
Светлые мечты о летнем блаженстве настолько увлекли Фефу, что звонок в дверь она услышала не сразу.
Наскоро вытерев руки, вышла в переднюю и открыла. За дверью стоял молодой человек в студенческой тужурке.
– Добрый день, сударыня. Могу я видеть Анну Афанасьевну? – слегка поклонившись, произнес он.
Фефа моргнула и не ответила. Не поняла, о чем спрашивают.
– Так… я могу? – заметив ее растерянность, повторил посетитель.
– Кого? – переспросила Фефа и зачем-то спрятала руки под фартук.
– Анну Афанасьевну Чебневу. Она ведь здесь живет?
До Фефы наконец дошло, что молодой человек явился по Анютину душу.
– Так нету ее. До подруги пошла, – почему-то разом осипнув, ответила Фефа.
– Простите, а не могли бы вы передать ей, что заходил Синицкий?
Фефа проглотила вязкую слюну.
– А вы… кто ей будете?
– Я ее знакомый из «Привала комедиантов».
– Из какого привала?
– Коме… это… ну, в общем, вы передадите?
Фефа, словно не расслышав, продолжала глядеть на гостя. В ее голове роилось не менее сотни вопросов и одна единственная, очень короткая мысль: дождались!
Она не сомневалась, что перед ней стоит тот самый фармазон, которого она боялась узреть всю жизнь.
И ведь надо же! Физиономия у фармазона в точности такая, какую она себе представляла! Смазливая и с виду умильная! Даже ямка на подбородке имеется! В общем, пришла беда, отворяй ворота! Этот мигом Анюту скрутит и из отчего дома уведет! Фармазон, он и есть фармазон! От него спасения нет!
Тут Фефа вдруг очнулась и поняла, что она – единственная для Анюты заступа.
Она выпростала руки из-под передника и уперла их в бока. Увидев это, фармазон вздрогнул, что придало Фефе сил.
– А ничего я Анне Афанасьевне передавать не буду! Мало ли кто ее знакомым назовется! Почем я знаю, может, ее с дурными намерениями разыскивают!
Ошалевший от такого натиска фармазон отступил на шаг, но не ушел, а попытался выкрутиться.
– Что вы! Я не с дурными! Я хотел Анну Афанасьевну на Комендантский аэродром позвать! Смотреть на аэростаты и дирижабли! Выступления Императорский аэроклуб устраивает! Там сам Сикорский будет! Знаменитый русский авиаконструктор! Который «Русского витязя» и «Илью Муромца» построил!
Незнакомые слова, которыми сыпал фармазон, Фефу не впечатлили.
Она шагнула вперед.
– Ишь ты поди ж ты, что там говоришь ты! Никакого Сикорского нам не надобно! А по еропланам всяким мы сроду не хаживали!
– Аэродромам, – поправил фармазон.
– Да один ляд! Анна Афанасьевна девица приличная! Из хорошей семьи! Не хватало ей еще со всякими… знаться!
Фефа сделала следующий шаг. Еще чуток – и выдавит фармазона прочь.
Но тут откуда не возьмись в коридор влетела Нюрка и с ходу завопила:
– Ой, Фефа, только не убивай его! Не надо! Это мой друг Николай Синицкий! Он хороший!
– Друг, значит? Хорош друг! – решила не сдавать позиции Фефа. – Является в дом без приглашения…
– Я! Я его приглашала!
Нюрка смотрела весело. Еще чуть – и рассмеется прямо ей в глаза.
Ну что было делать?
Фефа одернула фартук и, сделав ледяное лицо, вымолвила:
– В другой раз пусть сразу объявляют, что по приглашению. А то ходют тут…
Она хотела сказать «фармазоны», но удержалась. Гостя обижать все же нехорошо.
Вот только сколь Нюрка того Синицкого другом ни называй, для нее он все одно останется вражиной!
Фефа еще раз окинула вконец оробевшего гостя не обещающим ничего хорошего взглядом, повернулась и неспешно удалилась в кухню.
– Вы ее не бойтесь, Николай, – глядя на Синицкого смеющимися глазами, сказала Нюрка. – Это она меня так охраняет от… нежелательных знакомств.
– Я понял и ругаю себя за оплошность, – улыбнулся Николай и, совсем уже оправившись от испуга, спросил: