– Ладно. Поймаем и этих. Не сомневайся.
– Я не сомневаюсь, – отвечала Нюрка.
В один из дней, когда тятенька уже мог самостоятельно садиться и даже с их с Фефой помощью дошел да уборной, пришел Николай.
В больницу как раз заявилась Фефа с полной кастрюлей жареной картошки.
– Таня хорошего постного масла дала, – сообщила она, доставая дары Волхвов. – Плата за то, что с матерью ее сидела. От полковничьих щедрот, думаю. Уж такая поджаристая получилась! Глянь, Анюта, язык проглотить можно!
На картошку подтянулась вся округа. Зашел даже доктор Борис Маркович с сестрами милосердия – Машей и Надей.
Все принялись хвалить картошку и до небес превозносить ту, кто ее приготовил.
Захваленная Фефа отвлеклась и не заметила, как на пороге появился давешний фармазон.
Только когда Нюрка с радостным возгласом кинулась к двери, подняла глаза и обомлела.
Фармазон собственной персоной! Нарисовался – не сотрешь!
Вмешаться и остановить его она, к своему великому сожалению, не успела. Нюрка схватила фармазона за руку и поволокла в коридор.
Не орать же вслед?
– Аня, прости, что не приходил. Не мог раньше.
– Ты здоров? Ничего не случилось? – взволнованно вглядываясь в его лицо, спрашивала она.
– Теперь да. Вполне. Как Афанасий Силыч? Я беспокоился за него.
– Уже лучше. Скажи, ты был после той ночи в «Привале»?
– Лишь однажды. Знал, что тебе интересно будет.
Нюркины глаза заблестели.
– Расскажи!
Она уселась на подоконник, собираясь слушать про интересное.
– Ольга Глебова с тех пор не появлялась. Слышал, что больна. За ней ухаживает Ахматова. А вот Лурье бывает. По-прежнему весел. Судейкин, кажется, собирается уезжать за границу с новой женой.
– Он ни при чем. Как и Кузмин. Биндюжника, то есть Павла Глебова, никто не нанимал. Он убивал сначала из любви к сестре, а потом из ненависти к ней. В ту ночь собирался убить и ее.
– За что?
– За то, что предала свой светлый образ и стала такой, какой он не хотел ее видеть.
– Она действительно не догадывалась, что все убийства – дело рук ее родного брата?
– Уверяет, не могла даже предположить, что ее брат вернется через столько лет. Куклы были его посланием, но она не сумела его прочесть.
– Скорее, не хотела. Оберегала свой покой. Как ты думаешь, если бы она догадалась раньше, убийств могло не случиться?
Нюрка долго молчала, а потом сказала:
– Не думаю, что она виновата. Глебов очень больной человек.
– Сумасшедший, лучше скажи!
– И несчастный.
– А Ольга разве нет? Думаешь, сможет жить по-прежнему?
– Не знаю. Когда увидела ее впервые, подумала, что она похожа на стрекозку. Беспечно и суетливо порхает по жизни, не задумываясь о том, что ждет впереди. А потом поняла: она просто играет роль. Прячется за маской феи кукол. Не хочет показывать раны, которых много в ее душе.
– Бедная Коломбина, – с нескрываемым скепсисом произнес Синицкий.
Нюрка взглянула с укором.
– Мне жаль ее. Дважды потеряла брата.
Они замолчали, думая каждый о своем.
– Глебов доживет до суда? – прервал молчание Николай.
– Не хочу об этом думать. Лучше расскажи, как там «Привал комедиантов»?
– Ты удивишься, но ничего не изменилось. Наняли новую подавальщицу и карлика. Едят, пьют, слушают Маяковского. Он теперь часто выступает.
– Громила? – поразилась Нюрка. – Не верю, что его стихи всерьез могут кому-то нравиться! Это же просто… словесные выкрутасы и ничего больше!
– Я тоже сначала был не лучшего мнения. Но недавно он прочел один стих… Пару строф я запомнил. Хочешь послушать?
Нюрка, помедлив, кивнула, готовясь к страшному.
– Завтра забудешь, что тебя короновал,
что душу цветущую любовью выжег,
и суетных дней взметенный карнавал
растреплет страницы моих книжек…
Слов моих сухие листья ли
заставят остановиться, жадно дыша?
Дай хоть последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг7.
Нюрка подняла на Николая заблестевшие от слез глаза, они шагнули друг к другу и неожиданно поцеловались.
Это был другой поцелуй, совсем не похожий на тот, которого она так долго стыдилась.
Вкусный и очень длинный.
И эта рука у нее на спине…
В конце коридора что-то упало, звякнув. Она отстранилась и улыбнулась.
Николай с трудом перевел дыхание, хотел что-то сказать, но замялся и спросил совсем другое:
– Тебе понравились стихи?
Нюрка кивнула.
«Последней нежностью выстелить». Не думала, что он на такое способен, этот горлопан.
Она немного покрутила пуговицу на его тужурке и неожиданно поинтересовалась:
– А как твоя книга? Материала хватает?
– О! После всего, что случилось, недостатка в нем нет! – рассмеялся Николай.
В коридор выплыла встревоженная Фефа.
– Анна, ты где? – зычно прокричала она, оглядываясь и не видя их в полутьме коридора.
Нюрка пригладила волосы.
– Анна – это серьезно. Это девятый вал. Надо бежать.
Она сделала уже два шага, а он все не отпускал ее руки.
– Увидимся, – шепнула она и побежала на голос.
Николай проводил ее глазами и вдруг, отвернувшись к окну, закашлялся.
Накануне
Афанасия Силыча отпустили из больницы, и дома наконец-то наступила благодать. Даже Фефа оставила свои фельдфебельские замашки, лишь бы ничем не огорчать ослабевшего героя.
Еще в палате Чебнев узнал, что со стороны довольного начальства готовится ему награда – та самая медаль. А к ней в придачу – денежка, да неплохая.
На радостях Афанасий Силыч накупил домашним подарков и всякой еды. Фефа испекла сладкий пирог с ревенем. На торжество было решено позвать гостей.
Была задумка и у Нюрки. Для ее исполнения она отправилась домой к Синицким.
В прошлый раз повела себя довольно смело, и это мягко сказано. Ворвалась к незнакомым людям, решительно вызвала Николая и увела за собой. Но тогда была причина вести себя беспардонно. Впрочем, в тот момент она думала лишь о том, как поймать убийцу, и совершенно забыла о манерах.
Нынче пришлось вспомнить.
Она хотела пригласить Николая в гости, а это совсем другой коленкор. Вот почему на ней было нарядное платье, и волосы не кудрявились в беспорядке, как обычно, а были приглажены и туго стянуты голубой лентой.
Оглядев себя, Нюрка осталась довольна. Выглядит вполне взрослой и благовоспитанной барышней.
В квартиру Синицких она позвонила, волнуясь и беспрестанно облизывая губы.
Хорошо, что дверь открыла горничная, дав гостье немного прийти в себя.
Нюрка назвалась.
– Пройдите в кабинет хозяина.
Она даже осмотреться не успела.
– Вы Анна?
В комнату вошла высокая, стройная дама.
– Да. Здравствуйте. Извините за вторжение. У меня срочное дело к Николаю.
– Он в больнице, – перебила дама.
– Почему? То есть, простите, что произошло?
Дама подошла и взглянула пронзительно.
– Он говорил вам, что у него вялотекущая чахотка?
– Говорил. И что?
– Вас это не пугает?
Нюрка вздернула нос.
– Нисколько.
Дама отошла к окну, немного постояла и вдруг обернулась к гостье:
– Я рада вашему знакомству. Навестите его. Он будет счастлив. А когда вернется домой, мы будем рады принять вас у себя.
Нюрка присела в коротком реверансе.
– Благодарю вас, мадам.
– Зовите меня Марьей Николавной.
В палате было шумно. Нюрка, ожидавшая больничной тишины и благости, остановилась и захлопала ресницами.
Николай полулежал на больничной койке, а вокруг – на кроватях, тумбочках и где попало – сидели студенты. Гомон стоял такой, что было непостижимо, как медицинские начальники еще не разогнали эту компанию.
Она постояла немного, пытаясь принять независимый вид.
– Я сказал в ответ, что профессоров у нас триста семьдесят девять человек, а студентов почти шесть тысяч!
– И что Гримм?
– Ректор? Обещал разобраться!
– Что ему остается? На дворе двадцатый век!
Наконец ее заметили, и в мгновение ока наступила тишина. Та самая. Больничная.
– Добрый день, Николай, – произнесла Нюрка очень светским тоном.
Синицкий покосился на товарищей и ответил в унисон:
– Здравствуйте, Анна Афанасьевна. Счастлив видеть вас.
Студенты еще пару мгновений смотрели на девушку, потом дружно поднялись и двинулись к выходу.
Каждый, проходя, поклонился, а один остановился, приложился к ручке и сладким голоском произнес:
– Enchante, мадмуазель.
Нюрка еле сдержалась, чтобы не прыснуть. Вспомнила, как сама так же ответила Синицкому в день знакомства.
Когда дверь закрылась, она кинулась к Николаю и с ходу поцеловала.
– Ужасно скучала по тебе.
– И я по тебе. Ты не представляешь как! – ответил Синицкий.
Глаза его так и сияли. Нюрка, глядя в них, подумала: если будет приходить каждый день, он поправится быстрее.
– Если ты будешь приходить каждый день, я поправлюсь быстрее.
Не удивившись такому совпадению мыслей, она молча кивнула.
– Что у тебя? Все хорошо?
– Все отлично! – беспечно ответила она. – Тятенька купил мне дивный ридикюльчик.
– А что это такое? – наморщил лоб Николай.
– А вот.
Нюрка потрясла перед его носом сумочкой.
– В самом деле дивный, – согласился Синицкий.
Нюрка, не выдержав, рассмеялась.
– Только ходить с ним некуда! Взяла, чтобы тятеньку не обижать. Он кучу денег на него истратил, выдержал неравный бой с Фефой. Она сердилась ужасно! Сказала: лучше бы пальто новое ребенку купил, чем на всякие глупости деньги транжирить!
Они весело рассмеялись.
– С ним можно поехать в Париж! – предположил Николай.
– Тю! От нас до Парижа как до луны! Даже не представляю, что должно случиться, чтобы я попала в Париж!
Николай взял ее руку и поцеловал.